– Что поделаешь? Январь, – ответил Карелла, и они перешли на другую сторону улицы.
Мальчик на велосипеде не переставая стрелял в них, пока они приближались, потом затормозил, скребя подошвами ботинок по асфальту. Ему было года четыре. Одет он был в красную с белым вязаную шапочку, натянутую на уши. Пряди рыжих волос выбивались из-под шапочки и падали на лоб. Из носа у него текло, и сопли были размазаны по всему лицу, поскольку он то и дело вытирал нос тыльной стороной руки.
– Привет, – сказал Карелла.
– А ты кто? – спросил мальчик.
– Стив Карелла. А ты?
– Мэнни Московиц, – ответил мальчик.
– Здравствуй, Мэнни. А это мой напарник Коттон Хейз.
– Привет, – помахал рукой Мэнни.
– Сколько тебе лет, Мэнни? – спросил Хейз.
– Вот сколько, – Мэнни поднял и растопырил четыре пальчика.
– Четыре года. Отлично.
– Пять, – сказал Мэнни.
– Ты же показал четыре.
– Пять, – настаивал Мэнни.
– Ладно, пусть пять, – согласился Хейз.
– Ты не умеешь ладить с детьми, – сказал Карелла. – Тебе пять, верно, Мэнни?
– Верно, – отозвался Мэнни.
– Тебе здесь нравится?
– Нравится.
– Ты живешь вот в этом доме?
– Да.
– А знаешь бабушку, что живет напротив?
– Какую бабушку?
– Из дома напротив, – повторил Карелла.
– Из какого дома? Напротив живет много бабушек.
– Вот из этого дома, – сказал Карелла.
– Из какого?
– Из этого, – повторил Карелла. Ему не хотелось показывать пальцем, потому что он был уверен, что Энтони Лассер следит за ними из-за занавесей.
– Я не знаю, о каком доме ты говоришь, – настаивал Мэнни.
Карелла посмотрел на дом эпохи Тюдоров на другой стороне улицы и вздохнул.
– Он спрашивает, знаешь ли ты миссис Лассер, – пришел ему на помощь Хейз.
– Верно, – сказал Карелла. – Знаешь миссис Лассер?
– Она живет в доме напротив?
– Да, – сказал Карелла.
– В каком доме? – спросил Мэнни, но тут раздался голос:
– Мэнни! Ты что там делаешь?
Еще не обернувшись, Карелла понял, что ему придется иметь дело еще с одной матерью. Бывали дни, когда на пути попадались одна мать за другой, иногда разумные, иногда сумасшедшие, поэтому он взял себя в руки и, повернувшись, увидел, как из дома по направлению к ним твердым шагом на манер пасхальной процессии по Пенсильвания-авеню идет женщина в пальто, накинутом на халат, и с бигуди в волосах.
– В чем дело? – спросила она у Кареллы.
– Добрый день, мэм, – сказал Карелла. – Мы из полиции и хотели задать вашему сыну несколько вопросов.
– Каких вопросов?
– Про ваших соседей.
– Вы, по-моему, только что вышли из дома Лассеров? – спросила женщина.
– Да, мэм.
– Вам поступила на них жалоба?
– Нет, жалоба нам не поступала, – ответил Карелла. И помолчал. – А почему вы спросили об этом, миссис Московиц? Вы ведь миссис Московиц, верно?
– Да. – Она пожала плечами. – Просто мне подумалось, что к вам поступила жалоба. Я решила, что старую даму хотят упрятать в сумасшедший дом.
– Нет, нам об этом неизвестно. А что, были неприятности?
– Да нет, – отозвалась миссис Московиц. – Но слухи ходят.
– Какие слухи?
– Ее муж работает управляющим в каком-то доме в городе и каждое воскресенье едет пилить деревья, где, одному богу известно, а потом везет их продавать своим жильцам – странный бизнес, вам не кажется? А старуха полночи хохочет и плачет, если ее муж не покупает ей мороженого, когда сюда летом приезжает грузовик с мороженым, – тоже странно, не правда ли? А как вам нравится их сын Энтони? Весь день напролет летом и зимой рисует свои картинки в комнате, которая выходит в сад, и никогда не покидает дома. По-моему, это крайне странно, мистер.
– Никогда не выходит?
– Никогда. Он настоящий отшельник.
– Кто такой отшельник? – спросил мальчик.
– Замолчи, Мэнни, – отозвалась мать.
– Вы уверены, что он никогда не выходит? – спросил Карелла.
– Я ни разу не видела, чтобы он днем вышел из дома. А что он делает, когда становится темно, откуда мне знать? Может, он тайно выходит и едет в такие заведения, где курят опиум, кто знает? Я говорю вам только, что я лично ни разу не видела, чтобы он вышел из дома.
– А что вы можете сказать о старике? – спросил Хейз.
– О мистере Лассере?
– Да.
– Он тоже по-своему странный. Пилит деревья, а ведь ему восемьдесят семь лет, понимаете? Молодым его никак не назовешь. Но каждые субботу и воскресенье он едет пилить деревья.
– И берет с собой топор?
– Топор? Нет, у него есть особая пила, не знаю, как она называется.
– Циркулярная пила? – подсказал Хейз.
– Верно, – отозвалась миссис Московиц. – Но даже в этом случае, даже с помощью этой циркулярной пилы пилить деревья – нелегкий труд для восьмидесятисемилетнего человека, верно?
– Совершенно верно, – согласился Карелла.
– Но и это еще не все. Знаете, на свете есть очень сильные люди. Я видела таких людей. Мой собственный отец – мир праху его – весил сто восемьдесят фунтов, одни мускулы, да благословит его господь, когда умер в семьдесят девять лет. А мистер Лассер вовсе не из богатырей. Он хрупкий и старый на вид, но выполняет такую тяжкую работу. Таскает со своего участка тяжелые камни, корчует пни, красит дом, что, правда, не очень тяжело, но для старика простоять весь день на приставной лестнице – нет, по- моему, это крайне странно.
– Другими словами, вся семья кажется вам весьма своеобразной, не так ли, миссис Московиц?
– Не хотелось бы говорить плохое о своих соседях, – сказала миссис Московиц. – Скажем так. Скажем, я нахожу их поведение несколько необычным. Скажем, мне представляется странным, что рехнувшаяся старуха, вроде миссис Лассер, оставлена на попечении двух других безумцев, как ее муж и сын. Вот почему я и подумала, что, может, кто-то решил сплавить ее в сумасшедший дом и написал жалобу.
– Кто рехнулся? – спросил мальчик.
