– Тем не менее я не понимаю вас, сэр, – сказал Карелла. – Ведь когда ваш отец был жив, он уезжал на работу в город, так?
– Совершенно верно, – подтвердил Лассер.
– А вы не работаете, мистер Лассер?
– Я работаю дома, – ответил Лассер.
– И что же вы делаете?
– Я иллюстрирую детские книжки.
– Понятно. Значит, вы имели возможность оставаться дома, когда ваш отец уезжал, верно?
– Совершенно верно.
– А когда он был здесь, уехать могли вы, так?
– Да, в общем, именно так.
– Я вот что имею в виду: если вам нужно было отвезти книгу, или присутствовать на совещании в редакции, или, наконец, с кем-то встретиться – это вы подразумеваете под словом «в общем»?
– Да, пожалуй, именно это.
– Может, хотите что-либо добавить, мистер Лассер?
– Нет.
– Или исправить?
– Нет. В общем, все правильно.
– Ваше «в общем» означает, что я не совсем верно вас понимаю, – сказал Карелла. – Может, вы разъясните мне, мистер Лассер...
– Видите ли...
– Да?
– Я редко выхожу из дома, – сказал Лассер.
– Что вы имеете в виду?
– Книги я отсылаю по почте. На редакционные совещания не хожу, обговариваю все вопросы по телефону. Я иллюстрирую книги, как я вам уже сказал, и когда первоначальные наброски представлены и одобрены, больше разговаривать не о чем.
– Но вы ходите куда-нибудь в гости?
– Нет, очень редко. Карелла с минуту молчал.
– Мистер Лассер, вы когда-нибудь покидаете дом? – спросил он.
– Нет, – ответил Лассер. – У вас что, агорафобия, мистер Лассер?
– Что?
– Агорафобия.
– Не знаю, что это такое.
– Агорафобия – это боязнь пространства, боязнь выйти из дома.
– Я не боюсь выйти из дома, – сказал Лассер. – Не больше чем другие.
– Скажите, пожалуйста, когда вы в последний раз выходили из дома?
– Не помню.
– Вы проводите все время здесь, в доме, правильно? С вашей матерью?
– И с отцом, пока он был жив.
– К вам приходят друзья?
– В общем, да.
– Опять «в общем», мистер Лассер.
– По правде говоря, мои друзья не слишком часто нас навещают, – признался Лассер.
– Как часто они приходят, мистер Лассер? – вмешался Хейз.
– Не очень часто.
– Как часто?
– Никогда, – ответил Лассер. Он помолчал. – Честно говоря, у меня не много друзей. – Он опять помолчал. – Мои друзья это мои книги.
– Понятно, – сказал Карелла. И тоже помолчал. – Мистер Лассер, согласны ли вы опознать своего отца по фотографии?
– Пожалуйста.
– Обычно мы предпочитаем опознание по трупу...
– Да, но это, как видите, исключается, – отозвался Лассер. – Я обязан быть здесь, возле матери.
– Хорошо. Тогда с вашего разрешения мы приедем сюда еще раз и привезем снимок, сделанный полицейским фотографом, и, быть может, вы будете настолько любезны...
– Да.
– И, пользуясь случаем, – продолжал Карелла, – зададим вам несколько вопросов о вашем отце и его отношениях с другими людьми.
– Да, разумеется.
– А сейчас мы больше не будем вас беспокоить, – улыбнулся Карелла.
– Спасибо. Я весьма благодарен вам за проявленную чуткость.
– Пожалуйста, – отозвался Карелла и повернулся к старухе. – Всего хорошего, миссис Лассер.
– Да хранит тебя господь и да исцелит он тебе голову[2], – откликнулась миссис Лассер.
– Мэм? – не понял Карелла.
– Моя мать когда-то была актрисой. Эти строки, скорей всего, из «Короля Лира».
– А вот и не из «Лира», – захихикала старуха и добавила еще несколько слов, похожих на грубое ругательство.
– 'Иль шлюхою моя Фортуна стала? – подхватил внезапно Хейз. – Узнал я, от французской хвори Нелль в больнице умерла, и я теперь прибежища лишился'.
– Откуда вам это известно? – просияла старуха, обернувшись к Хейзу.
– Ставили в школе, – ответил Хейз.
– И кого же вы играли?
– Никого, я был режиссером.
– Такой видный мужчина, – произнесла старуха. – Вам бы надо быть на сцене и демонстрировать свои достоинства.
С минуту в комнате царило глубокое молчание. Детективы посмотрели друг на друга, словно желая убедиться, правильно ли расслышали слова миссис Лассер. Энтони Лассер, не поворачиваясь к матери, пробормотал: «Мама, прошу тебя», – и проводил детективов к дверям. За спиной пронзительно хохотала миссис Лассер. Дверь закрылась. День клонился к вечеру, и в воздухе явно похолодало. С минуту они, подняв воротники пальто, постояли на обледенелой дорожке, прислушиваясь к возгласам малыша на другой стороне улицы: он изо всех сил крутил педали своего трехколесного велосипеда и стрелял из воображаемого пистолета: «Пиф-паф, пиф-паф!»
– Пойдем поговорим с ним, – предложил Карелла.
– Зачем?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Уж больно пристально смотрела на него старуха.
– Она сумасшедшая, – сказал Хейз.
– Да, тут ты прав. А что скажешь про сына?
– Не знаю. Чересчур уж убедительное у него алиби.
– Поэтому-то я и наседал на него.
– Я понял.
– А с другой стороны, вполне возможно, что он говорил правду.
– Хорошо бы узнать побольше о самом старике, – сказал Хейз.
– Все в свое время. Когда вернемся с фотографиями, сможем задать побольше вопросов.
– А труп тем временем остынет.
– Он уже остыл.
– А вместе с ним и след.
