– Правда, Сашка, – вмешался Леня, – хватит из нас дураков делать! Скажешь, не твои адъютанты наставили синяков Гийке с Феклистом?
– Не мои.
– А кто?
– Не знаю. Я просто воспользовался тем, что витало в воздухе.
– То есть?
– То есть… я Юльке, чтобы отвязалась, сказал про черные куртки, маски… а всем понравилось… Раздули до абсурда… Я и решил воспользоваться уже практически готовым имиджем.
– Та-ак! – разъяренная Оксана уперла руки в бока. – Здрасте, пожалуйста! Чистенький, беленький, пушистенький! А кто с Анжелки золотой кулон снял?
– Нужна мне ваша Анжелка!
– Вот гады! – Оксана подлетела к двум совершенно растерянным незнакомым парням. – Неужели вы будете отрицать, что Анжела вам отдала свою Деву – знак зодиака на цепочке? Ей родители подарили на прошлый день рождения!
– Не знаю никакую Анжелку, – буркнул один из парней. – Сашка ж говорит, мы просто рядом стояли.
– Нет, вы посмотрите на этих мерзавцев! – горячилась Оксана. – Меня вы тоже не знаете? Не помните? И моих золотых украшений тоже не видели?
– Почему? Тебя помним, – отозвался второй из парней. – В беседке во дворе двадцать седьмого дома дело было. А больше ни с какими девчонками не связывались. Слово даю!
– Да кто поверит вашему слову? – продолжала возмущаться Оксана.
– Послушайте! – взмолился Семенов. – В третий раз прошу, отпустите Пашку с Ромкой. Они ни при чем! Я и так все скажу, потому что… в общем… хочу сказать… Действительно надоело в себе носить, да и вам неплохо бы, наконец, дать оценку кое-чему…
– Ладно. Илья, Кепа, отпустите их, – Леня кивнул на уже здорово напуганных Пашку с Ромкой. – Пусть катятся. И подальше. И быстрее, пока мы не передумали!
Когда парни, не оглядываясь, быстро скрылись за вагончиками, Пивоваров опять обратился к Семенову:
– Я все-таки ничего не понимаю. Допустим, я такой гад – смеялся над тобой, хотя и не помню этого. А Оксана при чем?
– Не надо, Леня, – Оксана умоляюще посмотрела сначала на Пивоварова, а потом на Сашку. – Я знаю, при чем… Не надо говорить…
– Отчего же не говорить? – криво улыбнулся Семенов. – Скажу! Не все, конечно, не бойся… – Он оценивающе оглядел Оксану, будто видел ее впервые, и девушка поняла, что оценка была явно не в ее пользу. – Ленечка твой тебя, скорее всего, не бросит. Во всяком случае, будем надеяться… Так вот: ты думаешь, мне нужны твои бриллианты? Нисколько! Мои родители хорошо зарабатывают, и я, думаю, буду не хуже. Плевать мне на твои бриллианты! Я брошу их тебе в лицо! Они у меня дома лежат – тебя дожидаются. Я хотел, чтобы ты помучилась, как я, пожила бы месячишко-другой в страхе. – Он горько рассмеялся. – И сдается мне, что это удалось, не так ли, Оксана Величко, первая красавица 9-го «А»?
– Сашка! – содрогнулась Оксана. – Неужели ты столько лет хранил в себе обиду? Ты что, специально перешел в девятый класс в нашу школу, чтобы отомстить?
– Слишком много чести столько лет вас помнить! Мне казалось, что я вытравил из себя эти жуткие воспоминания, тем более что Жабиком меня нынче называть затруднительно… – голос Семенова зазвенел. – Со школой получилось случайно… В вашей школе, единственной в районе, информатику преподают на высоком уровне. Мне нужно… хочу стать программистом… или историком… не решил еще… Я и сам вас с трудом узнал. За четыре года все здорово изменились. Может быть, я бы и не вспомнил, если бы не Гийка. Грузин, да еще таких красавцев, не так много в русских школах. Кроме того, Семенов – все равно, что Иванов: таких в каждой школе навалом, а Сохадзе – пойди поищи! Я как увидел его, покой потерял. Перед глазами без конца всплывала картина, как он в лагере сидит передо мной на моей же кровати и нагло, демонстративно ест коржики, которые испекла моя мама и в посылке прислала. Не мигая, достает коржик – и в рот, почти целиком. Когда наелся, другим стал раздавать. Коржики кончились, все за конфеты принялись. Есть уже не могли, кидаться начали. Потом мамино письмо достали и взялись вслух читать. Мама, между прочем, писала: «Сыночек, угости товарищей», – а «товарищи» сами… и не спросили… и мне ничего не оставили… а я… – Сашку передернуло, – твердил про себя только одно: «Мамочка, прости, мамочка, прости…»
– Замолчи… – прошептала Оксана.
– Не буду молчать! Это я тогда молчал, потому что вас было больше, а я был слабее каждого из вас в отдельности. Вас и сейчас больше, – Семенов подавил в себе всхлип, – поэтому пришлось устроить этот маскарад с масками. Стоило вам только идею кинуть – вы и ухватились: черные куртки… прорези для глаз… скинхеды… мафиози… мистика… Вы получили, что хотели! Почему же не нравится?
– Саш, а как же Юлька? Нам после окончания начальной школы путевки в лагерь за хорошую учебу вручили, а она с нами тогда еще не училась. В чем она-то перед тобой провинилась? Или… – Оксана повернулась к подруге. Та с отсутствующим видом, ни жива ни мертва, сидела на холодной ступеньке недостроенного универсама. – Или ты тоже знаешь, за что, Юль?
Юлька молчала.
– Встань сейчас же! Простудишься! – Оксана стащила подругу со ступеньки. – Юль, ты что, тоже знала Сашку раньше?
– Оставь ее, – хрипло сказал Сашка, – мы не были знакомы. Я ей написал про ключи, чтобы от себя подозрение отвести. Я боялся, что после того, как я линзу потерял в спортзале, вы наконец проведете какие-нибудь аналогии и догадаетесь…
– Саша, как ты мог? – наконец с трудом разлепила губы Юлька. – Говорил, что любишь… Все обман? Как же теперь верить людям?
– Ну ты и сволочь! – вставил до сих пор молчавший Кепа, плюнул в сторону Семенова, но не попал.
– Да уж, – согласился Веретенников, который вообще с трудом разбирался в ситуации, поскольку знал далеко не все.
– Юль, – Сашка взял девушку за плечи. Она не пыталась вырваться, только в изнеможении отвернула от него лицо. – Я не врал. Все правда. Я никогда бы не взял у тебя ключи. Это все только ширма. Блеф. Прости…
Юлька молчала, из ее глаз медленно катились слезы. Она дрожала всем телом.
– Ничего себе – простить! Как ты мог ее использовать в своих… странных целях?! – Оксана сама чуть не плакала. – Да Юлька чуть на тот свет не отправилась! Ты можешь это понять, придурок?! Я виновата, согласна! Но Юльку-то за что?
Семенов разжал руки. Оксана была вынуждена подхватить полубезжизненное тело подруги, которая чуть не упала на ступеньки.
– Знаете что, – Оксана показала глазами на Юльку. – Ей надо домой, в постель. Я отведу. Лень, ты мне после все расскажешь, ладно?
Пивоваров кивнул.
– А ты, Сашка, можешь все сказать про меня Лене. Пожалуй, я даже хочу, чтобы ты сказал. Пусть знает, какая я… дрянь…
Глава XVI
«Гляделки» и красная футболка
Присутствующие безмолвно проводили девушек глазами. Когда они скрылись за вагончиками, Пивоваров быстро сказал Семенову:
– Я ничего не хочу знать про нее, ясно? Если что и было… когда-нибудь… не то… теперь она другая. И не смей ничего никому про нее говорить! Убью! Мне плевать, куда потом на меня донесут!
– Может, нам уйти? – деликатно предложил Веретенников.
– Вообще-то… хорошо бы. Мне неловко было вам предложить, поскольку вы здорово помогли. Но теперь нам с Семеновым надо выяснить то, что касается только нас и никого больше, – согласился Пивоваров.
– Ясно, – Веретенников развернулся к вагончикам и потащил за собой Кепу, которому совершенно не хотелось уходить, поскольку разговор принимал очень интересное направление.
Когда и эти двое скрылись за мокрыми вагончиками, Сашка в изнеможении опустился на ступеньку и обхватил голову руками.
– Неужели ты всерьез думаешь, что я донес бы на тебя в клуб? – спросил он.
– А почему бы нет? Ты ведь на полном серьезе отобрал у Оксаны золото и до полусмерти запугал свою Юльку!
– Ничего я не сделал бы, – горько сказал Сашка. – И золото ее в целости и сохранности. Мне, знаешь ли, очень хотелось, чтобы вы испытали что-нибудь похожее на то, что я чувствовал тогда, чтобы вы боялись, как я тогда, чтобы были так же унижены! То, что вы выделывали со мной в то ненастное лето, я никогда не смогу забыть. Иногда мне казалось, что я уже забыл, но вы приходили ко мне в снах и опять напоминали… и травили, травили… И в снах порой еще страшней, чем наяву. Я, когда вас всех окончательно узнал, сначала сразу хотел перевестись в другую школу, а потом вдруг решил отомстить… Знаю, знаю, – остановил он попытавшегося что-то сказать Леню, – грамотный, не хуже тебя. Может быть, ты помнишь, что я единственный в классе пятерку за сочинение о Гамлете получил? А сочинение у меня потому, наверно, и получилось лучшим, что я очень хорошо понимал принца Датского – я находился в его шкуре, ощущал себя «в чумном дыму», «в скоплении паров». Ваш 9-й «А» для меня… как мрачный замок Эльсинора, а вы все – мерзкие клавдии, полонии, розенкранцы и гильденстерны… О женской половине класса, так и быть, умолчу по твоей личной просьбе.
– Знаешь, Сашка, я, конечно, не такой спец по Шекспиру, как ты, но мне кажется, что Гамлет действовал другими методами.
– Похожими. Просто принято его оправдывать, положительного героя из него делать, а по мне, так он – кровавый убийца, хотя, повторяю, я его понимаю. Не оправдываю, но понимаю. Я и себя не оправдываю. И даже, знаешь, думаю, что если бы у меня, как у него, была бы рапира, то… страшное дело, что я мог бы натворить…
– Насколько я помню, принц Гамлет за все заплатил жизнью, – вздохнув, сказал Леня.
– Тогда в лагере я тоже чуть не заплатил жизнью, хотя на самом деле платить надо было бы вам. Представляешь, вы так меня достали, что я однажды даже попытался утопиться… Физрук некстати подвернулся, вытащил, а я кричал: «Зачем? Оставьте меня в покое!» Теперь, конечно, благодарен ему…
– Сашка! Я понимаю… Вернее, не могу сейчас понять, как мы все, в общем-то нормальные люди, оказались способными на такое… Честно говоря, мне, если тебя это может хоть как-то утешить, стыдно о том, что мы творили тогда, вспоминать… Но скажи, зачем я должен был бить Доренко? Разве он тоже был в лагере?
– Не помнишь? Еще бы… Какое тебе тогда было дело до Жабика… и до этого отморозка Доренко?! – Сашка поднял на Леню злые глаза, а его руки сами собой сжались в изящные кулаки, которыми никого невозможно ни избить, ни испугать. – Доренко – самый гад! Самая сволочь! Староста! Будущий банкир! Обложка с журнала «Банковское дело»! Неужели вы не видите, какой он негодяй?
– Вообще-то я не в восторге от Борьки, но ничего сволочного за ним не замечал… Мне даже странно…
