поскорее очутиться дома.
Большого Сэма что-то не было видно, и Скарлетт, натянув вожжи, остановила двуколку: отсутствие Сэма беспокоило ее, она боялась, не схватили ли его янки. И тут она услышала шаги на тропинке, что вела к Палаточному городку, и с облегчением вздохнула. Уж она проберет Сэма за то, что он заставил ее ждать.
Но из-за поворота показался не Сэм.
Она увидела высокого белого оборванца и приземистого, похожего на гориллу, негра с мощными плечами и грудью. Скарлетт поспешно хлестнула поводьями лошадь и выхватила пистолет. Лошадь затрусила было, но белый взмахнул рукой, и лошадь шарахнулась в сторону.
— Дамочка, — сказал он, — нет ли у вас четвертака? Очень я голоден.
— Убирайся с дороги, — возможно тверже сказала Скарлетт. — Нет у меня денег. А ну, пошел.
Но человек решительно схватил лошадь под уздцы.
— Стаскивай ее! — крикнул он негру. — Деньги у нее наверняка в лифе!
То, что за этим последовало, произошло стремительно, как в страшном сне. Скарлетт вскинула руку с пистолетом, но некий инстинкт подсказал ей не стрелять в белого, так как можно ранить лошадь. Когда же негр, плотоядно осклабясь, подскочил к двуколке, Скарлетт выстрелила в него. Попала она или не попала, так и осталось неизвестным, ибо в следующую минуту ей сдавили руку с такою силой, что кости хрустнули и пистолет выпал у нее из пальцев. Подскочивший к экипажу негр — он стоял так близко, что она чувствовала запах немытого тела, — схватил ее поперек туловища и стал тащить из двуколки. Свободной рукой она отчаянно пыталась отпихнуть его, расцарапать ему лицо и вдруг почувствовала большую лапищу у своего горла, раздался треск разрываемого лифа, и черная рука принялась шарить у нее по груди. От ужаса и отвращения Скарлетт дико закричала.
— Заткни ей глотку! Да вытаскивай же ее! — крикнул белый, и черная рука зажала Скарлетт рот. Она изо всей силы укусила ладонь, и снова закричала, и сквозь свой крик услышала, как ругнулся белый: она поняла, что в темноте на дороге появился третий человек. Черная рука соскользнула с ее рта, и негр отпрыгнул, спасаясь от ринувшегося на него Большого Сэма.
— Езжайте, мисс Скарлетт! — закричал Сэм, подминая под себя негра, и Скарлетт, дрожа мелкой дрожью и не переставая что-то выкрикивать, схватила вожжи и кнут и огрела тем и другим лошадь. Та рванулась с места, и Скарлетт почувствовала, как колеса проехали по чему-то мягкому, чему-то плотному. Это был тот белый, которого оглушил Сэм.
Потеряв от ужаса голову, Скарлетт стегала и стегала лошадь, которая неслась галопом, — двуколка подскакивала и раскачивалась из стороны в сторону. Несмотря на владевший Скарлетт ужас, она все же услышала, что за нею бегут, и закричала, понукая лошадь. Если это черное страшилище настигнет ее, она тут же умрет, прежде чем он до нее дотронется.
Сзади раздался крик:
— Мисс Скарлетт, стойте!
Не придерживая лошади, она оглянулась, вся дрожа, и увидела, что Большой Сэм бежит за ней по дороге — длинные ноги его работали как поршни. Скарлетт натянула вожжи, Сэм поравнялся с нею и плюхнулся в двуколку, притиснув Скарлетт к противоположному краю своим большим телом. Лицо Большого Сэма было в поту и в крови; задыхаясь, он спросил:
— Вас не покалечили? Они вас не покалечили?
У Скарлетт не было сил даже ответить, но, заметив направление взгляда Сэма и то, как он быстро отвел глаза, она вдруг осознала, что лиф ее разодран до пояса, так что видны и голая грудь, и корсет. Дрожащей рукой она стянула края лифа и, опустив голову, разрыдалась.
— Дайте-ка мне вожжи, — сказал Сэм и выхватил вожжи у нее из рук. — А ну, пошла, лошадка!
Свистнул кнут, и испуганная лошадь понеслась диким галопом, грозя опрокинуть двуколку в канаву.
— Очень я надеюсь, что не убил эту черную обезьяну. Но проверять я не стал, — с трудом переводя дух, проговорил Сэм. — Ну, а ежели он вам чего повредил, мисс Скарлетт, я вернусь и добью его.
— Нет.., нет.., поедем скорее отсюда, — всхлипывая, пробормотала она.
Глава 45
В тот вечер Фрэнк отвел ее, тетю Питти и детей к Мелани, а сам отправился куда-то с Эшли — Скарлетт казалось, что она сейчас лопнет от обиды и возмущения. Да как он мог в такой вечер отправиться на политическое собрание! Подумаешь — политическое собрание! Уехать в тот самый вечер, когда на нее напали, когда с ней бог весть что могло случиться! Какой же он бесчувственный, какой эгоист! И вообще он отнесся ко всей этой истории с возмутительным спокойствием — стоял и смотрел, как Сэм внес ее в дом, в разодранном до пояса платье. Он даже ни разу не дернул себя за бороду, пока она, обливаясь слезами, рассказывала ему, что произошло. Он только мягко спросил: «Лапочка, вас покалечили — или вы просто перепугались?» От бешенства и слез она не в состоянии была вымолвить ни слова, и Сэм сказал, что она просто перепугалась.
«Я так считаю, это потому, что они платье ей разорвали…» «Ты молодчина, Сэм, и я не забуду, что ты для нас сделал. Если я чем-то могу тебе отплатить…» «Да, сэр, вы можете послать меня в Тару — только побыстрее. Янки-то ведь за мною охотятся».
Фрэнк и это выслушал спокойно, ни о чем не спрашивая. Вид у него был такой же, как в ту ночь, когда Тони постучался к ним в дверь: это-де чисто мужское дело, и решение надо принимать без лишних слов и эмоций.
«Иди садись в двуколку. Я велю Питеру довезти тебя до Раф-энд-Реди, ты побудешь там в лесу до утра, а потом на поезде поедешь в Джонсборо. Так оно будет безопаснее… Ну, лапочка, перестаньте же плакать. Все прошло, и ничего с вами особенного не случилось. Мисс Питти, могу я попросить у вас нюхательных солей? А ты, Мамушка, принеси-ка мисс Скарлетт бокал вина».
Тут Скарлетт снова разрыдалась — на этот раз от ярости. Она ожидала услышать слова утешения, возмущения, угрозы, мести. Она предпочла бы даже, чтобы Фрэнк накинулся на нее, сказал, что как раз об этом он и предупреждал, — что угодно, только не это безразличие: ведь ей же грозила опасность, а он делает вид, будто это все ерунда. Он, конечно, был мил с ней и мягок, но так, словно сам в это время думал о чем-то другом, куда более важном.
И этим важным обстоятельством оказалось всего-навсего какое-то никчемное политическое собрание!
Скарлетт ушам своим не поверила, когда Фрэнк сказал, чтобы она переоделась: он отведет ее к Мелани на вечер. Должен же он понимать, через какое страшное испытание она прошла, должен бы понимать, что не хочет она торчать весь вечер у Мелани, — она так измучилась и нервы ее так напряжены, ей нужен покой, тепло — лечь в кровать, накрыться одеялом, положить горячий кирпич к ногам, выпить горячего пунша, чтобы прийти в себя. Если бы он действительно любил ее, ничто не заставило бы его покинуть жену в такой вечер. Он бы остался дома, держал бы ее за руку, повторял бы снова и снова, что случись с ней что-нибудь — он бы этого не пережил. Вот вернется он домой и останутся они одни — она все ему выложит.
В маленькой гостиной Мелани было мирно и тихо, как всегда в те вечера, когда Фрэнк и Эшли отсутствовали, а женщины собирались вместе и шили. Комната была теплая и казалась веселой при свете камина. Настольная лампа бросала желтый отблеск на четыре гладко причесанные головы, склоненные над шитьем. Четыре юбки падали на пол скромными складками, восемь маленьких ножек грациозно покоились на низеньких скамеечках. Из детской сквозь открытую дверь доносилось ровное дыхание Уэйда, Эллы и Бо. Арчи сидел на стуле у камина, повернувшись к огню спиной, жевал табак и что-то старательно вырезал из кусочка дерева. Этот грязный лохматый старик выглядел рядом с четырьмя прибранными изящными дамами столь нелепо, как если бы рядом с четырьмя кошечками уселся старый злющий седой сторожевой пес.
