Одним.
Почти без усилия.
Просто нажал крючок.
1
Спорыгин вызвал из гаража машину и оставшиеся до ее приезда минуты потратил на то, чтобы разложить просмотренные бумаги в две одинаковые папки, убрать их в дипломат и тщательно запереть его, включив хитроумную охранную систему. Ценность этих документов была невелика; даже попади они в руки прямых врагов, и те не смогли бы воспользоваться ими, чтобы причинить существенный вред — так, мелкие неприятности, не более.
Шофер никогда не опаздывал, а Спорыгин еще со студенческих беззаботных лет привык ценить в людях обязательность и пунктуальность. Наверное, поэтому он не расставался с шофером уже лет десять, даже перетащил за собой, покидая министерство. Было время, когда он сильно подозревал, что шофер «подведен» к нему КГБ, но подозрения не подтвердились, и теперь Спорыгин относился к своему водителю с искренним уважением и какой-то даже завистью.
Выглянув в окно, Юрий Владимирович увидел машину — солидную иномарку — и стал собираться. Покидая рабочее место, он всегда долго оглядывался, тщательно проверяя, все ли документы убраны, и запоминая расположение предметов на столе. На всякий случай.
Убедившись, что ничего не забыл, он пошел к дверям и по дороге в комнате отдыха заглянул в зеркало. О его внешности заботились люди, размеры гонораров которых позволяли надеяться, что их вкусам можно доверять. Сам Юрий Владимирович равнодушно относился к своему облику, но в этот раз долго смотрел на отражение, поворачивался спиной и боком, втягивал живот и даже наклонился поближе к зеркалу и внимательно рассмотрел кожу на лице.
Ему предстояла командировка, разительно отличавшаяся от тех, к которым он привык, и он волновался, хотя не хотел в этом признаваться.
Потом машина несла его в знакомый ресторанчик в районе Садового кольца, Спорыгин, развалившись на заднем сиденье, устало смотрел на сгущающиеся вечерние сумерки над знакомыми улицами города и возвращался мыслями к предстоящему делу. Оно ему не нравилось… Спорыгин не любил это слово. В своих поступках он руководствовался необходимостью того или иного действия и целесообразностью, исходя из конечной цели. А сейчас эта самая конечная цель, которую он обозначил для себя несколько лет назад, прямо диктовала, что успех от поездки неразрывно связан с возможностью ее скорейшего достижения. И тогда…
О перспективах он боялся думать, будто кто-то мог подслушать его мысли.
В ресторане Спорыгин встретился с высокого роста худосочным мужчиной, на котором любой, даже сшитый у лучшего портного костюм сидел бы как сюртук на пугале. Мужчина носил длинные, с острыми кончиками усы и говорил приглушенным голосом, понижая его до бормотанья, когда касался тем секретных и важных. За глаза его называли Паганель. Прозвище свое, конечно, ему было известно — в столице, да и в стране он знал обо всем, что его интересовало, — а вот о его личности был осведомлен лишь узкий круг людей. Они-то, люди весьма властные, и прилепили ему имя героя старого романа, не решаясь произносить его открыто. Слишком непредсказуемыми могли быть последствия, хотя эти люди умели предвидеть все. Даже землетрясения.
Говорил Паганель. Юрий Владимирович кивал головой и отвечал на вопросы. Под конец беседы он вспотел, прислушиваясь к тихому голосу собеседника.
Расстались они через сорок минут. Уходя, Юрий Владимирович с удивлением заметил, что едва притронулся к еде. Странно, он почувствовал от этого укол раздражения и остаток вечера пребывал в плохом расположении духа. Не помог даже любимый херес, который он выпил, устроившись в кресле- качалке перед окном.
Из окна открывался вид на Кутузовскую набережную. Шел дождь, и вода в реке казалась темно- серой, как и небо, туда Спорыгин не смотрел. Он курил, морщился, когда в окно ударял порыв мокрого ветра, и думал.
Самолет вылетал в 05.40 утра. Спорыгин не любил утренние рейсы. В последние годы ему часто приходилось летать по стране, и он предпочитал делать это по вечерам, чтобы из аэропорта сразу ехать в гостиницу и спокойно отдыхать до утра. Но сейчас самолет был выбран не случайно. Много чего не нравится, однако поставленная цель диктует способы, и в назначенный срок Юрий Владимирович опустился в мягкое кресло зала ожидания для особо важных персон, поставив между ног дипломат с хитроумной охранной системой. Как и вечером, ничего важного в кейсе не лежало. Тезисы предстоящих выступлений, краткие справки о людях, с которыми ему предстояло встречаться, деловые бумаги. Поездка намечалась недолгая, не больше трех дней, но готовился Юрий Владимирович к ней основательно — никто не должен был усомниться, что истинная цель всех этих передвижений заключается в рабочих встречах с представителями администрации двух областей, и только в этом.
Однако предстоящие беседы служили лишь маскировкой.
Спорыгин прикрыл глаза, глубоко вдохнул и встал. Не спеша, расслабленной походкой вышел в общий зал и направился к киоскам. Охранник, в обязанности которого входило обеспечить посадку Спорыгина на самолет, поплелся следом, косясь на часы и не обращая внимания на обстановку вокруг. Он был ленив, к работе относился спустя рукава и давно заслуживал увольнения. На его действия в критической ситуации никто и не рассчитывал.
Безопасность Юрия Владимировича обеспечивали другие люди, рассредоточенные в ключевых точках аэровокзала и готовые ко всему.
«Хождения в народ» были для Спорыгина привычны. Это занятие он не любил, но чувства свои скрывал, и в средствах массовой информации подчеркивался его демократизм. Впрочем, в последнее время он старался попадать на страницы газет и на телевизионные экраны как можно реже.
Наболтавшись по залу, Спорыгин направился в туалет. Охранник сунулся следом, но, убедившись, что террорист с гранатометом среди умывальников не прячется, не задерживаясь вышел.
Юрий Владимирович помедлил и дернул дверь крайней кабинки. Она была заперта, но задвижка лязгнула, и Спорыгин невольно вздрогнул. Ожидавший его двойник превзошел все ожидания. Пожалуй, даже супруга не смогла бы заметить разницу. Закрывая за собой дверь, Юрий Владимирович шагнул в кабинку и несколько долгих секунд провел лицом к лицу с незнакомым мужчиной, упираясь своим животом в такой же выпуклый живот двойника. Они молчали, неотрывно смотрели друг на друга, при этом Спорыгин чувствовал неуместную сейчас неловкость.
— Давай, — двойник протянул руку, и Юрий Владимирович, спохватившись, передал ему дипломат.
— Спасибо. — Лицо двойника тронула легкая усмешка. — Подожди минут десять, не больше.
— Я помню. И надеюсь, не усну.
Хмыкнув, двойник вышел. От сильного толчка дверь захлопнулась, и Спорыгин торопливо нажал задвижку. Осмотревшись, он опустил крышку унитаза и сел.
Скрипел под ногами мокрый песок парковой дорожки, а ветер срывал с листвы капли воды и швырял их в двоих мужчин, ведущих неторопливую беседу.
Рядом со Спорыгиным, заложив руки за спину и наклонив голову, шагал высокий, крепкого сложения мужчина лет сорока пяти, в широком светлом плаще и ботинках на толстой подошве. Ради встречи с ним была устроена возня с двойником, да и вообще затеяна вся эта поездка. Сделав изрядный крюк и запутав следы, Спорыгин прилетел в Новозаветинск, чтобы в течение часа переговорить с ним и броситься догонять своего двойника. От их разговора многое зависело.
В свое время в далеких государствах этому человеку были вынесены смертные приговоры, но он смог исчезнуть, причем так, что о нем продолжали вспоминать до сих пор с искренним уважением и без злости. Его пыталась ликвидировать родная спецслужба, он узнал о готовящемся покушении и уберегся, хотя его вычеркнули из списка живых. Потом он долго оставался в тени, и его нашел Паганель. Нашел,
