– Ставила в журнал отметки…
– Что за чушь? Сама себе двойки ставила? – отмахнулась классная руководительница.
– Да… cама себе поставила…
– Ксения, сядь, – вконец раccердилась Инесса. – Это абсолютно неоригинально. Наоборот, очень глупо и… на тебя не похоже.
– И тем не менее это я! – Голос Золотаревой набрал силу.
– Да? – Учительница усмехнулась. – И зачем же, скажи на милость?
– Ну… чтобы всем понравиться… Вы же знаете, класс меня не любит…
– И чтобы тебя полюбили, ты наставила себе двоек? Никогда не поверю!
– Ну и напрасно. – Порозовевшую Ксению уже несло так, что не остановить. – А других я специально пятерками решила порадовать!
– И на что ты рассчитывала? Неужели думала, что учителя не заметят на страницах журнала лишние отметки?
Ксения кивнула, изображая полную умственную отсталость.
– Та-а-ак! Я-я-сно! – иронично протянула Инесса Аркадьевна. – Решила кого-то выгородить! Только кого? – вот что интересно. Имейте в виду, – она обратилась ко всему классу, – я не поверила ни единому ее слову! Но если никто не признается, ей придется отвечать! Вы хотите, чтобы Золотареву исключили из школы?
Одноклассники молчали, но и Инессе, и Ксении было ясно, что они не против ее исключения, а наоборот за. И даже мечтают, чтобы это произошло, причем как можно скорее. Классная руководительница посмотрела на Золотареву и неожиданно для себя пожалела ее. Она вспомнила, как сама, будучи еще Инночкой Сосновской и учась в шестом классе, вот так же стояла одна против всех. Ее обвиняли тогда в том, что она украла из классного аквариума двух черных меченосцев, а на самом деле все было совсем иначе. Меченосцы просто почему-то вдруг взяли да и всплыли вверх раздувшимися животами в ее дежурство по классу. Инночка двумя пальчиками выловила дохлых рыбок и выбросила в туалет для девочек. Она была не виновата, но все долго еще обзывали ее рыбьей воровкой, потому что у нее дома, в ее собственном аквариуме, жили и собственные ее меченосцы. Они отличались от классных красными плавниками, но никто не хотел этого знать. Инесса Аркадьевна тряхнула головой, отгоняя грустные воспоминания, и ей вдруг до боли захотелось надеть на себя такой же патронташ, как у Золотаревой, взять в руки автомат Калашникова наперевес и встать рядом с Ксенией бок о бок, вдвоем – против всех, на защиту чести, достоинства и доброй памяти безвременно скончавшихся меченосцев. Разумеется, она подавила в себе это желание, велела девятиклассникам все еще раз хорошенько взвесить и вышла из класса.
Когда Ксения опустилась на стул, она сразу увидела перед собой на столе свернутый в трубочку листок из тетради в клетку. Она развернула записку и прочитала: «Вспомни проклятие Пиковой Дамы!» Подняв голову, она встретилась глазами с Овцой Долли. Та трагически покачала головой, мол, ничего не поделаешь, коли потусторонние силы против тебя. Ксения подошла к ней и спросила, размахивая ее запиской:
– Может быть, ты даже знаешь, кто «не для меня»?
– Может быть, догадываюсь.
– Ну?! Говори!
– Возможно, «он» – это наш класс, весь 9й «В» целиком! Хотя, может быть, это и Германович! Он ведь тебе нравится, не так ли?
– Не твое дело! – не смогла даже слукавить Ксения.
– Откуда тебе знать, что здесь мое дело, а что нет? – Долли смерила ее таким презрительным взглядом, что по спине Ксении пробежал холодок.
– А как же быть с Сыромятниковой? – все же спросила она.
– В каком смысле?
– Погляди, она сегодня в том же фиолетовом свитере!
– Да при чем тут Сыромятникова? Она с нами с первого класса учится… И на Германовича, между прочим, не зарится.
– А-а-а! Значит, Пиковые Дамы исключительно по Стасику специализируются? – расхохоталась Ксения.
– Не остроумно! – Это было единственное замечание, которое смогла выдавить из себя Долли.
– Слышь, Лен! – Ксения чуть было не назвала Брошенкову Овцой. – А вдруг ты ошибаешься?
– В чем?
– В самом главном, Елена Прекрасная! А вдруг Сыромятникова все-таки мечтает именно о Германовиче? Имей в виду, она возьмет его, как крепость, приступом или измором. Подобные Ирке просто так не сдаются. Вспомни, как у нее истерика прошла, как только запахло фиолетовыми свитерами и волшебным словом – «он»!
Овца Долли снисходительно покачала головой:
– Что бы ты понимала в этом, Золотарева! Весь класс знает, что Ирка в Григорьева влюблена, и совершенно безответно. Второй год его штурмует – и никакого результата. Нечего тут острить на голом месте!
– В Григорьева? – удивилась Ксения и посмотрела на парту, за которой обычно сидел и прятал от нее глаза Сережа.
Сейчас его там не было – уже ушел домой. Она попыталась представить себе его лицо, но тут же поняла, что не может этого сделать.
Ксения спускалась по лестнице в гардероб и размышляла. Овца Долли напомнила ей то, что она за своими передрягами совершенно забыла: косматая старуха все-таки стояла той ночью в дверях комнаты в квартире Брошенковых, и Ксения ее видела. Может быть, ее записка с проклятием не подделка? Может быть, Охотница, Овца и Сырок совершенно не собирались разыгрывать Ксению? Может быть, ей действительно не надо учиться в этом классе? И Германович в самом деле не для нее…
Кое-как натянув на себя свою ярко-желтую куртку, Ксения вышла из школы и… столкнулась с тем, о ком только что напряженно думала, – со Стасом Германовичем. Ксении опять стало некомфортно и тревожно. Неужели сейчас все наконец выяснится? И будет ли это ей на пользу? С лицом, серым от нехороших предчувствий, она повернулась к Стасу.
– Не пойму я что-то, Золотарева, для чего ты мне влепила «пары»? Может, объяснишь? – спросил он тусклым голосом, лениво перекатывая и глуша во рту раскатистые «р».
Ксения поняла, что он специально поджидал ее на школьном крыльце, чтобы задать свои вопросы.
– Я этого не делала. И ты, – она посмотрела ему в глаза, – должен знать об этом лучше других.
– Ты так считаешь? – Германович сделал вид, что удивился.
– Стас, может быть, хватит притворяться? – Ксения набрала в грудь побольше воздуха и выпалила ему в лицо, как будто бросилась в воду: – Я же вижу, что нравлюсь тебе! Разве нет?
Германович смутился.
– Ну и прямая же ты особа, Ксения, – покачал он головой с довольно беспомощной улыбкой. – Видишь ли… ты, наверное, нравилась бы мне, если бы не…
– Если бы не что? – нетерпеливо переспросила она.
– Если бы не твой… дикий прикид! У меня традиционно-консервативный взгляд и на цвет волос с ресницами, и на все прочее. А кислотность я вообще ненавижу, хоть в музыке, хоть в одежде. Например, цвет твоей куртки мне режет глаза. Ты прости, но в ней только дорожные работы производить – чтобы машины случайно не наехали.
– А почему ты никогда мне об этом не говорил?
Германович удивленно пожал плечами:
– А я должен был?
– Ну… мне хотелось бы знать.
– Теперь ты знаешь.
– И все дело только в этом? В моей одежде?
– В общем твоем стиле.
– Ты хочешь сказать, что если бы я его изменила, то ты…
Германович очень серьезно посмотрел на нее и ответил:
– Пожалуй, да.
– И ты скажешь об этом всем?
– А разве обязательно об этом говорить? Да еще и всем?
– В моем случае – да! Они же все меня ненавидят. Ты сможешь в классе при всех сказать, что я тебе нравлюсь?
– Зачем впадать в такую крайность? Я что-то никогда не слышал, чтобы кто-нибудь при мне объявлял о своих отношениях вслух. Все и так видно, если есть на что смотреть.
– Нет, ты мне прямо ответь: сможешь? Для меня это очень важно!
Ксения, у которой все внутри трепетало, храбро посмотрела в карие глаза Германовича, и ей показалось, что в их темной глубине тоже что-то дрогнуло. Она не поняла, хорошо это или плохо, и продолжала неотрывно вглядываться в них.
Стас молчал чуть ли не минуту, будто взвешивал, стоит ли ввязываться в дело, которое обещает быть весьма хлопотным. Потом он, видимо, решился:
– Я же сказал, сменишь прикид – посмотрим…
Глава 10
Быть как все?
Как это скучно!
На следующее утро Ксения достала из шкафа черные чуть расклешенные брюки и скромный бежевый, в черную крапинку, свитерок, оставленные мамой в шкафу как совершенно невыразительные. Волосы она перекрасить, конечно, еще не успела, но решила, что главное начать изменение имиджа. Пусть Стас видит, что ради него она готова поступиться многим. Ксения стерла с ногтей черный лак, которым последнее время опять начала пользоваться, поскольку любимый зеленый два дня назад закончился. Она не только не стала, как обычно, доставать из шкатулки колечки, перстеньки, цепочки, а даже, наоборот,
