Василия, а цвет имело жирно-коричневый, словно пропитано было масляной краской.
Ромка распрямил сведенную спину и поднялся в рост – полюбоваться. Балдеож…
– Ты что ж это, поганец, делаешь?! – разорвал утреннюю тишину вопль, исполненный изумления и злобы. Ранняя пташечка Клавка вышла на промысел.
– Чего вопишь? – благодушно осведомился Ромка. Он был до того очарован первым выложенным кольцом, что даже не удосужился взглянуть на Клавку.
– Ты мой броневичок поганить? Тут люди собираются, вопросы с него решают!
Ромка присел на корточки и любовно устранил легкий извив, пока не схватилось намертво. Нет, отлично легло колечко…
– Я кому говорю?.. Ромка повернул голову.
– Клавк, – задумчиво молвил он. – Вот перемкну пару кабелей, и будешь неделю дома сидеть…
Клавка набрала полную грудь воздуха и уже открыла рот, как вдруг взглянула Ромке в глаза – и поняла, что он не шутит.
Рот медленно закрылся, воздух был относительно тихо выдохнут. Конечно, будь рядом свидетели,
Клавка еще, пожалуй, и пошумела, поерепенилась бы малость – марку поддержать. А так… Словом, когда Ромка, устранив пару-тройку огрехов, снова поднял голову, Клавки на пятачке уже не было.
Следующей, как ни странно, заявилась Лика. Что ее выгнало из дому в такую рань – сказать трудно. Обычно она в это время еще нежилась в гамаке… Остановилась, подождала, когда Ромка поднимет голову, естественно, не дождалась и в недоумении обошла глыбу кругом; приглядываясь к творящемуся на вершине.
Ромка уже заканчивал выкладывать третье кольцо.
– Доброе утро, Рома, – сказала Лика.
– Привет, – буркнул Ромка, головы по-прежнему не поднимая.
Лика, склонив голову к плечу, задумчиво и тревожно смотрела на еще не завершенную, но уже уродливую композицию.
– И что это будет? – хрустальным голоском осведомилась она.
Ромка встал и вытер руки о штаны. С третьим кольцом было покончено.
– Фиг, – ответил он не без гордости.
– Прости, не поняла…
Он снисходительно улыбнулся и сложил для наглядности известную комбинацию из трех пальцев.
– И… кому же ты его… адресуешь? – несколько оторопело спросила она.
– А вообще! – И Ромка щедрым жестом объял необъятное.
Лика, право, не знала, что и ответить.
– Между прочим, – холодно заметила она наконец. – Фига, если хочешь знать, женского рода, а не мужского.
– Это у тебя женского, – огрызнулся Ромка. – А у меня – мужского.
Лика оскорбленно вскинула плечики – и удалилась.
Потом публика повалила валом. Посмеиваясь, наблюдали, как Ромка, упрямо отклячив нижнюю губу, раскатывает очередного масляно отсвечивающего удава, рвет его натрое и выкладывает по частям следующий ярус. Задавали вопросы. Чаще всего: «Кому фиг-то?» Сначала Ромка говорил: «Хозяевам!», но потом озверел и начал отвечать: «Тебе!» Покручивая головами, отходили. Дескать, чем бы дитя ни тешилось – только бы кабели не перемыкало…
Приковылял Пузырек, поглядел скептически, почесал за ухом.
– Эх! – сказал. – Знал бы – ни за что бы менять не стал. Сколько сырья загубил – страх подумать!
Несколько раз в проходах между опорами появлялся хмурый Василий, но к глыбе так и не подошел. Переживал издали.
Словом, первый день творения никого особенно не встревожил.
Загрузив мешки и сетку с капсулами в скок, Ромка шагнул вслед за ними и невольно присвистнул. Пять надзорок на одном пятачке – не многовато ли?
Прямо целый патруль. Поволок первый мешок к пьедесталу – и сразу же наткнулся на округлое акулье рыло.
– Ну чего, чего? – прикрикнул, выпрямляясь. – Иди вон алкашей своих лови…
Такое впечатление, что надзорка колебалась. Дороги не уступила, но, когда Ромка поволок мешок в обход, препятствовать тоже не стала. Хотя (был такой момент) блики на чернильной гибкой броне метнулись зигзагами, и показалось, что тварь сейчас сманеврирует и снова окажется с ним нос к носу.
С одной стороны, все это Ромке очень не понравилось, а с другой – он вдруг ощутил прилив сил и победное злорадство. Ишь, чувырлы гладкие! Зашевелились? Почуяли?
Уклоняясь от прямых столкновений, он в несколько рейсов забросил мешки и сетку в седловину, после чего надзорки как-то сразу выпали из его поля зрения. Теперь для него существовали только покатая вершина глыбы да корявое волнисто вылепленное основание, похожее на обрубок печной трубы. Ромка щелкнул по нему ногтем и звуком остался доволен, Схватилось…
Кстати, а который фиг лепить-то? Левый или правый? Сложил два кукиша, сравнил… Правый. Наше дело правое…
Места вот только маловато… Ромка озабоченно огляделся и наконец решил переложить мешки на вершину, сетку с капсулами бросить прямо в трубу, а раствор замешивать в самой седловине. Все-таки выемка, поудобнее малость…
К полудню еще пять колец легли одно на другое, и жуткое сооружение достигло полуметра над уровнем глыбы – кривоватое, ребристое, как песок на речной отмели, однако довольно прочное. Пока. А вот дальше… Ромка снова сложил кукиш и окольцевал пальцами левой руки правое запястье. Замерил. Затем повел пальцы вверх, и хватка разорвалось. Нет, пожалуй, так сильно трубу расширять не стоит. Потом ведь еще смыкать…
– Рома… – продребезжал неподалеку встревоженный голос дедка Сократыча.
Ромка вскинул голову и очумело огляделся. Пятачок кишел надзорками. Их было штук десять, а то и больше. С высоты трех с лишним метров (Ромка поднялся в рост) они до отвращения напоминали огромных черных тараканов, бестолково суетящихся на светлом линолеуме.
Дедок Сократыч тоже боязливо озирался. Должно быть, ему потребовалось немало мужества, чтобы приблизиться к Ромкиному пьедесталу.
– Рома, послушайте меня! – взволнованно заговорил он. – Поскольку одна из моих гипотез подтверждается, увы, прямо на глазах, я обязан вас предостеречь, Рома!
– Ну, давай… – согласился тот и сел на край глыбы, свесив босые ноги с уступа. Словно дразня надзорок, пошевелил пальцами.
– Рома, я преклоняюсь перед вашим упорством и мужеством, но вы, кажется, в самом деле пересекли грань дозволенного… Посмотрите, как они беспокоятся! Такого никогда не было!
– Ну так… – самодовольно хмыкнул Ромка.
– Поймите, Рома! Вас вывезли сюда совсем для других целей. То, чем вы сейчас занимаетесь, возможно, наказуемо. А вы уже знаете, как они могут наказывать!
– Не нравится, значит, когда им фиг лепят? – Физиономия Ромки прямо-таки дышала злорадством
– Да не в этом дело, Рома! Хозяева скорее всего и понятия не имеют, что именно вы там лепите Важен сам факт… Занявшись творчеством, вы как бы присваиваете себе божественные функции… А боги, как правило, ревнивы, Рома! Прометею, например, пришлось в итоге расплачиваться собственной печенью…
– Дед! – ласково сказал Ромка. – Мне работать надо…
Добравшись до того места, где полое лепное запястье расширялось, переходя в собственно фиг,
