звяканьем подвесок. Потом она сказала: — Это был не Эван. Эван там, на холме.
Не было никакой романтики в ее словах, а была чистая правда. Гроб, который мы захоронили, был пустым.
Мы проехали в молчании все пятнадцать миль мимо лунных скал и вереска, поднимаясь к перевалу, который отрезает залив Сэллеч от моря. Мы миновали окаймленное камышами маленькое озеро и начали медленно спускаться по серпантину, ведущему вниз. Когда мы преодолели последний поворот, пол нами раскинулся Лоч-Биэг. Серая поверхность залива была покрыта множеством черных крапинок.
— Посмотри на эти суда! — сказала она.
Там, должно быть, их было не меньше сотни. Рыболовные суда, небольшие траулеры, суда для ловли вертикальными сетями и для ловли корзинами. Но были и яхты, и даже нечто черно-белое и ржавое, — возможно, какой-то паром, отправившийся погулять на выходной.
Фиона закрыла лицо руками. Когда мы подъехали к первому из деревьев у реки, она выпрямилась, вытерла нос и жалобно посмотрела на меня.
— Не уходи слишком далеко, — произнесла она странным, задохнувшимся голосом.
А потом я помогал ей по дому. Этот дом в Кинлочбиэге был полон народу. Люди просачивались туда на машинах, через бамбук и рододендроны. Все они хотели сочувственно пожать руку Фионе и выпить виски. Бог знает, сколько виски они выпили под разговоры о черном Шраме на склоне горы.
Они оставались там весь день, пока отлив не сменился приливом. Когда волны стали накатываться на песок, я обнаружил, что стою рядом с Фионой на причале. Дождь прекратился, и никакого ветра не было. На передней палубе какого-то ржавого траулера волынщик наигрывал жалобную мелодию. От тонкого, пронзительного звука волынки у меня комок застрял в горле. Пальцы Фионы впились мне в руку.
Последние звуки волынки стихли, и отголоски эха утонули в высоких склонах холмов по обе стороны долины. Тишина давила на воду, на горы и на деревья. Казалось, она будет длиться без конца, эта тишина.
Я пристально смотрел через залив на «Флору». Какая-то фигурка медленно брела вдоль ее палубы — Гектор. Он вошел в рулевую рубку.
И, разорвав тишину, громко затрубила противотуманная сирена. Она выдула длинный-длинный звук. А потом его подхватили все сирены в гавани, и мощный гул понесся далеко в море.
Я стоял на причале, и по моей спине ползли мурашки. Внезапно я оказался не на причале Кинлочбиэга. Я снова был на «Зеленом дельфине» и наблюдал за черной стеной борта «Флоры», надвигающейся из тумана. И я снова услышал рев противотуманной сирены. Я считал тогда, что это ревела сирена «Флоры». Но в том звуке не было ни малейшего сходства с сиреной, которая сейчас доносилась с «Флоры».
В ту ночь, когда «Флора» врезалась в меня в том же самом месте, где неделей раньше кто-то протаранил Джимми Салливана, там кружили в тумане не два судна.
Их было три.
Вся флотилия отчалила с приливом, автомобили уползли вверх по дороге на малой скорости. Я перехватил Гектора, когда он поднимался по ступеням причала.
— Вы не искали другое судно в ту ночь, когда подобрали меня. Вы его нашли.
Он невозмутимо посмотрел на меня. В его дыхании ощущалась по меньшей мере бутылка виски.
— Да, — сказал он.
— И кто это был?
— Вот это-то мы и пытались выяснить.
— А почему же ты мне не сказал?
Он тяжело уселся на тумбу для швартовки.
— Не мое это было дело, — сказал он. — Это было дело Эвана. — Он прошелся взглядом по черному шраму и выпятил подбородок. — И потом... ну, я же тебя не знал.
Я боролся с побуждением хорошенько его встряхнуть.
— Рассказать тебе, что произошло? — спросил я. — Кто-то пытался вас протаранить. И вы делали обходной маневр. — И снова мне вспомнился внезапный подъем мощной волны поперек других волн, когда в этом мраке высокий черный борт «Флоры» врезался в «Зеленого дельфина». — Вы хотели обойти его с кормы. И он сшиб тебя за борт.
— Точно, — согласился Гектор.
— Кто? — повторил я.
— Не знаю, — сказал Гектор.
— Какое-нибудь рыболовное судно? — спросил я. — Что ты видел? Скажи, Бога ради!
— Туман стоял такой... Вам-то рассказывать не надо. Там не было никаких огней. Я видел его борт. Чертовски здоровенная железная плита — вот и все. Черное железо.
— А Джимми Салливану не так повезло, как вам?
Гектор пожал плечами:
— Это и Эван говорил.
— И Джимми тоже вышел в море посмотреть? Для Морского контроля, да?
— Да.
— Так почему же этот... кто бы он ни был, пытался протаранить вас?
— Эван знал. Но он считал, что мне этого знать не нужно. Он ничего не объяснил мне, чтобы никто не смог причинить мне никаких бед из-за того, что я знаю то, чего не должен знать. Уж таким он был.
— А что же тогда насчет Джимми Салливана? — спросил я.
— Джимми — другое дело. У Джимми было собственное судно, и он вел свои собственные дела. Время от времени он, бывало, рассказывал Эвану разные вещи. — Гектор с трудом встал. — Я пойду. Ты еще долго здесь пробудешь?
— Так долго, как понадобится, — сказал я.
— Ну пока, — попрощался Гектор.
Он повернулся и заковылял прочь.
В доме было темно и пусто. Только на кухне горел свет и слышался шепот голосов. Проходя мимо окна, я увидел Фиону, Морэг Салливан и троих незнакомых мне люден. Детишки Морэг были уже в постели. Посередине стола стояла бутылка виски. В этом желтом свете их лица выглядели теплыми, но напряженными, словно все они должны были непрестанно напоминать себе, что Эван никогда не вернётся с причала. Они выглядели как люди, которые знают друг друга достаточно долгое время. Я не стал им мешать.
Стараясь не шуметь, я прошел через холл на половину Эвана, в обшитую темным деревом комнату, которую он называл своим кабинетом. На полу валялись какие-то конверты, большинство из них не были распечатаны — его беспорядочная система хранения документов. На столике-бюро с поднимающейся крышкой бумаги лежали грудами.
Изучение бумаг — существенная часть моих занятий. Я включил свет и занялся просмотром, откладывая прочитанные на свободный кусок пола. Здесь были счета, письма от кредиторов, угрозы от управляющего банком, рассерженные письма о случаях загрязнения моря в организации по охране окружающей среды и от них формуляры для переписи морских птиц... Здесь также нашлась пара страховых полисов на крупные суммы, открытых в пользу Фионы и припрятанных между книгой «Морские птицы» Фишера и Локли и каталогом 1964 года фирмы братьев Бэрри и Рудда, торговцев вином.
Я потратил битый час, не отыскав ничего для себя интересного. От подъездной дорожки донесся удаляющийся звук автомобильных двигателей. Дверь открылась. Фиона вошла и обессиленно прислонилась к дверному косяку. Под ее глазами были темные круги. Я вдруг сообразил, что сижу за письменным столом Эвана и роюсь в бумагах без ее разрешения.
— Что ты здесь ищешь? — спросила она.
— Сам не знаю, — сказал я.
— Не играй со мной в прятки.
Ее голос был слабым и измученным.
— Тот, кто протаранил Джимми Салливана, пытался протаранить и Эвана.
