— Ты надеешься, что я отпущу тебя одного? — холодно спросил Вайленд.
— Чтобы ты надул меня?
— Не глупите, — устало отмахнулся я. — Я могу встать перед электрическим распределительным щитком или предохранительной коробкой и сделать так, что этот батискаф больше никогда не двинется с места, и никто из ваших друзей ничего не заметит. В моих же собственных интересах заставить этот аппарат работать, и как можно быстрее. Чем быстрее, тем лучше для меня, — я посмотрел на часы. — Без двадцати одиннадцать. Чтобы найти неисправность, мне потребуется по меньшей мере три часа. В два я сделаю перерыв. Постучу в люк, и вы выпустите меня.
— В этом нет необходимости, — Вайленда явно не радовало мое предложение, но он не мог сказать, что я обманываю его, и не мог отказаться от моих услуг. — Внутри кабины установлен микрофон, а приемная аппаратура в помещении наверху. В кабине есть кнопка вызова. Дай знать, когда закончишь.
Я кивнул и начал спускаться по ступенькам, приваренным к стенке цилиндра. Отдраил верхний люк входной камеры батискафа и протиснулся через него — нижняя часть цилиндра, охватывавшая верх входной камеры, была шире лишь на несколько дюймов и не позволяла открыть люк полностью, — нащупал ступеньки, захлопнул и задраил люк и начал пробираться к находившейся под камерой кабине. Последние несколько футов пришлось пробираться под острым углом. Я открыл тяжелую стальную дверь кабины, протиснулся через узкий проход и задраил за собой дверь.
В кабине ничего не изменилось. Она была просторней, чем на более ранних батискафах этой серии, и слегка овальной, а не круглой, но потеря в конструктивной прочности с лихвой компенсировалась большей свободой действий в кабине. Кроме того, батискаф предназначался для спасательных работ на глубинах до 2500 футов, и относительная потеря прочности не имела значения. В кабине было три иллюминатора конической формы, сужавшихся вовнутрь, так что давление воды только вдавливало их поплотнее. Один иллюминатор был в полу. Иллюминаторы казались хрупкими, но я знал, что самый большой из них — внешний диаметр его составлял не более фута выполнен из специально разработанного плексигласа и мог выдержать давление в 250 тонн, что намного превышает давление воды на тех глубинах, на которых должен работать батискаф.
Сама кабина была шедевром. Одна стена — если примерно шестую часть сферы можно назвать стеной — была полностью занята приборами, круговыми шкалами, предохранительными коробками, переключателями и различной научной аппаратурой, которая нам не понадобится. На одной стороне этой стены находились устройства запуска двигателей, управления режимами их работы, управления прожекторами, захватами, свободно свисавшим гайдропом, который устойчиво удерживал батискаф около дна за счет того, что часть его свободно лежала на дне, чуть облегчив батискаф и позволяя ему удерживаться в равновесии. И наконец, здесь были ручки точной настройки устройства поглощения выдыхаемого углекислого газа и регенерации воздуха.
С одним рычагом управления я раньше не сталкивался, и это несколько озадачило меня. Он представлял собой реостат с маркировкой по обеим сторонам от центральной ручки, и под ним крепилась табличка с надписью «Буксирный трос». Я понятия не имел, что бы это могло означать, но через несколько минут догадался. Вайленд или, скорее, Брайсон по приказу Вайленда установил на батискафе барабан с электрическим мотором и прикрепил конец троса к нижней части опоры, когда она была еще поднята.
Идея заключалась не в том, что они могли бы теперь подтащить батискаф, если бы что-то сломалось — это потребовало бы намного большей мощности, чем могли развивать двигатели батискафа. Нет, это решало очень сложную навигационную задачу — найти дорогу обратно к опоре. Я включил прожектор, отрегулировал луч и посмотрел в иллюминатор под ногами: на дне виднелся глубокий кольцеобразный след от когда-то стоявшей здесь опоры. Если пользоваться им для ориентирования, совмещение верхней части входной камеры с цилиндром внутри опоры станет не очень сложным делом.
Теперь мне хотя бы стало ясно, почему Вайленд не очень сильно возражал против моего пребывания в батискафе в одиночку. Если бы я сумел, заполнив водой входную камеру и раскачав батискаф, запустить двигатели, то смог бы оторваться от резинового уплотнения и уплыть в батискафе на свободу, но с тяжелым тросом, крепившим батискаф к опоре Х-13, я далеко бы не ушел. Вайленд мог быть пустозвоном в одежде, манерах и речах, но в делах он был весьма неглуп.
Кроме приборов в кабине имелось три обтянутых брезентом стула и полка с различной фотоаппаратурой и лампами заливающего света.
Первый осмотр кабины не занял много времени. Прежде всего мое внимание привлек микрофон около одного из стульев. Вайленду явно хотелось знать, работаю ли я на самом деле. Ему ничего не стоило перебросить концы так, чтобы при выключенном микрофоне он работал. Но я переоценил Вайленда: с проводкой все было в порядке.
В следующие пять минут я проверил все оборудование, кроме рычагов управления двигателями — сумей я запустить их, любой человек, ждущий внутри опоры, сразу же почувствует это по вибрации.
После этого я открыл корпус самой большой распределительной коробки, выдернул около двадцати разноцветных проводов из гнезд и оставил их висеть в страшном беспорядке. К одному проводу я подсоединил вывод мегометра, затем снял крышки с двух других распределительных и предохранительных коробок и высыпал почти все инструменты на маленькую рабочую скамейку.
Получилась весьма убедительная картина напряженного труда.
Я не мог вытянуться во весь рост на узком дощатом настиле, но это было неважно. Я не спал всю ночь, через многое прошел за последние двенадцать часов и очень устал, так что в любом случае должен был заснуть.
И заснул. Последнее, о чем я подумал, прежде чем вырубился: море и ветер не на шутку разгулялись. На глубине свыше ста футов волнения моря почти или совсем не чувствуется, но батискаф явно покачивался, хотя и слабо. Это покачивание и усыпило меня.
Когда я проснулся, часы показывали половину третьего. На меня это не было похоже — обычно мой внутренний будильник поднимал меня точно в назначенное время. На этот раз он подвел меня — и неудивительно: голова страшно болела, а в кабине нечем было дышать. Я допустил ошибку, проявив небрежность, и поспешил исправить ее, включив на максимальную мощность поглотитель углекислого газа. Минут через пять, когда в голове начало проясняться, я включил микрофон и попросил открыть люк в полу опоры.
Сибэтти спустился, помог мне выбраться из батискафа, и через три минуты я уже стоял в маленьком стальном помещении наверху.
— Припозднился ты, — раздраженно бросил мне Вайленд. Кроме него и Сибэтти, который закрыл за мной дверь, здесь уже был и Ройал — второй рейс вертолета закончился удачно.
— Вы же хотите, чтобы эта проклятая штука когда-нибудь заработала? так же раздраженно ответил я. — Я здесь не забавы ради, Вайленд.
— Это точно. — Матерый уголовник, он не любил настраивать против себя без надобности. Он пристально посмотрел на меня:
— С тобой что-то случилось?
— Случилось то, что я четыре часа кряду работал в тесном гробу, кисло ответил я. — Да еще очиститель воздуха был плохо отрегулирован. Но сейчас все в порядке.
— Есть какой-нибудь прогресс?
— Очень небольшой, черт возьми. — Я поднял руку, заметив, что его брови поползли вверх, а лицо потемнело от злости. — Это не из-за недостатка прилежания. Я проверил каждый контакт и каждую электрическую цепь и лишь двадцать минут назад начал понимать, в чем дело.
— Ну и в чем же дело?
— В вашем покойном инженере Брайсоне, вот в чем. — Я внимательно посмотрел на него. — Вы намеревались взять с собой Брайсона или отправиться одни?
— Мы собирались сделать это вдвоем с Ройалом. Мы считали...
— Правильно. Какой смысл брать его с собой? Мертвый человек может сделать немного. Вы, видимо, намекнули, что не возьмете его с собой, и он понял — почему. И тогда решил отомстить вам хотя бы после своей смерти.