– Я не пью, – сказал Галлоран.
– Ха, – сказала Ким, – не пьет он!
– Серьезно.
– Ты не похож на непьющего, – вкрадчиво заметила она. – Такой мужчина... – и как бы невзначай стрельнула глазами в сторону его ширинки.
– Я сегодня вообще впервые в жизни попробовал крепкие напитки, – сказал Галлоран. – Сегодня. Впервые в жизни. Такое ощущение, что на тебя свалилась тонна кирпичей.
– Мужик, ты гонишь!
– Честно.
– Я вообще-то тоже не пью, – сказала Ким, решив пустить в ход образ невинной девственницы. – У нас в Миннесоте пьянство считается большим пороком...
– Ага, в Миннесоте... – сказал он.
– В Дулуте, – уточнила Ким.
– Это где это?
– В Миннесоте.
– Я впервые за двенадцать лет имею дело с женщиной, – сказал Галлоран.
– Да ну? О-о, тогда это, наверно, будет круто!
– Я за это время ни разу даже не говорил по-настоящему с женщиной.
– Это как это? Ты что, в море уходил?
– Нет, я...
– Или в монастыре жил? – спросила Ким и рассмеялась так, как, по ее мнению, должна была смеяться Ким Новак – грудным, низким, хрипловатым смехом.
– Я был в тюрьме.
– Да? – сказала она и пожала плечами. Половина ее знакомых хоть раз да побывали за решеткой. Даже ее прежний парень, тот, который говорил ей, что она похожа на Ким Новак, один раз отсидел два года за сутенерство.
– В Кастлвью, – продолжал Галлоран. – Знаешь Кастлвью?
– Слыхала. Слушай, может, все-таки послать за бутылкой? Коридорный...
– Нет. Я больше не хочу пить.
– А то бы посидели, расслабились, потрепались, выпили, все как тебе захочется, понимаешь?
– Чего мне не хочется, так это пить, – возразил Галлоран.
– Ну, как скажешь, – ответила Ким и с этого момента утратила к нему всякий интерес. Если напоить его снова не удастся, надо просто управиться с ним как можно быстрее, и все.
– Ну так что, давай? – спросила она. Теперь ее голос звучал куда более резко и по-деловому. Но Галлоран этого не заметил.
– Двенадцать лет я просидел в тюрьме, – сказал он. – Двенадцать долгих лет!
– Слушай, – сказала Ким, – если ты не против, мне хотелось бы...
– Вчера ходил к дочери, – продолжал он. – Ей теперь восемнадцать, и она замужем за ниггером. Я всего-навсего хотел повидаться с ней, понимаешь? Поговорить... – Он покачал головой. – А она мне сказала, чтоб я убирался. Прогнала меня взашей.
– Да, дети... – вздохнула Ким, надеясь, что этим все и кончится. – Ну что, мистер, давайте, что ли? Потому что, видите ли, у меня...
– Ее я не виню, – сказал Галлоран.
Но и себя он не считал виноватым в том, что сделал двенадцать лет назад, когда узнал, что Джози спуталась с другим. Они долго грызлись в гостиной их дома на Мариен-стрит. Его маленькие сыновья спали в детской, а дочка, Мойра, – в соседней комнате. Они с Джози долго орали друг на друга, и наконец Джози крикнула, что да, это правда, она действительно встречается с другим мужчиной, что она любит другого, и сказала, с кем именно, она бросила это имя ему в лицо и разрыдалась...
– ...У меня работа, понимаете?
– Чего? – переспросил Галлоран.
– Я говорю, у меня работа. Так что вы говорите? Начнем?
– Знаешь, за что я получил срок?
– Нет. За что? – сказала Ким и вздохнула.
– За убийство, – сказал Галлоран.
Она посмотрела на него.
– Я убил свою жену.
Она по-прежнему смотрела на него.
– Топором, – уточнил он.
Он держал топор на полочке у входной двери, над лестницей. Он хорошо помнил, как молча развернулся, открыл дверь, взял с полки топор, вернулся в гостиную и ударил Джози. Он ударил ее несколько раз, раскроил ей череп, изрубил лицо, он продолжал бить ее даже тогда, когда она была уже мертва, заливая кровью бледно-зеленый ковер на полу...
– Я был не виноват, – сказал он, оборачиваясь к девушке. Она по-прежнему сидела на кровати, глядя на него.
Ким молча рассматривала его, пытаясь понять, врет он или говорит правду. Мужики часто пытаются произвести впечатление, показать, вон, мол, какие они крутые, настоящие мужчины – тоже мне мужчины, бабу себе за бесплатно найти не могут! Этот был высокий, за шесть футов, и за двести фунтов весом, крупнее ее прежнего парня, широкоплечий, с мощными руками и огромными кулаками. Черноволосый, глаза темно-карие, крупный нос. Сейчас он хмурился, и густые брови были угрожающе сдвинуты. Мужиков Ким отродясь не боялась. За семь лет работы она никогда никого не боялась, даже настоящих психов – такие иногда попадаются, хотя лучше их отслеживать и отделываться от них заранее. Но сейчас, когда она вдруг ощутила себя наедине с человеком, который и в самом деле мог кого-то убить, ей сделалось страшно.
– Слушай, – сказала она, – давай забудем об этом, а? Ну, ты понимаешь, о чем я?
Он по-прежнему пялился на нее. Ким подумала, не стоит ли позвать на помощь. Удастся ли ей пробраться мимо него к столику, где она оставила свою сумочку? В сумочке у нее было лезвие опасной бритвы, которое она таскала с собой как раз на такой случай. Он, казалось, не сознавал, что не один в комнате. Смотрел на нее, но ее не видел.
– Понимаешь, я... я ведь на самом деле работаю, понимаешь? Я... – Ким облизнула губы. У нее начали дрожать руки. – Просто... понимаешь... мы ведь здесь уже довольно давно... Если... если тебе не хочется... ну... это самое... может, я тогда лучше верну тебе твои двадцать пять баксов, и разойдемся по- хорошему, потому как я...
– Да нет, оставь себе, – сказал он.
– Да не хочу я брать деньги за то, чего не делала...
– Оставь себе! – рявкнул он.
– Ну... ну тогда ладно, спасибо, но только мне как-то неловко брать деньги, когда я...
– Только уйди отсюда, ладно? Оставь меня в покое.
– Ну ладно, – сказала она, поспешно вскочила с постели и схватила со столика сумочку.
– Ты еще долго тут будешь? – спросила она. – Потому как портье предоставляет мне эту комнату на полчаса, понимаешь? Я плачу ему пятерку за полчаса. Так что если ты просидишь здесь дольше...
– Ничего, все нормально, – сказал он.
– У тебя еще минут пятнадцать...
– Все нормально, – повторил он.
– Мне очень жаль, что у тебя так вышло с дочкой, – сказала она, отворяя дверь.
Он не ответил.
– Ну, пока, – сказала Ким и вышла, закрыв за собой дверь.
Галлоран подошел к кровати и сел на то же место, где сидела она, долго сидел неподвижно, потом лег на подушку, заложив руки за голову и глядя в потолок.
В тот вечер, когда он убил ее – не виноват он был! – он потом сел в машину и поехал в центр,
