И все-таки как он хорош!
Интересно, каков он в постели?
* * *
– Сто лет тебя не видел, – улыбнулся Дима, высвобождаясь из объятий Игрека.
– Точнее – ровно три года и три месяца.
– О, милый, – поерничал Полуянов, – ты считал дни с момента нашей встречи.
– Не дождешься, – усмехнулся Игрек. – Просто я никогда ничего не забываю.
– Я помню, что ты всегда все помнишь. Наверное, тяжело?
– Не тяжелей, чем записывать каждую мелочь в блокнотик. Пойдем, я угощу тебя обедом, – сказал Игорь. – Здесь рядом чудный рыбный ресторанчик.
– С удовольствием. Ну, расскажи, как ты?
– Преподаю, – пожал плечами Игрек. – Университет имени Франклина, кафедра математики. Полный профессор.
– Как отец?
– Спасибо, тоже в порядке.
– Скучаешь по родине? По милым березкам?
– По березкам – нет. Здесь растут аспены – они почти такие же, – пожал плечами Игрек. – По родине – тоже, признаться, не тоскую. А вот по друзьям – скучаю.
Иногда.
…Через семь минут товарищи уже сидели за столиком, покрытым белейшей скатертью, – у огромного, до пола, окна с видом на залив. Судя по тому, с какой предупредительностью принял Игрека метрдотель, Дима понял, что ресторан не из дешевых. Народу – раз, два и обчелся, пианист негромко наигрывает что-то джазовое.
Подошел официант, представился, улыбаясь. Протянул каждому меню и карту вин.
Дима выложил на стол пачку 'Мальборо'. Официант изменился в лице. Наклонился к Игорю и что- то прошептал ему.
– Чего это он? – спросил Дима по-русски.
Игрек усмехнулся:
– Говорит, что в ресторане не курят. И если мы собираемся курить, то нас пересадят за особый стол. Я думаю, куда-нибудь на кухню, между плитой и посудомоечной машиной.
– Гадская Америка! Как она меня уже достала своим здоровым образом жизни! Передай ему, что мы, так и быть, не будем курить. Пусть не волнуется, гаденыш. I quit smoking! Right now! <Я бросил курить! Прямо с этой минуты! (англ.)> – крикнул он официанту.
– Разреши, я сделаю заказ по своему вкусу? – спросил Игрек.
– Разрешаю, – буркнул Дима. Очередной запрет на курение здорово расстроил его.
Когда половой отошел, Игорь протянул Диме через стол тот самый сверток в подарочной бумаге.
– Это для тебя, – сказал он. – И еще для одной молодой особы.
Дима взвесил сверток в руке:
– Деньги? Золото-бриллианты?
Игрек молча улыбался.
Дима разорвал подарочную бумагу.
В свертке были две фотографии. Две одинаковые фотографии. Каждая обрамлена в изящную, со вкусом подобранную и, видно, не дешевую рамку.
На обоих фото – один и тот же кадр. Три человека:
Дима, Татьяна Садовникова и Игрек – Игорь Старых.
Карточки, очевидно, были сделаны скрытой камерой.
Все трое, в очень поношенной, очень русской, нелепой одежде. Они только что вышли из железной двери в глухой стене. Лица у всех изможденные, однако почему-то одновременно и одухотворенные, и довольные.
– Единственная картинка, где мы втроем вместе, – прокомментировал Игорь. – Это нас выпускают из финской тюрьмы <Подробнее см.: Литвиновы А, и С. 'Отпуск на тот свет'.>. Через запасной выход, помнишь?
Один-единственный папарацци исхитрился и сделал кадр. Для газеты 'Сан'. Я нашел ее в здешней библиотеке. Вот и заказал по карточке для каждого из нас троих.
– Спасибо, старик, – прочувствованно сказал Дима.
Он и в самом деле был тронут.
– Одно фото передай Татьяне, – продолжил Игрек. – Второе, если хочешь, оставь себе. Третье я повесил у себя в гостиной.
– А ты стал сентиментальным, старик.
– Годы.
Официант принес аперитив: Игреку – мартини, Диме – джин с тоником.
– Как поживает Татьяна? – спросил Игорь.
Дима не успел ответить: зазвонил телефон. Он ни от кого в Америке звонка пока не ждал и в первый момент не понял, что телефон трещит в его кармане. Оторопело выудил мобилу, произнес:
– Хэллоу?
– Дорогой сосед?
В трубке прозвучал ленивый, волнующий, хрипловатый женский голос. Только через пару секунд Полуянов сообразил, что это – Пола Шеви.
– Да, это я, – произнес он по возможности интимней.
– Не соблаговолите ли заглянуть ко мне попросту, по-соседски? На обед?
– Да, я готов, – быстро согласился Полуянов. – Когда?
Вечерняя поездка в центр и прогулка по бутикам (до чего обидно разглядывать дорогие вещи, а себе ничегошеньки не покупать!) Надю окончательно измотали.
Она вернулась домой в одиннадцать и, даже не сняв пальто, бросилась наполнять ванну – нужно хоть немного прийти в себя!
Пока набиралась вода, она быстро разделась и заварила себе послеваннового зеленого чаю.
Лежа в теплой воде, Надя с трудом поборола искушение просто расслабиться и полежать- помечтать. Нет, не годится – взялась за себя, не отступай! Она очистила лицо самопальным скрабом из геркулесовой крупы и втерла в волосы маску из голубой глины. Потом принялась за упражнения: в книгах советовали заниматься растяжкой именно в ванне. Родион, пробравшийся внутрь, недоуменно наблюдал, как хозяйка выбрасывает вверх то одну, то другую ногу, и фыркал, когда на него попадали капельки воды.
Юркнув после купания в постель, Надя попыталась было читать – рядом с кроватью лежал томик Чехова.
Но любимый писатель не пошел. Она открыла 'Дом с мезонином' и поняла, что выстроенные, полные нерва предложения требуют читательской самоотдачи. А когда голова занята кучей суетных мыслей, не получается наслаждаться мастерским, но не самым простым текстом.
'Мне бы сейчас Сандру Браун читать', – подумала Надя, откладывая Чехова. Но женских романов она не держала и потому просто выключила свет. Долго лежала без сна. Обдумывала, как подобраться к первым подозреваемым: консультантше Наташке и Марий из газетной читалки.
Мария с ее костюмчиком за одиннадцать месячных зарплат, а пуще того – Наташка на 'Ауди' выглядели более чем подозрительно. Обе ведь – из скромных семей, обе – не замужем. И – далеко не красотки, богатые любовники им не светят. – Еще месяц назад вся библиотека жалела Наташку, на которую
