Секретарь в приемной агентства «Джотто» назвала Креспи хозяином. Но на самом деле собственник агентства — «Атлас Индастриен». Означает ли это, что Креспи и представляет «Атлас Индастриен»?
Я попросил Грина по возможности выяснить это. И распрощался, прихватив список компаний, контрольным пакетом акций которых владела люксембургская компания.
Я просмотрел его в такси, доставившем меня в «Синдж» — маленький скверный отель на Рассел- сквер, в котором я часто останавливался, когда бывал в Лондоне и Мэри Эллен оказывалась слишком занята, чтобы приютить меня в своей квартире. Самое лучшее, что было в отеле, — это его превосходная телефонная система и большой, с исцарапанным стеклом стол в уголке. Я уселся за него и принялся накручивать номер Джемаймы.
— А, — ответила она. — Это вы. Я всегда любила бывать в «Савой-гриль».
— Простите?
— Я по поводу нашего ужина.
Я почувствовал, что улыбаюсь в телефонную трубку.
— И что же уверило вас в том, что наш ужин состоится?
— Спиро Калликратидис, — сказала Джемайма. — Капитан недавно оплаканного «Поиссон де Аврил». Он доставил судно «Милгон Свон» с грузом леса из Дакара в Кардифф, пришвартовался в Кардиффе вчера.
У меня перехватило дыхание.
— Вот те на! — выдохнул я. — И кто же владелец «Милгон Свон»?
— 'Данби Фрейт'.
Я пробежал карандашом по списку компаний «Атлас Индастриен».
— Ну как, удовлетворены? — спросила Джемайма. — Алло!
Я отыскал «Данби Фрейт» на первой же странице, непосредственно под «Верфью Палмиер».
— Еще как! — воскликнул я.
— Так когда ужин?
— К сожалению, я оставил свою записную книжку-календарь в другом костюме. Я перезвоню.
— А я пока отдышусь, — сказала Джемайма. — До свидания, дорогой.
Я сбежал вниз по ступенькам, добрался до Паддингтона и успел на пятичасовой поезд в Кардифф.
В Бристоле пошел дождь: душный и сильный, он одолел неэффективное воздушное кондиционирование и наполнил вагон запахом мокрой одежды, которую обычно носят запросто. Уэльс выглядел сумрачным, а по мере продвижения поезда среди зловещих террас Кардиффа и все более грязным. Но я приехал сюда не для того, чтобы принимать солнечные ванны. Я пытался заработать на жизнь, выясняя, что именно мой старый друг Тибо делал как член правления компании, промышляющей мошенничеством со страховками, и почему ее страховые брокеры, похоже, жаждут увидеть его мертвым.
Нужен настоящий тропический ливень, чтобы сбить пламя любопытства подобного рода. Я попросил таксиста доставить меня к портовому бассейну для стоянки коммерческих судов. Мы выехали из города и двинулись сквозь монотонный пейзаж, где лужи были черны от угольной пыли, а за проволочными ограждениями мрачнели груды ржавеющего металлического лома.
Такси остановилось на набережной. Рядом покачивалось небольшое грузовое судно. Оно было красного цвета: отчасти благодаря свинцовому сурику, отчасти — из-за ржавчины. «Милгон Свон» — было начертано на его корме белыми облупившимися буквами. Загорелый мужчина в потрепанном черном дождевике, опершись на перила, наблюдал, как дождь образует круги в лужах. Я взбежал по сходням.
— Чудный денек, — пошутил я. — Капитан на борту?
— Нет, — ответил человек в дождевике.
Похоже, он не интересовался людьми, которые отпускают глупые шутки, разыскивая его капитана.
— Где бы я мог его найти? — спросил я, выказывая свой ирландский акцент.
— Вам это не удастся.
— Боже мой! Неужели? — воскликнул я в беглой манере графства Уотерфорд. Моя рука вынырнула из кармана с десятифунтовой банкнотой.
— 'Адмирал Бенбоу', — промолвил человек в дождевике и, не глядя на меня, выдернул десятку из моей руки.
Я вернулся к такси.
«Адмирал Бенбоу» оказался красно-кирпичной пивной, когда-то бывшей частью террасы. Последняя была разрушена, и потому ныне пивная стояла сама по себе. Окон ее не мыли, вероятно, уже год, в течение которого тяжелые грузовики швыряли из луж на стекла вязкую похлебку из угольной пыли. Под никотиново-желтым потолком бара горела электрическая лампочка. В углу пульсировала соковыжималка. Там находилось с полдюжины мужчин, одетых в темно-синие комбинезоны, за исключением одного — на нем была влажная белая рубашка. Перед ним на стойке бара стояли три пустые банки из-под пива и кучкой лежали деньги. Я подошел к стойке с его стороны и, выказывая на всю катушку говор графства Уотерфорд, заказал бутылку крепкого ирландского портера. Никто не обратил на меня никакого внимания.
— Скверный денек, — обратился я к человеку в белой рубашке.
Он не ответил. Его лицо темнело тропическим загаром, черные волосы были влажны. Он не брился дня три.
— По секрету, капитан Калликратидис, — сказал я.
Он обернулся ко мне и спросил:
— Кто вы?
Банки из-под пива на стойке не были сегодня первыми: капитан уставился на меня пустыми, стеклянными глазами.
— Отойдем, — предложил я.
— Не хочу.
— У меня есть к вам предложение.
— Какое же?
Бармен с носом, привыкшим соваться в чужие дела, повидавший немало драк, наблюдал за нами.
— 'Поиссон де Аврил', — сказал я.
Что-то произошло с лицом Калликратидиса: морщины углубились, глаза сузились. Он не желал говорить о «Поиссон де Аврил». Я совершил тактическую ошибку, упомянув судно. Я глянул в зеркало за стойкой бара, присматривая пути к отступлению. Воздух был насыщен дымом, потом и ожесточенностью.
— Я из главного офиса, — соврал я.
Калликратидис смотрел на меня своими сузившимися глазами.
— Отойдем, — сказал я и указал на столик в углу.
Он послушался: с трудом встав на ноги, потащился через комнату. Я сел возле него под сине- желтой схемой изменения давления в шинах, приколотой кем-то к стене.
— Я могу обеспечить вам освобождение от ответственности.
Казалось, он проснулся.
— Вы о чем?
Калликратидис говорил с сильным греческим акцентом.
— В связи с затоплением судна «Поиссон де Аврил» будет проведено расследование. Два человека погибли в результате вашей преднамеренной акции. И вы, стало быть, повинны в убийстве.
Калликратидис положил на стол руки с толстыми искривленными пальцами и с такой силой вцепился в сосновую доску, что костяшки пальцев побелели. Он открыл рот, чтобы рявкнуть: «Заткнись!» Но сдержался.
— Я могу обеспечить вам освобождение от ответственности, — вновь сказал я.
— Неприкосновенность? — переспросил Калликратидис так, словно не понимал, что означает это
