Надя так глубоко задумалась, что не заметила, как в буфет вошла, тоже одна, Машка из газетной читалки.
Надя увидела коллегу лишь тогда, когда Маха, с чашкой кофе наперевес, зашагала к пустому столику. 'Ко мне почему-то не села, – подумала Митрофанова. – Ну и черт с ней, больно нужна. Чего уж тут: я знаю Машкину тайну – тайну тяжелую, неприятную – и жду, что она мне на шею будет бросаться?'
Надя вновь отвернулась к окну. Снежинки исполняли бешеный танец, далеким фоном в буфете галдели читатели-студенты. Больше всего Наде сейчас хотелось встать, даже не поднимаясь в зал за пальто, схватить на последние деньги такси и умчаться отсюда прочь, домой, в одиночество, в тепло, к Родиону. До чего же холодно… Может, она простудилась? Нет, это у нее просто кофта с плеч сползла, лежит на краешке стула, а она даже и не заметила…
Надя стала подтягивать кофту, слегка повернулась – и случайно перехватила Машкин взгляд. Та, съежившись на своем стуле, смотрела на Надю не мигая, и ее глаза полыхали неприкрытой, откровенной, сжигающей злобой.
* * *
Наталья вернула медицинские справочники только в девять вечера, когда Митрофанова уже с ног валилась.
Веселая, будто бы тоже не отпахала две смены, впорхнула в зал:
– Диагноз установила! У меня действительно аллергия! Там пишут, надо пить супрастин! Сегодня куплю.
Надя слабым голосом возразила:
– И думать не смей – будешь, как сонная муха. Супрастин – это каменный век! Ты посмотри; в каком году эти справочники издавались!
И подумала: 'Дернул меня черт рассказать, что мамуля была медсестрой, а я сама когда-то в медицинский собиралась!' Но от Наташки так просто не отобьешься.
Да и все равно, делать Митрофановой было нечего. Хотя библиотека закрылась, Дарья Михайловна домой не спешила, а без нее из зала не выйдешь, ключ у них один на двоих. На начальницу Надя тоже злилась: ей пора в хранилище редкие книги сдавать, но сумка шефини – вот она, на стуле, значит, уходить нельзя. Уйдешь в хранилище – нарвешься на претензию, что Михайловне пришлось стоять под дверью. Будешь дожидаться, пока она изволит объявиться, – хранилищная Нина Аркадьевна обтявкает.
Надя выбрала, как ей казалось, меньшее из зол и решила дождаться начальницу. Только и оставалось тоскливо поглядывать на часы, а покуда – воспитывать Наташку, чтобы лечилась по науке, а не по архаичным медицинским справочникам. И Надя принялась читать ей лекцию о современных антиаллергических средствах.
Записывать на бумажке названия рекомендуемых лекарств. А Наташка преданно кивала и грустила из-за того, что Митрофанова запретила ей есть апельсины и шоколадки…
Санпросвет прервала шефиня. Ворвалась наконец в зал пулей, словно девчонка-студентка. Увидела Наташку, нахмурилась:
– Опять ты здесь?!
– Принесла справочники, как велели, – вытянувшись во фрунт, доложила та.
– Обложку приклеила?
Наташка гордо продемонстрировала неровную заплатку из скотча.
– Поставь на место. – Михайловна махнула на стремянку – А ты, Надежда, в хранилище беги, тебя Нина Аркадьевна уже заждалась.
Надя послушно подхватила приготовленные к сдаче книги.
Наташка жалобно заморгала. Опасливо взглянула сначала на стремянку, потом – на Дарью Михайловну.
Лестница, кажется, пугала ее больше, чем начальница зала. Верхушка стремянки – четыре метра от пола! – уходила под самый потолок, терялась в вечернем полумраке. Наташка захныкала:
– Можно.., можно я завтра поставлю? А то так темно…
Дарья Михайловна молча подошла к выключателю и дала полный свет, обычно не включавшийся из экономии На пятиметровом потолке заиграли тени. Стало заметно, что за окном сегодня особенно сумрачно и колко: поднялась настоящая вьюга.
Натаха подхватила справочники и обреченно направилась к лестнице.
– Я и не знаю, куда их ставить, в первый ряд или во второй, – бурчала она. – А стремянка у вас какая-то шаткая…
Дарья Михайловна не сводила с нее гневного взгляда, и Наташкино бурчанье быстро смолкло, переродилось в какие-то невнятные звуки. Она опасливо поставила ногу на нижнюю ступеньку. Лестница скрипнула. Наталья поднялась выше – стремянка качнулась и заелозила по паркету.
– Ой! – пискнула Натка.
Надя, уже дошедшая до дверей, остановилась. Фу, просто смотреть противно!
– Сейчас свалится, – напророчила она.
– Ну ты-то хоть под руку не говори! – возмутилась Наташка.
'Ну вот, я же еще виновата!' – Надя поспешно вышла; из зала. Ее остановила начальница:
– Надежда, вернись!
Пришлось возвращаться.
– Поставь сама. А она, – презрительный кивок на Наташку, – пускай вместо тебя в хранилище сходит.
Наташка спрыгнула со стремянки. Обрадованно кинулась к Наде, протянула ей справочники. Ну и ладно, Надя лазить по стремянке совсем не боится. А что в хранилище не идти – это хорошо: с ворчуньей Ниной Аркадьевной общаться не придется.
Наташка весело помчалась прочь из зала. Дарья Михайловна вслед припечатала:
– Неумеха. Смотри книги по дороге не растеряй.
Надя ловко вскарабкалась по стремянке к самому потолку. В ее опытных руках лестница вела себя идеально: не скрипела, по полу не елозила. С толстыми справочниками, правда, пришлось повозиться: книги-соседи уже успели сомкнуться и никак не хотели принимать товарищей назад. Пришлось, глотая пыль, положив справочники поверх книг, обеими руками раздвигать строй томов.
– Вот уж эта Наташка, – ворчала Надя, – 'Трое в лодке', что ли, ей дать почитать? Как мужик у себя все болезни нашел – кроме воды в колене?
Дарья Михайловна, снизу наблюдавшая за Надиными мучениями, не удержалась, поправила:
– Не воды в колене, а родильной горячки!
Надя, воюя с талмудами, возразила:
– А вот и нет! Я 'Троих в лодке' на английском читала, и в оригинале болезнь называется 'хворью горничных' – в смысле, они на коленках пол моют, и от этого у них коленные чашечки воспаляются. А родильная горячка – это переводчик придумал, чтоб смешнее было.
Вредные книги наконец согласились принять в свои ряды беглые справочники. Надя как могла отряхнула пыльные руки, украдкой от начальницы протерла их о книжные корешки. Как, интересно, полки до сих пор не обрушились? Стоят ведь одна на другой и талмудами перегружены – считай, вдвое. По нормам полагается ставить их в один ряд – но томов расплодилось столько, что уже давно стоят в два. Последний – у самой кромки полки, а некоторые толстые издания даже полувисят в. воздухе. За такие полки, спускаясь по лестнице, и не подержишься – Наташка, наверное, потому лазить боится.
Плюс потолки, конечно, у них в библиотеке высоченные. Наверно, самые высокие во всей Москве. Только в церквях – выше. Самой большой стремянки – и то до верхней полки не хватает.
– Спускаюсь! – сообщила Надя.
Взглянула вниз: эх, высоко, как на парашютной вышке стоишь! Побыстрей спуститься и наконец домой…
Надя отцепила руки от полки и забалансировала на верхней ступеньке.
– Эй, аккуратней! – тревожно крикнула Дарья Михайловна.
– Все в порядке! – ответила Надя киношным штампом и ловко перенесла ногу на вторую сверху ступеньку, потом на третью… Нет, руки пока девать некуда, нужно еще чуть-чуть вниз спуститься, и тогда
