чаще — нет. Было много раненых. Одни плелись, поддерживая перебитую руку, другие ковыляли на поврежденных ногах, а один раз Костин увидел совершенно ужасающее зрелище — двое вели молодого солдата, который окровавленными руками поддерживал вываливавшиеся из вспоротого живота внутренности.
Население было напугано. Люди двигались беспорядочно, перебегали с одного места на другое. Какой-то бородатый мужик в длинном ватном халате раз шесть перебежал дорогу Костину, прежде чем исчезнуть в толпе. Девочка в красном платье стояла посередине улицы и, зажав ужи, визжала так, что заглушала многоголосый рев толпы. И Юрий Иванович долго еще слышал этот визг, продираясь сквозь объятую ужасом, агонизирующую людскую массу.
Постепенно, кружным путем, то и дело сверяясь с картой, он выбрался в восточную часть города к дороге, ведущей на военный аэродром. Толпа здесь превратилась в тонкий людской ручеек и не походила на беснующийся и ревущий поток, который ему с таким трудом удалось преодолеть.
«Чем быстрее мы выберемся из города, тем лучше для нас», — подумал Костин и повернул обратно.
Было около десяти часов — он потратил гораздо больше времени, чем рассчитывал.
Теперь Юрий Иванович двигался против течения, и по мере того, как приближался к центру города, идти становилось все труднее. В небе над Ашкеном растекались густые клубы черного дыма, начались сильные пожары.
Недалеко от «Мургаба» он все-таки застрял в густой толпе. Господи, подумал Костин, какая отличная мишень для ракет! Он рванулся назад, но выбраться из людской мешанины не удавалось. Что-то явно удерживало ее на месте. Что-то, что нельзя было обойти или столкнуть с дороги.
Ему все же удалось пробиться немного назад, к перекрестку. И тут он понял, в чем дело. Шеренга людей с автоматами перекрыла движение. Они были в полувоенной форме. Однажды он уже встречал их… О боже! «Слуги Аллаха»! — подумал он с ужасом. И пригнул голову. Хотя понимал, что гражданское население «слуг» не интересует. Они уже принялись вытаскивать из толпы людей в военной форме и отводить их на свободное пространство. Арипов подобным образом собирал свою разбегающуюся армию.
Все они были солдатами, никто из них не был ранен, и они стояли, уставившись в землю и виновато переминаясь с ноги на ногу. Наконец к образовавшейся толпе подошел офицер в такой же зеленой косынке, но только на голове, и, судя по крику и размахиванию руками, произнес обвинительную речь. Насколько Костин сумел понять, суть ее сводилась к одному: все дезертиры, бежавшие с поля боя, заслуживают незамедлительного расстрела. Единственным их шансом спасти свою поганую жизнь было отправиться вновь на линию огня под пушки Рахимова, чтобы защитить своего славного президента.
Чтобы придать убедительности своим словам, офицер прошелся вдоль группы дезертиров, отобрал шестерых. Их, как дрожащих, ничего не смыслящих овец, отвели к соседнему дому, поставили к стене и расстреляли из автоматов. Офицер подошел к убитым, добил раненого из пистолета, повернулся и выкрикнул команду.
Дезертиры тут же пришли в движение. Под крики конвоирующих их солдат они выстроились в колонну и зашагали в переулок. Расстрельная команда тем временем залезла в грузовик и уехала. Костин проводил автомобиль взглядом, затем еще раз взглянул на шесть лежащих у стены трупов. Это чтоб подбодрить остальных, подумал он с горечью.
Костин огляделся по сторонам и нырнул в боковую улочку. И тут же чуть не попал под колеса военного «уазика». В последний момент едва вывернулся и вдруг бросился к дверце.
— Эй, послушайте! — крикнул он изо всех сил, хватаясь за ручку.
Водитель резко затормозил. Рядом с ним на сиденье лежал автомат. Он взял его в руку и настороженно посмотрел на прильнувшего к окну Юрия Ивановича.
— Кто вы такой, черт возьми! — спросил он, удивленно оглядывая Костина с ног до головы.
— Двадцатое августа, — устало произнес Костин и открыл дверцу.
— Принято. — Человек вернул автомат на прежнее место, но продолжал недоверчиво смотреть на Костина. — Вы как-то быстро освоились с обстановкой.
Война началась только вчера, а вы уже выглядите так, словно всю жизнь коптились под здешним солнцем.
— Это всего лишь сапожный крем, — усмехнулся Костин. — Особый, водоотталкивающий, поэтому вряд ли быстро смоется.
— Я думаю, Рахимову следует приглядеться к вам, — усмехнулся водитель и положил автомат на колени, освобождая место рядом с собой. — Приземляйтесь. Как мне вас представить?
— Костин. Я здесь вроде военного корреспондента.
— Верьясов, — столь же коротко представился новый знакомый. — А я — вроде советника по культуре.
— Знаю, мне в свое время показали вашу фотографию, — сухо ответил Костин и пояснил:
— Еще вчера я пытался пробиться к посольству. У меня было к вам дело. Но не получилось.
— Все, что ни делается в этом мире, делается к лучшему, — глубокомысленно заметил Верьясов.
И посмотрел на своего соседа. — Попытаемся прорваться?
— Попытаемся, — ответил Костин.
«Уазик» рванул с места.
Ксения почувствовала себя лучше, когда они миновали площадь. Максим цепко держал ее за руку, а иной раз, когда она едва не теряла сознание от ужасного смрада и жары, быстро шептал ей что-то ободряющее. Ташковский, ноги которого не пострадали, на удивление легко поспевал за ними, хотя они не просто торопились, а почти бежали по улицам Ашкена сквозь развалины — следствие то ли землетрясения, то ли ракетных ударов, не суть важно, главное — что разрушения были ужасные, на улицах валялись тела убитых, кричали и стонали раненые, и никто не приходил к ним на помощь.
Редкие жители в грязной, покрытой белесой пылью одежде бродили среди обломков. Видно, искали живых или пытались найти хоть что-то из еды и одежды. Нажитое годами вмиг превратилось в прах.
Пережитый страх притупил сознание и ощущение опасности, поэтому они уже не старались выйти из зоны обстрела. Но Максим в одну из коротких передышек сквозь зубы быстро пояснил своим спутникам, что залп из ракетной установки накрывает площадь в несколько гектаров. Почти одновременно взрывается несколько десятков снарядов, так что остаться живым в подобном пекле просто невозможно. Поэтому они спешили пробраться в северную часть города, пока чудеса военной техники вновь не пришли в движение. Поэтому Максим все время поторапливал их, объясняя, что надо попасть в «Мургаб» прежде, чем начнутся столкновения на улицах.
Но по дороге от площади им все чаще и чаще стали попадаться люди — в одиночку, парами, группами.
Не в пример жителям окраин, они были оживленны, кричали и жестикулировали. В районе «Мургаба» бурлила толпа. В городе началась паника.
Магазины вблизи гостиницы были если не разрушены, то разгромлены и разграблены. На порогах зданий лежали тела убитых. Видимо, солдаты Арипова пытались навести порядок. Но беглецы заметили среди них и несколько трупов в военной форме.
Они с трудом продрались сквозь кричащую возбужденную толпу, подбежали к входу в гостиницу и сквозь разбитую вращающуюся дверь вошли в вестибюль.
— Анюта! — крикнул Максим. — Юрий Иванович!
Никто не ответил.
Наконец Максим отпустил руку Ксении. Словно маленькую, он отвел ее в глубь вестибюля, посадил на низкий диван и приказал Ташковскому неотлучно находиться рядом с ней. А сам отправился на разведку. И сразу же наткнулся на труп убитого солдата, лежащего почти на входе в бар. Вокруг него летали мухи. Максим окинул бедолагу мрачным взглядом и крикнул Ташковскому:
— Осмотрите пока с Ксенией бар и, если все нормально, ждите меня там. Я поднимусь наверх.
Они вошли в бар. Под ногами хрустело разбитое стекло. Совсем недавно здесь хорошо
