мента?
– Не кокетничай! – Людмила потянулась к нему и поцеловала в щеку. – На самом деле ты так не думаешь, и попробуй кто-нибудь обозвать тебя тупым и ограниченным – голову оторвешь, не так ли?
– Вероятно, ты права, оторвал бы не задумываясь!
На тупого и ограниченного я, конечно, не тяну, но изысканным и утонченным тоже никогда не стану.
– А с чего ты взял, что Вадим – изысканный и утонченный?
– Ну, с того, наверно, что он предпочитал изъясняться в любви и не спешил затащить тебя в постель, как я, например.
– Ты жалеешь, что он не затащил меня в постель раньше тебя?
– Не говори глупостей! – Денис сел, взглянул на часы. – Три часа осталось до подъема. Поспим или все-таки перекусим немного? – Он потянулся к Людмиле, осторожно коснулся рукой се щеки. – Прости, но я что-то еще сильнее есть захотел. – И усмехнулся:
– Не пойму, с чего бы это?
– Все ты понимаешь. – Она шлепнула его по голой спине. – Подай мне халат и отвернись. – И пояснила; – Не привыкла я, чтобы меня голышом видели.
– Ох и дурная же ты, – покачал головой Барсуков, – я ведь тебя всю успел рассмотреть, чего теперь стесняться?
– Все равно отвернись, – приказала Людмила более сердито, – или не встану и кормить тебя не буду!
Денис слышал, как она шуршит за его спиной одеждой, и улыбнулся про себя. Наивная, смешная дурочка! Как долго она водила его за нос, то приближая к себе, то прогоняя. Как часто он был на грани того, чтобы потерять голову, и вот, кажется, потерял ее окончательно и бесповоротно. Женская рука легла ему на плечо, он стремительно оглянулся. В легком ситцевом халатике, раскрасневшаяся от недавних ласк, слегка смущаясь его настойчивого взгляда. Людмила стояла перед ним, прикрывая руками глубокий вырез халата, под которым, он был уверен, ничего не было.
– Люда, – простонал он и привлек ее к себе. – К черту завтрак, я снова хочу тебя…
И только очень глупая, полностью слетевшая с катушек женщина могла вновь ответить на его сумасшедшие поцелуи, разомкнуть губы и обнять его за шею. И глупая женщина сделала это, прошептав нетерпеливо:
– Денис, только не останавливайся, а то я сойду с ума, – даже не удивившись собственному нахальству.
– Думаешь, я хочу жениться на сумасшедшей? – прошептал он, а она уже забилась в его руках, постанывая и вскрикивая от непомерного восторга, накрывшего ее с головой. Она вцепилась в его плечи, влажные от пота, и все быстрее и резче подавалась бедрами в такт его движениям и прерывистому шепоту:
– Подтанцуй мне, дорогая, подтанцуй!
Взрыв блаженства заставил се закричать уже в полный голос, она еще сильнее впилась пальцами в его плечи. Денис вскрикнул в ответ, изо всех сил сжал ее ягодицы и простонал:
– Учти, если ты даже вздумаешь мне отказать, тебе ни с кем не будет так хорошо, как со мной!
На этот раз у них уже не было сил говорить.
Просто лежали, прижавшись друг к другу, в сладкой истоме на грани сна. Мужские руки, сильные и горячие, обнимали ее за талию, ее нога лежала между его бедер. Засыпая, она подумала, что как было бы хорошо, если бы Денис хотя бы на день забыл о своих обязанностях. Как здорово было бы проснуться в его объятиях не от звонка будильника, а от поцелуев и тихого шепота: «Просыпайся, родная! Я уже соскучился по тебе!..»
Он ласково коснулся губами ее лица, потом отстранился и провел тыльной стороной ладони по ее подбородку:
– Какое счастье, что я поселился с тобой по соседству.
Она замерла, ожидая продолжения. Неужели сейчас он скажет, наконец, как любит ее… Но вместо этого Барсуков вдруг приподнялся на локте и спросил:
– Ты ведь не собираешься теперь выходить замуж за своего разлюбезного Вадика?
– И чего ты привязался к Вадику? – Людмила открыла глаза и с негодованием посмотрела на Барсукова. – Неужели непонятно, что 'я ни за что бы не легла с тобой в постель, если бы собиралась за него замуж. – Она помолчала долю секунды и тихо добавила:
– К тому же он нашел себе другую невесту. Толстую, лохматую американку. Ужасно богатую и пробивную. Она поможет ему уехать в Америку и сделать карьеру. Куда мне до нее… – Она вздохнула и виновато посмотрела на Дениса. – Конечно, это пока Тонькины домыслы, но, судя по всему, она недалека от истины.
– Выходит, если бы не эта американка, ты бы в мою сторону и не посмотрела?
– Я как раз в твою сторону и смотрела. Даже больше, чем положено! – рассердилась Людмила. – В чем ты меня подозреваешь? Я Вадиму почти десять лет назад слово дала. И если бы даже очень сильно влюбилась в тебя, это слово не смогла бы нарушить.
– Но ты же его нарушила?
– Что ты себе позволяешь? Какое твое дело, нарушила я свое слово, не нарушила!.. Главное, что я сейчас в постели с тобой, а не с Вадимом.
– А по-моему, главное в том, что тебе не представился случай лечь с ним в постель. Американка пошустрее, видно, да понаглее оказалась!
– Ты думаешь, что говоришь? – Людмила сбросила его руку с плеча. – В чем ты меня обвиняешь?
Что не сразу бросилась в твои объятия или не легла под тебя еще тогда, в пещере? Ты же еще в ту ночь был не прочь переспать со мной, хотя почти не знал меня. – Она подхватила отброшенный в ноги халат, натянула его на себя и яростно прошипела:
– Убирайся отсюда подобру-поздорову, мент поганый! Все мысли у тебя только об одном – как бабе ноги пошире раздвинуть да трахнуть ее покруче, чтобы визжала от восторга. Сегодня ты своего добился. Я и ноги раздвинула, и визжала добросовестно, но учти, в первый и в последний раз! – Она бросила ему одежду и смерила взглядом явно растерявшегося от ее слов подполковника. – Какая ж ты мразь, оказывается!
Ярость сверкнула в глазах Барсукова. И Людмила поняла, что переборщила. Она знала за собой подобный грех. И никогда не любила сюрпризов, особенно неприятных и неожиданных Сегодняшний свой промах она считала именно таким сюрпризом, потому что не ожидала ни от себя, ни от Барсукова такой реакции на близость. Но этот шквал не просто подмял их под себя. Он отнял последние остатки разума, лишил возможности сопротивляться слишком бурному потоку страсти и вожделения… именно вожделения, уточнила она про себя. Вернее, разум он отнял только у нее, потому что ее партнер оказался трезвее и расчетливее. Теперь ей предстояло рассчитаться с ним по полной программе за собственные промахи и заблуждения.
– Убирайся сейчас же!
Она на всякий случай отошла в сторону. Побелевшее лицо подполковника ничего хорошего не предвещало. Сжатые в тонкую полоску губы, сверкающие бешенством серые глаза в полумраке комнаты казались почти черными, слегка подрагивающие пальцы, которые пытались застегнуть рубашку… Кое-как справившись с галстуком, Барсуков похлопал себя по карманам, видно, искал сигареты. Людмила быстро подала ему пачку, лежащую на прикроватной тумбочке. На мгновение их пальцы соприкоснулись. Она испуганно отдернула руку, а Барсуков, окинув ее испепеляющим взглядом, стиснул пачку с такой силой, что крошево из сигарет посыпалось на пол. Он отшвырнул прочь истерзанную коробочку и шагнул к порогу, не вымолвив ни единого слова в свое оправдание, не обвинив ее, не отругав. Хлопнул дверью, ушел, так и не обернувшись…
На глаза девушки навернулись слезы. Людмила быстро-быстро заморгала, чтобы не дать им пролиться. Да, милиционер не гак прост, как показалось на первый взгляд. Он привык командовать, приказывать и не особо считается с чужим мнением. И это, видно, уже в крови, как и упрямство, от которого впору свихнуться. К чему она неуклонно стремится, пытаясь доказать себе и ему нечто недоказуемое, то,
