Мысль подняться по канату и проникнуть в здание через окно пришла нам в голову одновременно. Я, как всегда, полез первым. Признаюсь честно: подобное упражнение давалось мне с трудом, несмотря на узлы, которыми был снабжен канат.
Я миновал первый этаж, мельком заглянув в окно и ничего не увидев из-за толстого слоя грязи на стеклах (хотелось бы верить, что я также был невидим для возможного наблюдателя изнутри), миновал окно второго этажа — за ним обнаружилась чья-то аккуратно прибранная жилая комната, и наконец добрался до этажа третьего. Окно было чуть приоткрыто, и я, не зная еще, пусто ли помещение, скрытое за ним, осторожно заглянул внутрь. На наше счастье, в помещении никого не оказалось. Это был стандартный номер для рядового отдыхающего, вернее, для пары отдыхающих, но, по-видимому, так никем и не заселенный. Везде были чистота и порядок. Что ж, стоит рискнуть, подумал я, и толкнул раму. Окно раскрылось.
— Ну что там? — услышал я приглушенный шепот Фомы.
— Порядок, — махнул я рукой, приглашая его следовать за собой, и ступил на подоконник.
Вскоре мы оба были в номере. Из-за двери не доносилось ни звука. Мы переглянулись.
— Что будем делать? — спросил я.
— Действовать! — решительно сказал он. — Сперва проникнем в коридор, а там — смотря по обстоятельствам.
Я кивнул. Хотя особого смысла в подобных действиях я пока не видел, но отсиживаться здесь, в тепле и безопасности, ожидая Щеглова и его опергруппу, было бы преступно не только по отношению к оставшимся в спортзале людям, но и по отношению к собственной совести. У самой двери я случайно увидел пуговицу и поднял ее. Пуговица как пуговица, подумал я про себя, но что-то необычное показалось мне в ее не совсем идеальном овале. Пожав плечами, я сунул ее в карман, по собственному опыту зная, что подобная предусмотрительность совершенно неожиданным образом может оказать мне добрую услугу.
Фома осторожно повернул ручку и слегка нажал на дверь. Дверь поддалась — тишина… Тогда, осмелев, он толкнул дверь посильнее, и…
8.
— Та-ак, — произнес чей-то резкий, неприятный голос, — к нам святой отец пожаловал. Не иначе как с благими вестями, а, батюшка?
Я выглянул из-за плеча Фомы и вздрогнул от неожиданности. В номере по ту сторону коридора, как раз напротив нас, скрывшись за самодельной баррикадой из мебели, постельных принадлежностей и какого-то хлама, из-за ствола крупнокалиберного ручного пулемета гнусно ухмылялся Старостин. Чуть позади него, щупая нас недобрыми, колючими взглядами, от которых холодок пробегал по спине, примостились остальные трое алтайцев.
— Ба, и этот сморчок здесь! — удивленно воскликнул долговязый и осклабился, обнажив гнилые зубы. — Видали, мужики?
К дверному проему приблизился второй алтаец и мрачно спросил:
— Чего надо? Какого дьявола вас сюда принесло?
Мы с Фомой неподвижно стояли в двух метрах от их баррикады и ждали развязки. Пулемет холодно уставился на нас, готовый в любую секунду выплюнуть смертоносный заряд свинца и тем самым пресечь наши неудавшиеся жизни. Но долговязый не спешил, ситуация его явно забавляла. Отхлебнув из стоявшей возле него бутылки изрядную порцию спиртного, он громко икнул и с издевкой произнес:
— Святой отец, на коленях молю об отпущении грехов — и мне, недостойному, и моим несчастным товарищам, по уши погрязшим в… э-э… пороке и плененным блеском злата. Выведи нас из мрака, отче, наставь на путь истинный, ибо… э-э… как там дальше, мужики?
Ответом ему послужил взрыв дружного хохота.
— Ха-ха-ха! Во, завернул, прямо как по писаному шпарит!..
— Кончайте эту комедию! — выкрикнул Фома, сдвинув брови от негодования. — Либо стреляйте, либо…
Он осекся, не веря в возможность второго «либо». Багровая физиономия Старостина внезапно стала серьезной и злой.
— Ни одной капли человеческой крови не пролила вот эта рука! — рявкнул он, потрясая над головой огромным кулаком. — Слышишь, поп, или кто ты там есть на самом деле? Ни одной! И через вас свою душу марать не хочу — не стоите вы того.
— Как! — вырвалось у меня. — Разве не вы убили того несчастного? — Я кивнул в сторону каната, болтающегося за нашими спинами.
И без того багровое лицо Старостина приобрело угрожающий оттенок — угрожающий скорее не мне, а его здоровью.
— Сопляк! — зарычал он, гневно сверкая глазами. — Да как ты смеешь! Я ж тебя, щенка… — Он схватился за пулемет и резким движением направил его в мою грудь.
Вот и все, подумал я, пробил мой последний час.
— Брось, — остановил Старостина один из алтайцев, — не стоит горячиться из-за этого… — Он угрюмо посмотрел на меня. — А ты не трепи языком попусту, понял? — Я судорожно кивнул. — То-то же. Куда твой кореш подевался?
— Кореш? — не понял я. — Какой кореш?
— Да сыскник, черт бы тебя побрал!
До меня наконец дошло, что он имеет в виду Щеглова. И еще я понял, что, сказав правду, может быть, спасу себе жизнь — себе и Фоме.
— Он уже три часа как покинул здание. С минуты на минуту сюда нагрянет милиция.
Я остался доволен произведенным эффектом. Их физиономии вытянулись, от былого куража не осталось и следа. Старостин резко повернулся к своим сообщникам.
— Так какого ж черта Баварец медлит?! — взорвался он. — Долго он будет разводить эту канитель?!
— А ты его об этом спроси, — огрызнулся один из его дружков. — Артиста с Клиентом, поди, все ловит.
— Вот и пусть ловит, а нам здесь ловить больше нечего, — решительно заявил долговязый. — Хватит, поиграли в кошки-мышки, того и гляди паленым запахнет. Уходить надо, мужики, пока менты не нагрянули.
— А с этими что? — кивнул в нашу сторону один из алтайцев.
— Пусть проваливают, откуда пришли. Слышите, вы, шелупонь вонючая? — Старостин обернулся к нам. — А ну валите отсюда, пока я из вас сито не сделал! Ну!
Мы не стали себя долго уговаривать и тут же захлопнули за собой дверь, снова скрывшись в номере. Фома вытер пот со лба тыльной стороной ладони.
— Фу-ух! — выдохнул он. — Ну и денек!
— Быстрее! — торопил я его. — Отсюда надо убираться, пока эти молодчики не передумали.
— И то правда!..
Мы бросились к окну. И вот я снова лезу по канату — вверх, на четвертый этаж, туда, где было совершено убийство. Второй раз за сегодняшний день я попадаю в это помещение.
9.
Спрыгнув на пол, я первым делом замер и прислушался. Где-то вдалеке слышались голоса. Я помог
