Убийца Анни Бун начал проявлять беспокойство.
Причин для беспокойства у него вроде бы и не было, потому что полиция никак не могла напасть на его след. Но убийца кое-что вспомнил и решил опередить полицию. Он позвонил по телефону. Наверное, это было роковой ошибкой.
Убийца позвонил девочке.
Монике.
Убийца попросил её не говорить об этом разговоре бабушке, но девочка обещания не сдержала, и поэтому вскоре в дом пожаловали детективы Клинг и Карелла.
Девочка сразу же узнала Клинга.
– Приветик, – сказала она. – Вы нашли ее?
– Пока нет, – ответил Клинг. Он был уверен, что девочка ещё ничего не знает о смерти матери. А если и знает, то успела к этому привыкнуть. – Моника, это детектив Карелла.
– Здравствуйте, – сказала Моника.
– Надеюсь, вы помните, что перед вами ребенок, – заметила миссис Травайл. – Девочку нельзя травмировать.
– Мы только хотим задать ей несколько вопросов, миссис Травайл, – пояснил Клинг. – Вместе с детективом Кареллой.
– Хорошо, – согласилась миссис Травайл и кивнула Карелле. – Вы разрешите мне присутствовать?
– Разумеется, – сказал Карелла и улыбнулся миссис Травайл. Клинг заметил, что и она, в свою очередь, ответила приветливой улыбкой. Почему это, ревниво подумал Клинг, женщины всегда так тепло отвечают на улыбку Кареллы? Его несколько утешило, что он, по крайней мере, пользуется расположением Моники.
– Насколько мы могли понять, миссис Травайл, девочка сегодня утром говорила по телефону, верно? – спросил Клинг.
– Да. Так она мне сказала.
– Мне позвонили, – подтвердила Моника.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, милая, – сказала ей миссис Травайл и обернулась к детективам: – Просто Моника может и напутать.
– Что значит напутать? – спросила Моника.
– Ты говорила утром по телефону? – улыбаясь, спросил её Клинг.
– Говорила.
– А когда это было?
– Не знаю.
– Она ещё не умеет определять время, – вмешалась миссис Травайл. – Это было сегодня утром. Я оставила её дома, потому что она чихала. Кроме того... я не очень-то доверяю её папаше.
– П-а-п-а-ш-е, – произнесла по буквам Моника.
– После всего, что случилось, с него вполне станет забрать её силком. Пусть лучше сидит дома.
– Тот, кто звонил, знал, что девочка дома?
– Понятия не имею, – сказала миссис Травайл.
– Тот, кто звонил, хотел поговорить именно с тобой, Моника? – задал вопрос Клинг.
– Да, я услышала: «Это Моника Бун?» – и ответила: «Да, это Моника Бун». И мы начали разговаривать.
– А где была в это время бабушка? – спросил Карелла.
– Ходила в магазин, – откликнулась миссис Травайл.
– А кто звонил, мужчина или женщина? – спросил Клинг.
– Не знаю, – сказала Моника.
– Но ты говорила по телефону?
– Да.
– И не поняла, мужчина или женщина?
– Нет.
– Вот я и говорю, что она может что-нибудь напутать, – сказала миссис Травайл.
– Что значит напутать? – снова спросила Моника.
– Это значит ответить не совсем правильно, – объяснил Клинг.
– Ага! – понимающе кивнула Моника.
– Ты слышала этот голос раньше?
– Нет.
– А какой он, этот голос?
– Не знаю.
– Значит, ты говоришь, что не поняла, мужчина это или женщина. Голос был низкий?
– Вроде бы низкий.
– Похож на мужской?
– Вроде бы похож.
– Но ты не уверена?
– Нет. А вдруг женский? Так трудно было разобрать! Как будто... Как будто тот человек говорил в какую-то трубу или коробку. Чудной такой голос.
– Через платок? – предположил Клинг, обращаясь к Карелле.
– Не исключено. Так что же этот голос сказал тебе, Моника?
– Сейчас вспомню. Сначала он спросил: «Это Моника Бун?» Я сказала: «Да, это Моника Бун». Потом голос спросил: «Как ты поживаешь, Моника?», а я ответила: «Хорошо, а вы как поживаете?» Бабушка учила меня, как надо вежливо говорить по телефону.
– А потом?
– А потом он...
– Этот человек?
– Голос. Я не знаю, как правильно, он или она.
– Говори «он», голос, – посоветовал Клинг.
– Ладно. Потом голос сказал: «Ты хочешь быть хорошей девочкой?» Я ответила, что хочу. Тогда он спросил: «Ты умная девочка?» Я не люблю хвастаться, но сказала: 'Да, умная.
– Что потом?
– Потом голос спросил: «Неделю назад твоя мама получила письмо в голубом конверте. Ты его видела где-нибудь в доме?» Я не помнила, видела я этот конверт или нет, но сказала:
«Может быть, а кто это говорит?»
– И что ты услышала в ответ?
– Голос сказал: «Не важно кто, Моника. Мамин друг». Тогда я спросила: «А как вас зовут?»
– И он назвал себя?
– Нет. Он только повторил: «Это мамин друг. Ты видела письмо?» И тут я вспомнила, что видела. Мама ещё очень расстроилась, когда его получила. Я вспомнила, как она его открывала и потом ходила грустная-грустная. Знаете, как мамы расстраиваются из-за разных там писем и вообще.
– Конечно, – сказал Клинг. – Значит, ты сказала, что видела письмо?
– Ну да.
– И что было дальше?
Сидя на диване, Карелла записывал содержание телефонного разговора. Буквой М он обозначил Монику, буквой П. – подозреваемого в убийстве. Вопросы Клинга он не записывал. Вот как выглядел в его записи тот телефонный разговор.
П. Где ты видела письмо, Моника?
М. Не знаю. Видела, когда мама его получила.
П. Она говорила тебе о письме?
М. Нет, я видела, как она его читала.
П. А что там в письме, она тебе не рассказала?
