Пытаясь избавиться от наваждения, Игорь открыл глаза. Наташа отрешенно смотрела куда-то за окно. Она пела песню для мужчин и о мужчинах, чье ремесло было и его ремеслом, в котором на первом месте стояло умение выжить и не дать выжить тому, кто в этот момент против тебя.
Игорь поймал себя на том, что шепотом повторяет слова песни. Наташа тоже это заметила, ободряюще улыбнулась, и он уже громче вместе с ней пропел-проговорил заключительные строки:
— Здорово! — Игорь взял из рук Наташи гитару и провел большим пальцем по струнам. — Хорошая песня, только после нее мне вдруг захотелось вытянуться по стойке «смирно», взять под козырек и даже вторично принять присягу.
— Ты бы послушал, как Сонька ее по-английски поет — слушаешь, и хочется тут же в Иностранный легион вступить…
— А что ж не в родимую Советскую Армию?
— Ну, потому, наверно, что в Африке Советской Армии нет…
— Ошибаетесь, синьорита, но разубеждать не моя стихия. Лучше повтори, что ты там про Иностранный легион говорила? Есть возможность попасть в легионеры по знакомству?
— Ты что, шуток не понимаешь? Просто стихи эти очень странные, и ассоциации тоже непонятные вызывают… Почему-то хочется идти с кем-нибудь в ногу, сжимать рукой приклад автомата и с гордо поднятой головой смотреть в глаза опасности.
Игорь расхохотался так, как давно уже не смеялся.
— Боже мой, девочка, сколько еще ерунды в твоей головке! — Он вытер носовым платком выступившие на глазах слезы. — Ты хотя бы знаешь, сколько этот приклад в комплекте с остальными причиндалами весит?
Наташа покраснела и с негодованием посмотрела на Игоря. Он упреждающе поднял ладони:
— И запомни раз и навсегда: военные дела прежде всего грязь, кровь, мат и — очень часто — смерть!
— Ты это видел? — прошептала Наташа.
— В кино, как и ты, — улыбнулся Игорь.
— А откуда тогда рана?
— Это тоже как в кино: шел, упал, очнулся — дырка в боку…
— Опять шутишь? — протянула разочарованно Наташа. — Но неужели тебе ни разу не хотелось побывать за границей? Мир посмотреть…
— С распоротым брюхом? Боюсь, теперь я в состоянии служить только как наглядное пособие для некоторых студентов-медиков.
— Ничего страшного у тебя нет. Через неделю швы снимут и отправят долечиваться в какой- нибудь санаторий, а я вовремя успею на занятия.
— Тебе не терпится избавиться от меня?
— Игорь, — Наташа предостерегающе посмотрела на него, — при чем тут это?
— Сдаюсь. — Темные брови сошлись на переносице, и он исподлобья взглянул на девушку. — Клянусь, больше никаких разговоров на посторонние темы. Только сознайся, ты по-английски так же хорошо понимаешь, как и по-латыни?
— Нет, гораздо хуже!
Он намеренно хотел смутить ее своим вопросом, но на этот раз не получилось. И он еще раз убедился, какое непредсказуемое создание его юная сиделка. Голубые глаза привычно метнули молнии в направлении серых глаз, и он почувствовал легкое покалывание в мышцах от предчувствия новой схватки. Но… о, женщины! В следующую минуту Наталья опять выглядела смиренной овечкой.
— Значительно хуже, — уточнила Наташа, и Игорь с изумлением отметил, как быстро меняется цвет ее глаз. Мгновение назад они были под стать грозовому небу и тут же приобрели зеленоватый оттенок, посветлели, успокоились. — Честно сказать, я почти ничего не поняла. Но по интонации догадалась, что это был весьма интимный диалог, — добавила она мстительно.
Игорь притворно тяжело вздохнул и не выдержал, опять рассмеялся:
— Слышала бы тебя Виктория! Она считает себя непревзойденным специалистом по сленгу. Хочешь, научу тебя кое-каким выражениям, твоя подружка с ума сойдет от зависти, но только в обмен…
— Что еще за обмен? — Наташа настороженно посмотрела на него.
— Обещай, что споешь мне еще парочку-другую песен на стихи Киплинга.
— Без проблем! — Наташа подмигнула ему, взяла гитару и вновь пристроила ее на коленях. — Сейчас я спою тебе песню, от которой всегда плачет Сонькина мама. Ей постоянно какие-то напасти, беды мерещатся, а в последнее время она даже запретила Соньке ее петь. А мне она очень нравится…
Наташа склонилась головой почти к самому грифу гитары. Вздрогнули худенькие плечи, и он услышал песню, слова которой определят всю его будущую судьбу, его нелегкое движение по жизни.
Игорь сжал виски руками. Темная ночь, разрываемая очередями трассеров, мертвенно-бледное