Но почему комната выглядит как больница?
Возле кровати цаплей возвышается капельница, на тумбочке – тонометр.
Рядом выстроились принесенные снизу журнальные столики.
На них стоит парочка медицинских приборов.
В одном Ника признала кардиограф, назначение второго, внешне похожего на компьютер, ей было неизвестно.
К чему это все? Ника попыталась привстать…
У окна, в лучах осеннего солнца, притулилась хрупкая, родная фигурка. Сын услышал, что она пошевелилась, вскочил, бросился к ней, закричал:
'Мама!
Мамочка!!!' Обрушился на кровать, целовал ее щеки, плакал… Она обнимала его и поражалась, какие тяжелые и непослушные у нее руки.
– Васечка, что случилось? – наконец спросила она.
– Ты поправилась, мама! – торжественно крикнул он.
– Но что со мной было? – Ника действительно не помнила.
Василек не стал объяснять.
Он вскочил с постели, виновато пробормотал:
«Сейчас!» – и вынесся из комнаты, крича на ходу:
Вася! Вася! Мама проснулась!!!
«Вася? – облилась холодным потом Ника. – Это было – не сумасшествие?»
Но в комнату уже входил Василий Безбородов.
Нет, не сам Васечка, а человек, похожий на него.
Человек, каким мог бы стать через двенадцать лет Васька.
Если бы не погиб.
Его глаза – теперь в лучах морщинок.
Те же губы – только более жесткие. Те же волосы – густые, черные, но с серебристыми прядями.
Он подошел к Нике, ловко взялся за пульс.
Тут же отпустил ее руку.
Она инстинктивно, стараясь спрятать, сунула руку под одеяло. Спросила – плохо, что шепотом не получается говорить строго:
– Что за комедия? Вы что, Васин родственник? Он присел на кровать и сделал вид, что не замечает, как Ника старается отодвинуться от него подальше.
Наклонился к самому ее лицу. Сказал негромко:
– Вера, это – я.
Кошмар возвращался.
Она снова почувствовала тяжесть в груди.
Ладно, спорить пока не будем.
– Что со мной? – потребовала она.
– Было ., м-мм.., плохо с сердцем, – ответил он.
– Это не диагноз, – оборвала его Ника.
– Молодец, Верка. Узнаю, – похвалил тот, кто называл себя Безбородовым.
– И все-таки?
– Гипертонический криз, – коротко ответил он.
И, увидев, как расширились от страха ее зрачки, твердо добавил:
– Все меры приняты, организм молодой, лучшие врачи. Пара месяцев щадящего режима – и будешь как новенькая.
Она не сводила с него глаз, из закоулков памяти послушно всплывали картинки: они с Васей на Волге… В театре… Вместе идут из института… Нет, никакой брат не может быть так похож.
Да и не было у Васечки брата!..
Это действительно он.
Давно похороненный, оплаканный…
И – скажем честно – позабытый. Ника набрала в легкие побольше воздуха:
– Жаль, я…
Он попытался было возразить, но она его остановила и закончила:
– Жаль – пока не могу набить тебе морду.
Василий расплылся в счастливой улыбке:
– Буду ждать с нетерпением.
Под ее холодным взглядом улыбка сползла с его лица.
Он попытался взять ее за руку – Ника отстранилась.
– Я не знал, – склонил голову он. – Не знал, захочешь ли ты меня видеть…
– Про нашего сына ты тоже не знал?
И про маму свою – не знал?! – из последних сил, но строго говорила Ника.
– Она до сих пор плачет!..
По тебе – плачет! Двенадцать лет!
– Прости, – жестко сказал Василий. – Я виноват. Но у меня были причины. Я не мог вернуться.
И не мог дать о себе знать – меня бы сразу арестовали.
Приходилось, извини, таиться… Когда ты поправишься, я расскажу подробно. Все расскажу…
Его тон звучал безапелляционно. И это было для Ники внове.
'Да, это Васька. Но он – совсем не тот прежний Василек, – мгновенно поняла она.
– Не тот мягкотелый мальчишка, что таскался за мной от института до общаги… И мечтал урвать поцелуйчик…'
– Ты наконец вырос… – устало сказала она.
– Ты – тоже выросла, – парировал он.
И поспешно добавил:
– Но стала еще красивей.
Ника не стала спорить.
Глупо тратить силы на пустячные разборки, когда каждая фраза дается с таким трудом. Безбородов цепко взглянул на нее:
– Ты устала, я ухожу, отдыхай.
– Подожди. – Нику что-то беспокоило. Что-то важное. Даже более важное, чем чудесное воскрешение отца ее сына. – Какое сегодня число?
– Среда, двадцать шестое.
– Двадцать шестое? – У Ники перехватило в горле.
– Ты была без сознания четыре дня.
– Не может быть!
– Верочка, даже самый здоровый организм не в состоянии выдержать все.
– Да я не о том, – раздраженно сказала она. – Мне никто не звонил?
И прошептала еле слышно:
– Нужно вставать… Сегодня последний день. Последний срок, который ей дал шантажист. Безбородов расслышал ее шепот и твердо сказал:
– Вставать тебе нельзя.
И не нужно. Вася предвидел ее реакцию. Как только она, борясь с головокружением, начала приподниматься, он сильными руками снова уложил ее на постель.
– Пусти! Мне нужно! Это очень важно!
– Что ты за наказание! – воскликнул он. – Лежи тихо. Пермяков тебя больше не тронет.
– Пермяков? – выдохнула она.
– Да, Пермяков.
Тот, кто тебя шантажировал.
