Флетч перешел к странице 82. Его тянуло ко сну.
Когда он добрался до страницы 89, из-за угла появился Фредерик Муни.
— Некто в моей постели заявляет, что она — дама, — сообщил он Флетчу.
— Вы жалуетесь? — осведомился Флетч.
— Я бы предпочел женщину, — признал Муни.
— Это Эдит Хоуалд.
— Так вот кто она такая. Я подумал, что узнал ее по какой-то знакомой сцене… Сейчас вспомню… Ну, да, «С первым ударом часов».
— Что последовало?
— Эдит Хоуэлл, не дама и не женщина, — Муни нетвердой походкой направился к Флетчу. — Хотя и в женском обличье.
— Она справилась о вас, как только приехала.
Муни осторожно опустился на стоящий в тени металлический стул.
— Кажется, мы вместе играли в какой-то пьесе. Какой точно, не скажу. Я помню, что видел ее каждый вечер определенный период времени. Вы понимаете, это также привычно, как видеть ванну в отеле.
— Пьеса называлась «Пора, господа, пора». Шла на Бродвее.
— О, да, это чертов мюзикл. Как я вообще в него попал? Столько месяцев мучений… Публике, правда, он нравился. И кто мне только присоветовал участвовать в нем? Вы — поклонник театра?
— Как и многие другие.
— Меня всегда изумляло, сколь много знают люди о спектаклях и фильмах, в которых я играл и снимался.
Флетч улыбнулся.
— Вы же знаменитость, мистер Муни.
— Я лишь выполнял порученную мне работу. Как любой актер. Если я не ошибаюсь, мистер Питеркин, вы говорили, что не имеете никакого отношения к индустрии развлечений.
— Совершенно верно. Не имею.
Муни попытался прочесть заглавие сценария, лежащего на коленях Флетча.
— «Мечта летней ночи»? Почти что Шекспир.
— «Безумие летней ночи», — поправил его Флетч. — фильм, в котором снимается Мокси.
— О, понятно. Шекспир в современной обертке. С учетом последних открытий психоаналитиков.
— Нет, — Флетч покачал сценарий на колене. — Вроде бы эти две летние ночи никак не связаны.[21]
— Просто слямзили название? Интересно, никто еще не написал пьесу «Пиглет».[22], о парне, которому привидился призрак вчерашнего ужина. О, бедный ужин, я съел тебя с таким аппетитом…
— Разве Мокси не говорила с вами о сценарии?
— Мокси никогда не говорит со мной, — Муни икнул, прикрыв рот рукой. — Мокси более не спрашивает моего совета. Я ее отец-пьяница. И, должен признать, это справедливо. Долгие годы я был вынужден не обращать на нее ни малейшего внимания.
— Почему?
Муни вперился взглядом в лицо Флетча.
— Потому что на первом месте всегда стоял талант. Многие могут поиметь женщину и зачать ребенка. Редко кому удается овладеть миром и творить для него чудеса.
Флетч кивнул.
— А вы не будете возражать, если я обращусь к вам за советом?
Муни не ответил. Но взгляд его обежал землю у ног. Он не принес с собой сумку с бутылками. Но при этом все утро провел в барах Ки-Уэста, общаясь с местным населением.
— Почему снимают плохие фильмы? — спросил Флетч.
— Как и в любой другой сфере деятельности люди допускают ошибки. Нет. Я выразился неточно. Столь большой вероятности ошибки, как в киноиндустрии, нет нигде. Могли бы вы, мистер Питеркин, вести свое дело, принимая девять ошибочных решений из каждых десяти?
— Как такое может быть?
— Хороший фильм можно снять лишь соединив талантливых исполнителей с подобранным именно под них сценарием. Это сложно.
— Я этого не понимаю. Ни одна фирма, не говоря уже о целой отрасли, не может функционировать, если девяносто процентов решений будут ошибочными.
— Разве вы не знаете, что слава и большие деньги привлекают куда больший процент некомпетентных людей, а то и просто шарлатанов.
— Вам такие встречались?
— На каждом шагу. Мешали мне работать, давали плохие советы, грабили меня…
— Пожалуйста, не горячитесь. День и без того жаркий.
Муни глубоко вдохнул через нос. Повернулся к Флетчу боком, медленно выдохнул.
— И все-таки мне представляется, что и киноиндустрия не может существовать при столь высоком проценте ошибок.
Муни сардонически улыбнулся.
— Однако, может. Ответ очень прост. Случается, что талантливые исполнители, режиссер, оператор и написанный под них сценарий находят друг друга. И тогда свершается чудо искусства. Даже такие люди, как вы, откладывают свои дела и, зажав в кулаке деньги, спешат в билетную кассу. И один успех зачастую покрывает десять неудач.
— Я вот читаю этот сценарий, — Флетч указал на лежащую на коленях рукопись. — Я не специалист. Никогда не читал киносценариев. Но этот показался мне ужасным. Характеры, что люди на вечеринке — один фасад, за которым пустота. А диалоги. В реальной жизни люди так не говорят. Я сам немного пишу, в те дни, когда бушующие ураганы не выпускают меня из дому. В сценарии полным-полно длиннот, которые просто необходимо вырезать. Зачем это делается? — во взгляде Муни читалась откровенная скука. — Сценарист затрагивает давние проблемы, но не ищет пути их разрешения. Наоборот, его цель сыграть на самых низменных чувствах, вызвать ненависть, — вновь Муни оглядел землю у ног, надеясь обнаружить сумку с бутылками. — Я, конечно, не критик. Но, думаю, что надо быть сумасшедшим, чтобы вложить хоть цент в это дерьмо.
— Ах, Питеркин, вот вы и произнесли магическое слово: ЦЕНТ. Как и любой другой бизнес, в основе киноиндустрии лежат деньги. Много денег. Нигде более не тратится столько денег ради создания иллюзии, — Муни попытался подняться, но с первого раза ему это не удалось. — Подумайте об этом. Сосчитайте ваши иллюзии, мистер Питеркин, — Муни таки встал. — Время дневного сна уже прошло, — сообщил он баньяну, который никогда не спал днем. — А потому надо выпить, чтобы забыть о всех волнениях. Принести вам что-нибудь, Питерсон?
Флетч огляделся.
— Кто такой Питерсон?
— Вы же Питерсон, кто же еще? О, извините, Питеркин. Вы — Питеркин. Вы же сами только что сказали мне об этом. Вам надо бы посмотреть мой ранний фильм «Семь флагов».
— Я его видел.
— Тысячи действующих лиц. И я никого не путал.
Глава 16
Из двери черного хода появилась миссис Лопес.
— Телефон, мистер Флетчер.
