позже. И что Людмиле, вероятно, это будет только на руку: есть еще время проверить и просчитать все доводы в пользу проекта, над которым она трудилась в последнее время.
– Вадик, – Людмила приложила максимум усилий, чтобы голос не дрожал и не выдавал ее волнения, – надеюсь, ты останешься на Новый год. Мы так давно не виделись…
– Постараюсь, дорогая. – Вадим говорил мягко и ласково. – Я очень виноват перед тобой. Сейчас я так занят на кафедре, готовлюсь к встрече американцев, что не могу уделять тебе достаточно внимания. Лайза Коушелл, директор Центра, – особа капризная и непредсказуемая, поэтому, сама понимаешь, надо убрать все подводные камни, которые препятствуют нашему кораблю, то есть твоему проекту, благополучно доплыть до берега.
Вадим любил выражаться красиво, и Людмила к этому в принципе привыкла, но сочетание «нашему кораблю» все-таки неприятно резануло слух.
И хотя он уточнил: «твоему проекту», она подумала о том, что Вадиму было бы очень выгодно войти в число его разработчиков. Это очередное подтверждение умения жениха из всего извлекать собственную выгоду так ее расстроило, что она даже забыла спросить, купил ли Вадим себе дубленку. Шубу она, поддавшись Тонькиным уговорам, так и не решилась продать и, заняв денег у Келлеров, передала их жениху неделю назад все с тем же Александром Генриховичем, ездившим в Красноярск повидать дочь.
Вслед за Вадимом позвонила Антонина и сказала, что едет в город навестить в больнице Стаса. Не хотела бы Людмила составить ей компанию? Людмила хотела, и поэтому уже через два часа они были в республиканской больнице.
В палату к нему вдвоем их не пропустили, и Людмиле пришлось чуть ли не час дожидаться своей очереди. Наконец у Антонины проснулась совесть, и она, улыбающаяся и счастливая, спустилась к уже выходящей из себя Людмиле. Торопливо чмокнув ее в щеку, Тонька виновато пробормотала:
– – Прости, не заметила даже, как время пролетело. У них сейчас обед, но я у врача для тебя десять минут выпросила.
Конечно же этих десяти минут хватило лишь на то, чтобы выслушать жалобы Стаса на скукотищу, царящую в больнице, и явное нежелание медиков выписывать его, такого здорового и энергичного. Но рука у Стаса все еще висела на повязке, и сам он выглядел бледным, похудевшим. Даже густые темные волосы, прежде не поддававшиеся никаким расческам, сейчас, казалось, тоже присмирели и лежали на голове ровненько и спокойно, словно поработали над ними руки опытного парикмахера.
– ..Не меньше восьми маралов завалили, – пробился в ее сознание голос Барсукова. Она подняла глаза. Подполковник сидел вполоборота и смотрел на нее, хотя до этого весьма оживленно переговаривался с Антониной. – Так, по крайней мере, выяснилось на первых допросах.
– Их выпустили? – Людмила поморщилась. – И зачем я спрашиваю, и так понятно: не выпустили сегодня, выпустят завтра.
– На всех браконьеров заведено уголовное дело по факту незаконной охоты в заповеднике, – сухо ответил Барсуков. – Помимо этого, много отягчающих обстоятельств: сопротивление при задержании, уничтожение улик, нападение на сотрудника милиции и причинение ему тяжких телесных повреждений. Поэтому некоторые из них отпущены под подписку о невыезде, но кое-кто и па нарах остался.
– А что С этим… – Людмила помедлила секунду, – которого вы вытащили из воды? Его, надеюсь, не отпустили?
– Нет, этого как раз в первую очередь задержали, только он сейчас, как и Стас, в больнице. Но уголовное дело, как я сказал, уже заведено, следствие ведется. А что касается его папаши, моего коллеги, так сказать, то ему тоже долго не захочется охотой забавляться. Из органов его, судя по всему, выгонят или, скорее всего, отправят на пенсию.
258-я статья, по которой он обвиняется, предусматривает очень крупный штраф, исправительные работы или арест от четырех до шести месяцев. Правда, в этом случае имеются те самые отягчающие обстоятельства, о которых я вам уже докладывал.
– Честно сказать, ваш проказливый коллега меня интересует постольку поскольку, – призналась Людмила. – Гораздо больше меня волнует, чтобы Надымов не ушел от наказания. Сколько раз его уже задерживали за незаконную охоту, ну и что? Заплатит штраф и в ус себе не дует… Вспомните, как получилось с кормушками. Ведь вы так и не смогли доказать факт безлицензионной охоты. А тысяча, что он заплатил за причиненный ущерб, это ведь курам на смех. Встретились мы после на крыльце «Кактуса», так он же надо мной и посмеялся: опять ты, дескать, Людочка, осталась на бобах, а я как ходил здесь гоголем, так и буду ходить. А тебе, мол, настоятельно советую остерегаться темных закоулков и проезжей части дороги.
– Пока Надымов тоже выпущен под подписку о невыезде, – вздохнул Барсуков. – Но он – явный организатор всего этого мероприятия, поэтому не думаю, что сумеет отвертеться на этот раз.
Но и здесь я вам ничего не гарантирую. Меру наказания ему определит суд.
– Плевать он, по-моему, хотел и на вашу подписку и на ваш суд, – махнула рукой Антонина. – Сегодня мы попытались навестить подружку... бывшую подружку, – поправилась она поспешно, – брата Людмилы Алексеевны, которая сейчас усиленно дружит с Игорем Ярославичем и потому проживает в его загородном особняке. Сразу же после обеда, когда вернулись из больницы, поехали за город, где надымовская вилла находится. Но куда там! Нас только к воротам и подпустили. Охранник, еще тот мордоворот, вежливо так предупредил, что Света на занятиях по хореографии, поэтому суетиться не стоит. Где проходят эти самые занятия, он все равно не скажет. Но вскоре должен появиться сам Игорь Ярославович, – Антонина усмехнулась, – который, по вашим словам, Денис Максимович, должен сейчас на луну выть от невозможности выехать из Вознесенского. Вот он-то и даст все пояснения по поводу Светланы и, если посчитает нужным, позволит нам поговорить с ней или с ее мамашей.
– Я так понимаю, что Игоря Ярославича вы не дождались, – справился Барсуков, – и основываете свои подозрения лишь на высказывании охранника о его предположительном приезде в город?
– Естественно, не дождались! – вздохнула Тонька и с горечью в голосе спросила:
– Или вы думаете, что он позволил бы нам встретиться со Светланой?
Ну почему вы не найдете на него управу? Он в открытую живет с семнадцатилетней девочкой, правда с позволения мамаши, у которой крыша давно уже поехала, и никого это совершенно не волнует!
– В том-то и дело, что открыто, и вы верно заметили: с доброго согласия самой Светланы и ее мамаши, невменяемость которой еще доказать надо.
– Он же их обеих купил, неужели непонятно? – удивилась Людмила. – Наобещал три короба, накормил, одел, обул, а что еще девчонке надо, которая ничего в своей жизни слаще репы не ела? На красивую жизнь засмотрелась, а не видит, к какой пропасти он ее толкает. А у мамаши ее один свет в окне: бутылка. Ей даже закуски уже не требуется, высохла вся, почернела. Какая она защита Светке?
Никакая. Пропила дочь, продала ее за бутылку и дорогие тряпки этому толстому мерзавцу, и горя ей мало!
– Надымова можно привлечь к ответственности только в том случае, если от Светланы или ее матери поступят заявления о каких-то насильственных или противоправных действиях, совершенных против них этим гражданином. Но на сегодня таковых заявлений, насколько мне известно, не поступало, поэтому мы не вправе затевать расследование по данному вопросу.
– Выходит, пусть девчонка погибает? – всплеснула руками Антонина.
– Ну, насчет ее гибели, Антонина Сергеевна, думаю, вы сильно преувеличиваете! – улыбнулся Барсуков. – В отличие от вас, охранник позволил мне поговорить со Светой Выглядит она прекрасно, жизнью своей довольна, усиленно и целенаправленно готовится к конкурсу красоты… – Он замолчал на мгновение, отвернулся от своих неожиданных попутчиц и задумчиво произнес:
– Возможно, это и делает женщину счастливой? Тряпки, кольца, косметика, отсутствие волнений о хлебе насущном? И в гимназии у нее все идет отлично. Я поговорил с классным руководителем. Учителя догадываются о роли Надымова, но помалкивают: главное, чтобы их отношения не сказывались на учебе, а остальное всем по барабану, как однажды очень метко заметила Людмила Алексеевна.
– Ну все, туши фонарь! У меня просто нет слов! – развела руками Антонина. – Куда ни кинь, всюду клин, Людочка! А может, Светка и вправду умнее всех оказалась? И нас с тобой, в первую очередь? И для женщины главное не работа, а возможность выглядеть настоящей женщиной?
