ползаю по этим никчемным драгоценностям целыми днями, своим брюхом натираю, чтобы блестели. Хорошо, что раз в год линяю. А то давно бы уже всю шкуру стерла.
— Да-а, — протянул Рабинович. — Тяжелая у тебя работа.
— Ой, и не говорите! — снова вздохнула гадина. — Хорошо, что сюда никто из комитета по авторским правам не заглядывает. Я хоть этих бестолковых бандерлогов смогла приручить, а то давно бы уже с голоду сдохла. — И наконец змея легла на пол. — Устала на хвосте торчать. Не молодая уже. А вы, значит, не Маугли будете?
Сеня отрицательно покачал головой.
— И авторскими правами не занимаетесь?
— Нет. Я в милиции служу, — ответил кинолог.
— Правда? Не в украинской случайно? — встрепенулась кобра. — А то у меня там дальняя родственница археолога укусила, так ее милиционеры полчаса так допрашивали, что она в Литве политического убежища бросилась искать.
— Нет, я из России, — ответил Сеня.
— А сюда вас зачем занесло? — удивилась змея. Неожиданно для самого себя Рабинович выложил этой гадине ползучей всю подноготную начиная с самого первого путешествия в древнюю Англию и заканчивая сегодняшним днем. Несколько раз его сверху окликали обеспокоенные друзья, но Сеня велел им не мешать и продолжал рассказ. Кобра внимательно слушала, изредка задавая вопросы, но чаще охая, вздыхая, а иногда даже пуская слезу. Наконец кинолог закончил.
— Вот теперь и ищем эту многорукую дуру, иначе домой никак вернуться не сможем, — проговорил он и посмотрел на змею. — Не знаете случайно, где она может быть?
— Кали, — протянула кобра. — Как же, слышала я про такую. Богиней она тут одно время пыталась работать, но что-то у нее не срослось. Вот она города и порушила, людей разогнала, а вместо них поселились бандерлоги. Но найти вам ее помочь я не смогу. Сами понимаете, из дома никуда не выхожу, а эти противные обезьяны даже если и услышат какую новость, так ее переврут, что за достоверность ручаться невозможно. Вот однажды Балу захотелось меда. Он собрался…
— Это все, конечно, очень занимательно, и я бы с удовольствием послушал все поучительные истории, но у меня мало времени, — оборвал змею Рабинович.
— Ну вот! — расстроилась она. — Один раз в двести лет культурный человек заглянет и тут же торопится уйти. Может, останетесь поужинать? У меня тут несколько мышей есть да пара лягушек…
— Спасибо большое, я сыт, — не прельстился таким угощением кинолог. — Ну, раз не знаете, где искать Кали, объясните тогда, как добраться до людей. Может быть, у них какую-нибудь информацию раздобыть удастся.
— Какие люди, милок? — изумилась змея. — Я же тебе сказала, что нет здесь людей. Одни джунгли с бандерлогами и прочей живностью. Маугли, и тот куда-то перебрался, так что даже никто и не знает, где он. Так что и с людьми я тебе помочь не могу. А вот заклятие с вас сниму.
— Какое заклятие? — оторопел Рабинович.
— Кто-то на вас чары наложил, запрещающие вам помогать, — прошипела кобра. — Как только вы сюда попали, так эти чары и сработали. Я знаю! Я старая уже и такие вещи хорошо чувствую. У меня тут сильный амулет есть, еще от прошлых хозяев оставшийся. Он от многих заклинаний защитить может. По- моему, его сама Кали как-то изготовила, когда пыталась этот мир покорить и не дать соперникам на людей воздействовать. Да ты подожди. Сейчас я его принесу.
Сеня, слушавший змею с вытаращенными глазами, так и остался сидеть на куче золота, глядя вслед скрывшейся в темноте кобре. А чтобы было понятней его удивление, достаточно лишь сказать, что Рабинович напрочь забыл о том, что сидит на куче золота!
И Сеня вспомнил о нем только тогда, когда выбрался наружу. Забрав у змеи амулет, он тут же велел поднимать себя наверх и скрылся, даже не простившись с благодетельницей. А все потому, что вдруг сообразил, какие возможности может дать амулет, изготовленный четырехрукой богиней! Ведь, если его делала сама Кали для защиты от заклинаний, может быть, он и с Лориэля заклятие снимет? А тогда можно будет свалить из этого опостылевшего сумасшедшего мира, забыв и про взбалмошную богиню, и про Брахму, и… Хотя нет! Кали все равно придется найти. Мало ли что может случиться с Землей, если этот мир погибнет?! Все это Сеня и рассказал друзьям, едва те вытащили его из подземелья.
— Кстати, а где Лориэль? — только теперь заметил кинолог исчезновение эльфа.
— Не знаю, — пожал плечами Жомов. — Когда с этими мартышками дрались, он у меня над головой крутился, а потом пропал.
— И ты его тоже не видел? — повернулся к криминалисту Семен.
— Некогда мне было на него смотреть. Я с Горынычем возился, — буркнул Попов.
— Ахтармерз, Дакша, Ушинасу, где наш эльф? — продолжил опрос Рабинович и получил три схожих ответа, разными словами выражавших одну мысль: «А хрен его знает!»
— Зашибись, — констатировал кинолог. — Только этого нам и не хватало. Куда эта скотина деться могла?
— А может быть, его какая-нибудь обезьяна в драке прихлопнула? — предположил Жомов.
— Типун тебе на язык, — огрызнулся Рабинович, хотя и понимал, что никакими типунами Лориэля назад не вернуть, если его действительно прихлопнули.
— И что теперь делать будем? — испуганно спросил Попов.
— Что-что! Искать, — огрызнулся Рабинович и пошел отдавать распоряжения бандерлогам.
Обезьяны, выслушав приказ и получив словесный портрет пропавшего эльфа, тут же разбежались в разные стороны, начиная поиски, а менты приготовились ждать. Впрочем, не успели они даже толком приготовиться, как начали возвращаться первые гонцы. Однако радости они никакой путешественникам не доставили. Один из мохнатых идиотов припер стрекозу, другой — жука, а третий — улитку. Затем начался и вовсе ужас. Бандерлоги тащили все: пучок травы, ветку, лягушку, кусок кварца, оленьи рога и птичьи перья. А когда куча мусора у ног российских милиционеров достигла приличных размеров, Сеня понял, что никакого толку от поисковых обезьян не будет. И тут он вспомнил про амулет.
— Дакша, ну-ка труби общий сбор всей живности, — потребовал кинолог и застыл. — Не понял, а где беседка, что у тебя на спине была?
— Там, — слон махнул хоботом себе за спину.
— Где там? — рявкнул кинолог.
— На поляне, перед развалинами, — меланхолично ответил Дакша.
— А что она там делает? — постепенно терял терпение Сеня.
— Лежит, — не меняя интонаций, констатировал слон.
— Почему? — заорал Рабинович, а Попов, глядя на эту сцену, тоненько захихикал. Кинолог изобразил немую сцену из «Воспламеняющей взглядом», но Андрей почему-то не загорелся.
— Лежит она там потому, что упала, — ответил на рык кинолога Дакша. — А упала потому, что некоторые невоспитанные существа имеют обыкновение увеличиваться в размерах, не только не выходя из помещения, но и не слезая со спины тех, кто любезно позволил им на себе кататься. — Горыныч тут же съежился до размеров болонки. — Хотя я и не понимаю, где современная молодежь набирается такой наглости.
Сеня резко повернулся в сторону Ахтармерза, и тот поспешил спрятаться за Попова. Андрюша, предчувствуя скорую расправу, с невероятной быстротой нырнул за спину Жомова, и Горыныч вновь остался на ровном месте перед разгневанным кинологом. Сеня уже набрал в грудь воздуха, чтобы начать орать, но за трехглавого разрушителя омнибусов вступился безглав… одноглавый омоновец.
— Не ори на пацана, — предупредил он Рабиновича. — Он же нам помочь хотел и не успел подумать, что чего-то поломать может. И без этой кареты проживем.
— Ванечка, друг ты наш сердечный, — вкрадчиво проговорил кинолог и заорал: — Не лезь не в свое дело! Попов, Горыныч, мне плевать, как вы это сделаете, но чтобы через пять минут все обломки были здесь. И не дай бог, хоть один драгоценный камень или золотая инкрустация с этого паланкина пропадет.
— Ах, вот оно что?! — вспылил Попов. — Значит, ты не о наших удобствах думаешь, а о толщине своего кошелька?
