Уолач улыбнулся и погрозил Карелле пальцем:
– Ага! Вот вы и попались!
– Что? – спросил Карелла.
– Я вам уже сказал, что вчера весь день ее не видел, – ответил Уолач, не переставая улыбаться.
– Я не собирался тебя ловить.
– Все шпики всю жизнь стараются нас поймать.
– Послушай, Уолач, – сказал Карелла, – хорошо, я согласен: ты честный и добропорядочный гражданин и с тобой плохо обращаются. Так что кончим с этим и вернемся к фактам. Меня начинает тошнить от тебя.
– Можно подумать, вы на меня действуете успокаивающе, – ответил Уолач.
– Нет, что он себе думает, этот тип? Он что, в цирке? Думай, что говоришь, подонок, или я тебе морду разобью!
Уолач открыл было рот, но передумал и ничего не сказал. Он только бросил на Мейера злобный взгляд.
– Понял? – проорал Мейер.
– Понял, понял, – ответил Уолач обиженно.
– Итак, она всегда уходила из дому между пятью и половиной шестого?
– Ага.
– Куда она шла?
– Там недалеко есть завод. Ей иногда удавалось подцепить парня, шедшего с работы.
– И так каждый день?
– Нет, но часто. Когда станешь такой, как она, берешь что ни попадя.
– Где этот завод?
– На углу Калвер-авеню и Пятнадцатой Северной.
– Итак, почти каждый день между пятью и половиной шестого она выходила из квартиры и шла к заводу. Так?
– Да.
– Кто, кроме тебя, знал об этом?
– Патрульный полицейский должен был знать, – ответил Уолач, который не мог не выпендриваться. – Может, это он ее... а?
– Осторожно, Уолач...
– Хорошо, хорошо. Нет, я не знаю, кто еще был в курсе. Парень, который ее убил, конечно. Кто угодно мог знать. Надо было только приглядеться.
– Ты нам здорово помог, – сказал Карелла. – Вали отсюда.
– А вы мне весь день испортили, – ответил Уолач.
Он встал, стряхнул пепел с брюк и направился к двери. Мейер изо всей силы дал ему пинка в зад. Но Уолач даже не обернулся. С достоинством он покинул помещение комиссариата.
Глава 7
Итак, полиции пока не удалось добиться хоть каких-нибудь результатов.
Утром, после того как ушел Уолач, детектива предприняли попытку исправить положение, позвонив Самуэлю Готлибу – адвокатская контора “Готлиб, Грэхэм и Норден”. Они осведомились у старшего компаньона, сколько уголовных процессов провел Норден со времени поступления в контору. “Четыре”, – ответил Готлиб и сразу же выдал имена четырех клиентов, уточнив, кто из них был осужден, а кто оправдан. Потом они взялись за составленный миссис Норден список, где фигурировали названия контор, в которых раньше работал Норден. К одиннадцати часам они обзвонили все эти конторы, и черный список пополнился еще двенадцатью именами осужденных клиентов Нордена. Список передали в справочную службу полиции с просьбой выяснить все адреса. Затем они сели в служебную машину и отправились в университет Рэмси в надежде получить хоть какие-нибудь сведения о Бланш Леттиджер, убитой проститутке.
Карелла припарковал машину в запрещенном месте, опустил противосолнечный щиток с надписью “Полиция” и, сопровождаемый Мейером, пошел вверх по аллее.
Они поднялись по ступеням в административное здание. Внутри было прохладно и сумрачно. Службой регистрации заведовала очаровательная шестидесятилетняя дама в хорошо накрахмаленной блузке с оборками и воткнутым в волосы карандашом. Ее звали Мориарти. Узнав, что посетители из полиции, она пошутила:
– Мориарти, позвольте вам представить Шерлока Холмса и Ватсона.
– Карелла и Мейер, – улыбаясь, поправил ее Карелла.
– Чем могу помочь, господа?
– Мы хотели бы получить некоторые сведения о бывшей вашей студентке Бланш Леттиджер.
Изучив регистрационные книги, они узнали, что Бланш Леттиджер в 1940 году, в возрасте восемнадцати лет, действительно поступила в университет Рэмси на факультет театрального искусства и дикции. Был указан адрес ее родителей: Джонсборо, штат Индиана, – городишко недалеко от Кукумо; а также ее временный адрес: 1107, Хорсли Роад. В университете она пробыла только около пяти месяцев, а потом бросила учебу. Этот поступок был довольно странным, потому что оценки у нее были превосходные: три и восемь из четырех. Мисс Мориарти не имела ни малейшего представления о том, что стало с Бланш Леттиджер. Она никогда больше не приходила в университет, никогда не давала о себе знать.
Карелла спросил мисс Мориарти, мог ли остаться в университете кто-нибудь, кто знал Бланш Леттиджер в те времена, когда она была студенткой. Не колеблясь, мисс Мориарти отвела их к профессору Ричардсону, который вел курс театрального искусства и дикции. Ричардсон был тощий старичок. Походкой и жестами он очень напоминал актера шекспировских времен, говорил очень громко, как бы для того, чтобы ребята с галерки получили сполна за свои денежки. Карелла почти с уверенностью мог бы сказать, что каждое слово, которое он таким образом запускал в пространство, обязательно долетало до комиссариата, расположенного на другом конце города.
– Бланш Леттиджер? – спросил он. – Бланш Леттиджер... – Он поднес тонкую руку к львиному лбу, большим и указательным пальцами потеребил переносицу, как бы в молчаливом раздумье, потом покачал головой, поднял на них глаза и сказал: – Да.
– Вы ее помните? – спросил Карелла.
– Да.
Ричардсон повернулся к мисс Мориарти:
– Помните такую труппу – “Парики и котурны”?
– Да, – сказала она.
– Тогда вы должны помнить и “Долгое возвращение”.
– Боюсь, что я этой пьесы, не видела, – тактично сказала мисс Мориарти. – Университетская театральная труппа так плодовита...
– М-м... да. Хорошо, – сказал Ричардсон и повернулся к Карелле: – Я был художественным руководителем этой труппы в течение четырех лет. Бланш играла в этой пьесе.
– “Долгое возвращение”?
– Да. Прелестная девушка. Я ее очень хорошо помню. Это был наш первый спектакль в сезоне. Бланш Леттиджер, да, именно так. Она играла роль... э-э-э... малодобродетельной особы.
– Как это? – спросил Карелла.
– Видите ли... – Ричардсон промолчал, глянул на мисс Мориарти и продолжил: – Одну из проституток.
Карелла и Мейер молча переглянулись.
– Это была очаровательная девушка, – продолжал Ричардсон, – немного скрытная, чуточку
