возвратил бригаду на Дунайский берег восточнее Эрда. В ночных маршах с лихвой доставалось двум членам экипажей: командиру машины, который обычно сидел на крыле танка, и механику-водителю. Их старались почаще подкреплять на ходу венгерской колбаской и даже преподносить «согревающего». В каждом «Шермане» имелось две двадцатилитровые канистры с довольно широкой, хорошо закрывающейся горловиной, в которых хранился НЗ – белое вино. Пришлось дать разрешение на частичный его расход. Одноразово – по триста граммов на каждого члена экипажа, а командиру и механику-водителю – такая же норма дважды, а то и трижды за ночь в зависимости от протяженности маршрута.
На правом берегу Дуная, в каких-то пяти-восьми километрах западнее нас, шло жесточайшее танко-артиллерийское сражение. Мы понимали, что и нам – «эмчистам» – через несколько часов, возможно, придется принять бой. Приказал еще раз проверить оружие, боеприпасы. Наше почти еженощное мотание по зимним дорогам могло сказаться на работе механизмов пушек и пулеметов. К счастью, все было в полном порядке. Случайно обнаружилось, что на танке начальника штаба батальона не действовали ни электрический, ни механический повороты башни.
Начальник артснабжения гвардии старший лейтенант Иван Корчак с бригадой оружейников стали искать причину случившегося. Разобрали механический, или, как его еще называли, ручной, поворот башни, но он был исправен. Собрали. Опробовали, но башня – ни с места. Занялись проверкой электрического поворота. Начали тестировать проводку, и в этот момент снаружи «Эмча» раздался гомерический хохот. Гвардии старшина Григорий Нестеров хватался за живот от смеха. Еле переведя дух, крикнул: «Стойте! Посмотрите на башню!» Всего можно было ожидать, но только не того, что было обнаружено. Как известно, много иль мало выпито, но что-то со временем должно быть и вылито. А как это сделать в ходе движения? Не останавливать же для этого колонну. Танкисты умудрялись прямо на ходу, стоя в башне, «кропить» дорогу. Не всегда получалось «чистое» отправление. Какое-то количество мочи попадало на броню и стекало вниз на погон башни, вокруг которого на корпусе «Шермана» был прикреплен защитный бортик, предохраняющий стык «башня – корпус» от попадания пули или снаряда. Вот в этой «окружности» и скапливалось «вылитое» танкистами. Мороз делал свое дело после остывания жидкости…
Были осмотрены все «Эмча». На двух из них обнаружилась такая же «неисправность». Устранялась выявленная «поломка» довольно просто. Паяльной лампой растапливали лед, тряпками убирали влагу, и механизмы поворота работали нормально.
К исходу 26 января наступление гитлеровцев выдохлось. Поставленная цель – деблокировать окруженные в Будапеште войска – осталась невыполненной. Хотя жертвы были принесены немалые…
Утром 27 января началось контрнаступление советских войск… Частям 9-го гвардейского мехкорпуса был дан «Отбой!». Назначен район сосредоточения восточнее венгерской столицы для подготовки к новым боям и сражениям.
Коля-югослав
В январе сорок пятого года 46-я гвардейская танковая бригада сосредоточилась в деревне Илле, что в 18 километрах восточнее Будапешта. Личный состав моего батальона (я уже стал комбатом) готовился к предстоящим боям. Шла ежедневная напряженная учеба под неумолкающий грохот сражения за венгерскую столицу.
С раннего утра до позднего вечера, а то и ночами напролет командование батальона пропадало на танкодроме, где шлифовались навыки вождения машин, или на стрельбище – здесь гвардейцы повышали свое огневое мастерство. Надо было торопиться. Нам – «низам» – неведомы были замыслы «верхов». В любой момент мог поступить приказ на наступление. Однажды я вернулся в расположение своего подразделения после очередных ночных занятий. Это, помнится, были двадцатые числа января. Начальник штаба батальона гвардии старший лейтенант Николай Богданов доложил мне о последних распоряжениях старшего командования. И в конце доклада добавил: «К нам просится в воспитанники паренек- югослав».
Я должен был решить: «Да» или «Нет». Начштаба – правая рука командира – улыбнулся и попросил: «Давайте возьмем. На одного бедствующего сироту на земле станет меньше, а у нас – в «полку» Николаев – прибудет!»
Дело в том, что в батальоне уже был воспитанник Николай Демкович. Мы его взяли на украинской земле в начале сорок четвертого года… Пригласил всех своих четырех заместителей. Выслушал их мнения по данному вопросу. Все высказались «за»…
После кратковременного отдыха и решения текущих дел жизни и учебы подчиненных пригласил к себе Колю Радина… Невысокий белобрысый юноша со смелым взглядом серых глаз. Посадил рядом. И потекла более чем часовая беседа. Хорошо помнится то наше первое знакомство… Военное лихолетье свалило на плечи четырнадцатилетнего подростка тяжелую ношу. Почти два года назад он остался со старшей сестрой без родителей и без крыши над головой. Его отец погиб в партизанском отряде, а мать скончалась от тяжелых ран, полученных при бомбежке городских кварталов гитлеровской авиацией.
Скитались по деревням Баната, а затем перебрались в Венгрию, где было чуть легче прожить. Батрачили, не гнушаясь никакой работы. В октябре сорок четвертого года сестра уехала в Будапешт и пропала без вести. Вот уже третий месяц Коля жил один… На ломаном русском языке просил меня: «Возьмите с собою. Буду мстить фашистам за родителей…»
Распорядился Николая Радина зачислить в штат батальона на должность оружейного мастера, к начальнику артиллерийского снабжения гвардии старшему лейтенанту Ивану Корчаку, чем очень обрадовал нового воспитанника, получившего прямой доступ ко всем огневым средствам танков…
Попросил своего заместителя по хозяйственной части гвардии старшего лейтенанта Сергея Смирнова как можно быстрее экипировать Колю – придать ему «армейский вид»… Сапоги подобрали на батальонном складе, а в мастерской бригады портной вскорости подогнал Коле гимнастерку и бриджи. Трофейная куртка дополнила гардероб мальчишки…
Через неделю состоялся торжественный «ввод» Радина в нашу «боевую танковую семью»… Замерли в строю шеренги экипажей. Коля Радин – подтянутый, в новой армейской форме, сияющий, как «новый пятиалтынный», стоит перед «коробочкой» батальона, лицом к сотне своих однополчан. Николай Богданов зачитывает приказ о зачислении Радина на все виды довольствия. После чего заместитель командира батальона по политической части гвардии капитан Александр Туманов вручает новому «эмчисту» знак «Гвардия».
Итак, к воспитаннику Николаю-украинцу прибавился Николай-югослав. Отныне мы – танкисты, его отец и мать, братья, друзья, что налагает на нас груз ответственности за жизнь и здоровье Коли Радина.
Надо сказать, что Коля в наш боевой коллектив вписался легко и довольно быстро. Причиной тому был не такой уже и большой разрыв в возрасте подавляющего большинства танкистов (18–20 лет) и нового сына батальона (14 лет). Приняли его как младшего брата, в какой-то степени перенеся свою любовь к родным братьям и сестрам на Николая. Да и сам наш «приемыш» всячески способствовал такому к нему отношению: исключительно уважительный, готовый с экипажами выполнять работу по обслуживанию «Эмча». Целыми днями и ночами он пропадал на полигоне, готовил боеприпасы к очередной стрельбе. Нередко командиры взводов, а то и рот позволяли Радину пострелять с курсового пулемета. Любимое хобби Николая – вождение мотоцикла, а позже и автомобиля… В распоряжении начальника артснабжения Ивана Корчака находился трофейный немецкий мотоцикл с коляской. На нем доставлялись на полигон снаряды и патроны. Вскоре после зачисления Коли в штат он сделался постоянным «хозяином» этих «трех колес». Танкисты нередко подшучивали над Николаем: «Ты, наверное, и спишь в обнимку с мотоциклом?» В ответ он только улыбался.
Я же, видя, огромную тягу Радина к технике, для себя порешил: «В предстоящих боях обязательно из трофеев выбрать хороший двухколесный мотоцикл и подарить его Миколе»…
