чтобы она звала меня «Сэмом», ну потом так она меня и звала. А все эти янки спервоначалу все звали меня «мистер О’Хара». И предлагали посидеть с ними, будто я им ровня. Ну, а я-то ведь никогда с белыми господами не сиживал, да и старый я уже — где мне переучиваться. А они, мисс Скарлетт, ко мне — ну, точно я им ровня, а в душе-то ведь не любили меня — не любят они негров вообще. Да и потом боялись, потому как я такой агромадный. И все про собак меня расспрашивали: как меня ими травили, да как меня били. А ведь, бог ты мой, мисс Скарлетт, меня же никто никогда не бил! Вы-то знаете: мистер Джералд никогда бы не позволил, чтобы кто ударил такого негра — я же дорого стою! Я рассказывал им, какая была мисс Эллин к неграм добрая и как она сидела со мной целую неделю, когда я воспалением легких болел, только они мне не верили. И так я, мисс Скарлетт, заскучал по мисс Эллин и по Таре, что чувствую, не могу больше, вот ночью и ушел от них и добрался в товарных вагонах до самой Тланты. А теперь ежели вы купите мне билет до Тары, я, понятно, очень буду рад вернуться домой. И понятно, очень буду рад снова увидеть мисс Эллин и мистера Джералда. Хватит с меня этой свободы. Я хочу, чтобы меня кормили как надо и каждый день и говорили, что делать и чего не делать, и ухаживали за мной, ежели я заболею. Вот, к примеру, ежели у меня снова воспаление легких будет? Разве та леди-янки стала бы за мной ухаживать? Нет, мэм! «Мистером О’Хара» она меня называла, а ходить за мной в жизни не стала бы. А вот мисс Эллин, она за мной будет ходить, ежели я заболею, и… Что-нибудь не так, мисс Скарлетт?
— Папа и мама оба умерли, Сэм.
— Умерли? Что это вы так шутите-то, мисс Скарлетт? Не надо!
— Нисколько я не шучу. Это правда. Мама умерла, когда солдаты Шермана пришли в Тару, а папа.., его не стало в июне. Ах, Сэм, не надо плакать. Пожалуйста, не надо! Если ты будешь плакать, я тоже заплачу. Не надо, Сэм! Я просто этого не вынесу. Лучше не будем сейчас об этом говорить. Я тебе все расскажу когда-нибудь потом… Мисс Сьюлин живет в Таре, и она вышла замуж за очень хорошего человека, мистера Уилла Бентина. А мисс Кэррин, она… — Скарлетт умолкла. Нет, никогда ей не объяснить этому расплакавшемуся, как дитя, гиганту, что такое монастырь. — Она теперь живет в Чарльстоне. А вот Порк и Присси — в Таре… Да ну же, Сэм, вытри нос. Ты правда хочешь вернуться домой?
— Да, мэм, только не так теперь все будет — без мисс Эллин-то…
— Сэм, а ты не хочешь остаться в Атланте и поработать у меня? Мне нужен кучер, очень нужен — ведь вокруг столько скверных людей.
— Да, мэм. Оно конечно — человек вам нужен. Я вот и сам хотел сказать, что нечего вам ездить одной, мисс Скарлетт. Вы и понятия-то не имеете, какие нынче развелись плохие негры, особливо здесь, в Палаточном городке. Опасно вам здесь ездить-то. Я вот в Палаточном городке и двух дней не пробыл, а уже слыхал, как они про вас толкуют. Вчера, как вы тут проезжали, а эти черные ведьмы принялись улюлюкать, я вас сразу признал, да только вы больно быстро проехали, не мог я вас догнать. Зато баб этих как следует вздул! Уж можете не сомневаться. Не заметили разве, что сегодня-то никого здесь нет?
— Заметила и очень тебе благодарна, Сэм. Ну, так как же? Будешь у меня кучером?
— Мисс Скарлетт, спасибо вам, мэм, только я лучше уж в Тару подамся.
Большой Сэм стоял, не поднимая на нее глаз, бесцельно чертя голым пальцем ноги в пыли дороги. Ему было явно не по себе.
— Но почему же? Я буду тебе хорошо платить. Нет, ты должен со мной остаться.
Крупное черное лицо, на котором, как на лице ребенка, можно было сразу все прочесть, обратилось к ней, и она увидела в нем страх. Сэм придвинулся ближе и, наклонившись над краем двуколки, зашептал:
— Мисс Скарлетт, уходить мне из Тланты надо. Мне бы только до Тары добраться — там они меня не найдут. Я.., я убил человека.
— Черного?
— Нет, мэм, белого. Солдата-янки. И теперь меня ищут. Потому я и скрываюсь в Палаточном городке.
— Как же это тебя угораздило?
— Да пьяный он был и сказал чего-то такое, чего я уже стерпеть не мог, ну, я и схватил его за горло… Убивать-то его я не хотел, мисс Скарлетт, да только руки у меня больно сильные, так что не успел я опомниться, а он уже мертвый. Я так испугался, не знал, что и делать! Вот и прибежал сюда прятаться, а как увидел, вас вчера, когда вы мимо ехали, тут и сказал себе: «Господи! Да ведь это ж мисс Скарлетт! Она уж позаботится обо мне. Она не даст этим янки схватить меня. Она пошлет меня назад в Тару».
— Ты говоришь, тебя ищут? Они знают, что это ты сделал?
— Да, мэм, я ведь такой большой, меня ни с кем не спутаешь. Думается, я, наверно, самый большой негр в Тланте. Они уже были тут вчера вечером, но одна девчонка-негритянка отвела меня в хижину в лесу, там я и прятался, пока они не ушли.
Скарлетт сидела насупясь. То, что Сэм убил человека, не взволновало и не расстроило ее, а вот то, что он не может быть у нее кучером, вызывало досаду. Такой огромный негр охранял бы ее не хуже Арчи. Что ж, надо как-то переправить его в Тару — нельзя же, чтобы янки схватили его. Слишком он ценный негр — таких нельзя вешать. Он был лучшим надсмотрщиком, какого знала Тара! Скарлетт и в голову не приходило, что он теперь вольный. Она считала, что он по-прежнему принадлежит ей, как Порк, Мамушка, и дядюшка Питер, и кухарка, и Присси. Она по-прежнему считала его «своим», следовательно, одним из тех, о ком надо заботиться.
— Я сегодня же вечером отправлю тебя в Тару, — наконец сказала она. — А сейчас, Сэм, мне еще надо проехать немного по этой дороге, но я вернусь до заката солнца. Жди меня здесь. Никому не говори, куда ты собрался, и если у тебя есть шляпа, захвати ее, чтоб закрыть лицо.
— Нет у меня никакой шляпы.
— Ну, так вот тебе четвертак. Купи себе шляпу у одного из этих негров и жди меня здесь.
— Да, мэм. — Сэм так и просиял: у него явно полегчало на душе от сознания, что кто-то проявляет заботу о Нем. А Скарлетт в задумчивости поехала дальше. Уилл, конечно, обрадуется появлению хорошего работника в Таре. От Порка было мало пользы в полях, да никогда и не будет. С приездом Сэма Порк сможет переехать в Атланту и жить вместе с Дилси, как Скарлетт и обещала ему, когда умер Джералд.
Когда она подъехала к лесопилке, солнце уже садилось — обычно в эти часы она предпочитала быть дома. Джонни Гэллегер стоял в дверях жалкого сарайчика, который служил кухней для маленького лагеря лесозаготовителей. У барака, сооруженного из горбыля, где спали рабочие, на большом бревне сидели четверо из пяти каторжников, которых Скарлетт определила на лесопилку Джонни. Робы у них были грязные, пропахшие потом; когда они устало двигали ногами, на щиколотках позвякивали цепи, и весь их вид говорил об апатии и отчаянии. Какие они тощие, изнуренные, подумала Скарлетт, внимательно оглядывая их, а ведь еще совсем недавно, когда она их подряжала, это была крепкая команда. Они даже не подняли глаз при ее появлении — только Джонни повернулся в ее сторону и небрежно стащил с головы шляпу. Выражение его узкого смуглого личика сразу стало твердым.
— Не нравится мне вид этих людей, — внезапно сказала Скарлетт. — Они плохо выглядят. А где пятый?
— Говорит, что болен, — отрезал Джонни. — Он в бараке.
— А что с ним?
— Главным образом лень.
— Я хочу взглянуть на него.
— Не надо. Он скорей всего голый. Я сам им займусь. Завтра он у меня уже будет на работе.
Скарлетт медлила в нерешительности и в эту минуту увидела, как один из каторжников устало поднял голову и с неистребимой ненавистью посмотрел на Джонни, а потом снова уставился в землю.
— Ты их бьешь, этих людей, кнутом?
— Вот что, мисс Кеннеди, извините, но кто здесь управляющий? Вы поставили меня на эту лесопилку и велели мне ею управлять. И сказали, что не будете вмешиваться. Вы ведь на меня не можете пожаловаться, правда? Разве я не приношу вам дохода в два раза больше, чем мистер Элсинг?
— Да, приносишь, — сказала Скарлетт, но при этом по телу ее пробежала дрожь, словно на нее повеяло могильным холодом.
В этом лагере с его отвратительными бараками появилось что-то зловещее, чего не было при Хью Элсинге. Словно место это отъединили от остального мира, окружили высокими стенами — Скарлетт
