Лёд

ладонь, лежавшая на рукояти пистолета в сумочке.

Всегда, когда Эйлин оказывалась в трудной ситуации, у нее потели ладони. А у Макканна не потеют ладони? – подумала она. Теперь от Абрахамса ее отделяли уже три минуты. Она подумала: слышит ли он через передатчик, как каблучки ее сапог стучат по асфальту? Дорожка была расчищена от снега, но кое-где была наледь, и она сейчас обходила вокруг наледи и глядела вперед, в темноту. Глаза уже привыкли к темноте, и ей показалось, будто что-то мелькнуло впереди между деревьями. Она замерла на месте. Но только на секунду: хорошая приманка должна двигаться прямо в лапы к нападающему.

Вначале ей показалось, будто кто-то насвистывает.

Она сжала рукоять пистолета.

Кто-то свистел?

Она все шла и шла, вглядываясь в темноту, миновала середину пути. Макканн сейчас находился позади нее на расстоянии чуть больше трех с половиной минут. Абрахамс находился в противоположном конце, в двух с половиной минутах, но все же слишком далеко. И вдруг она увидела мальчишку на роликовой доске. Он катился навстречу, насвистывая, умело поворачивая доску то к левому, то к правому краю дорожки. Он не мог быть старше тринадцати или четырнадцати лет, он был без шапки, в синей лыжной куртке и джинсах, он держал руки на поясе для равновесия и насвистывал в свое удовольствие в тишине зимнего парка. Она улыбнулась и расслабила руку, сжимавшую пистолет.

И вдруг он повернул доску к ней, согнул ноги в коленях, наклонившись всем телом на одну сторону, так что доска выскользнула из-под него и своей нижней стороной с колесиками ударила ее по обеим голеням. Она стала вытаскивать пистолет из сумки, но тут он ударил ее кулаком в лицо. Пистолет выстрелил в сумке, пробив кожу, сигареты, жевательную резинку и салфетки, но не передатчик. Ах, только бы передатчик остался цел!

Она рефлекторно снова стала нажимать на курок. Выстрелы опять разорвали тишину. Облачко пара от ее дыхания смешалось с их облачком. Ей вспомнилось: сила – неотъемлемая часть психологической игры.Он ударил ее кулаком в грудь. Ей вспомнилось: ожидание побоев и насильственной смерти.Пистолет выстрелил в третий раз. Он ударил ее кулаком в губу. Но он всего лишь мальчишка.У нее во рту был вкус крови. Он схватил ее за правую руку, стал выворачивать.

– Брось пистолет!

Она выпустила оружие, и пистолет упал на асфальт. Она попыталась подняться на ноги, но он с силой отбросил ее на асфальт. Когда он кинулся на нее сверху, она ударила его каблуком по бедру – несколько ниже, чем хотела. Сколько уже прошло секунд? Где Макканн? Где Абрахамс? Она говорила им, что их план не годится. Он стал раздвигать ей ноги и бить ее по щекам. Боль от пощечин была почему-то сильнее, чем от ударов кулаками. Огромные мозолистые руки. Ее голова дергалась в сторону при каждом ударе. Всем телом он навалился ей на грудь. И тут она вспомнила про пистолетик в лифчике.

Эйлин попробовала вывернуться. Он прижал ее руки коленями к земле. Она повернула в сторону голову, стараясь избежать пощечин, и увидела свою белую шапочку медсестры на дорожке. Она не могла высвободить руки, не могла дотянуться до пистолета.

Вдруг пощечины прекратились. Была только тишина. Он потянулся к воротнику белой формы медицинской сестры. Он разорвал ее спереди, сунул руку под бюстгальтер и снова застыл. Он увидел пистолет. Его молчание теперь пугало ее больше, чем приступ ярости чуть ранее. Одинпистолет означает, что умная женщина боится ходить по парку в темное время суток. Второйпистолет, спрятанный в бюстгальтере, означает только одно – эта женщина из полиции. Он переместил тело вбок. Она поняла, что он потянулся к карману брюк. Она догадалась: там какое-то оружие. И она подумала: 'Он сейчас выколет мне глаза'.Она воспользовалась тем, что он переместил тело вбок и сунул правую руку в карман. Она тотчас приподняла левое плечо и изо всех сил подтолкнула его, тем самым усиливая движение, которое начал он сам. И он свалился в сторону.

Ею правая рука все еще была у него в кармане, когда она поднялась на ноги. Он покатился ей под ноги, вынимая руку из кармана, раскрывая кнопочный нож. А она выхватила из лифчика «ламу». Она знала, что убьет его, если он пошевелится. Он увидел пистолет у нее в руке, направленный на его голову. Может быть, он также увидел, как она смотрела на него, хотя ночь была безлунная. Впоследствии, когда она вспоминала про этот случай, ей казалось, что топот бегущих с двух сторон полицейских не был решающим.

Он уронил нож.

– Не убивайте меня, – сказал он.

– Вы как? В порядке? – спросил Абрахамс.

Она кивнула. Она никак не могла отдышаться. Теперь пистолет у нее в руке дрожал.

– Я чуть не прикончила его, – прошептала она.

– Что? – спросил Абрахамс.

– Он же мальчишка, – прошептала она.

– По-моему, надо вызвать «скорую», – сказал Макканн. – Мне кажется, что она...

– Со мной все в порядке! – яростно воскликнула она, и оба полицейских вытаращили на нее глаза. – Со мной все в порядке, – сказала она помягче и вдруг почувствовала слабость. Меньше всего ей хотелось упасть в обморок перед этими двумя лопухами из участка китайского квартала. Ей удалось отдышаться, головокружение прошло, и она слабо улыбнулась.

– Что же вы задержались, ребята? – сказала она.

* * *

Они закончили допрашивать Мура только в четверть второго, и Клинг добрался домой только в два часа ночи. Им удалось вытянуть из Мура главным образом то, что ожидали: только то, в чем он решил сознаться. Приблизительно через восемь часов Карелла и Мейер отправятся с Муром в суд, где клерк приготовит краткий иск с перечнем обвинений. На основании этого так называемого желтого листа чуть позднее утром ему будет предъявлено обвинение, и все это будет подшито к делу. Теперь оставалось только ждать, когда начнут неторопливое вращение жернова правосудия.

Он очень устал. Но как только пришел домой, тотчас набрал номер Эйлин. Никто не ответил. Он послушал двенадцать гудков, повесил трубку, снова набрал номер – на этот раз медленно и аккуратно – и послушал двенадцать гудков. Опять никто не ответил. Он полистал справочную книгу, нашел телефон Франка Райли, человека, который учился с ним в полицейской академии и который теперь работал детективом второй степени в участке китайского квартала. Он набрал номер участка, назвался дежурному сержанту и спросил, есть ли какие сведения о результатах засады у памятника Уорту. Дежурный сержант не знал ничего про засаду. Он соединил Клинга с комнатой детективов, где тот переговорил с усталым детективом из ночной смены. Детектив сказал, что слышал про засаду: все прошло по плану, но подробностей он не знает. Когда Клинг спросил, все ли в порядке с детективом по фамилии Берк, тот ответил, что в отряде китайского квартала не числится такой сотрудник.

Он размышлял, кому бы еще позвонить, когда в дверь постучали.

– Кто там? – спросил он.

– Это я, – ответила она. Голос был усталый и очень тихий.

Он снял дверную цепочку, отодвинул засов и отворил дверь. На ней был морской бушлат, синие джинсы и черные сапоги. Ее длинные рыжие волосы были распущены. Но даже в неярком свете прихожей он разглядел, что лицо ее в синяках и распухла губа.

– Ничего, что я пришла? – спросила она.

– Входи, – сказал он. – Ты сама как?

–Устала, – сказала она.

Он запер за ней дверь и навесил цепочку. Когда он обернулся, она уже сидела на краю постели.

– Как прошла операция? – спросил он.

– Мы взяли его, – сказала она. – Мальчишке четырнадцать лет. Я могла застрелить его.

Их глаза встретились.