Они сидели на скамейке в скверике, разделяющем Ленинградский проспект, напротив огромного дома, поднимавшегося над землей на тонких ножках. Вечер переходил в ночь, накрапывал редкий дождь, и автомобили проносились в вихрях водяной пыли, толкая перед собой конусы света.
— Так, — Волохов помолчал, искоса поглядывая на собеседника, — объясню попроще: на священника напал не человек.
Александр Ярославович вскинул голову.
— Что ты хочешь сказать?
— Я говорил с нищенками возле церкви Всех Святых, все отца Василия хвалят. Жил исключительно по заповедям, к грехам людским был терпим. Я думаю, он сумел бы договориться с любыми агрессивно настроенными людьми.
— Значит, не сумел.
— Был он человеком, несомненно, верующим, — продолжил Волохов. — Что сделает глубоко верующий человек, а тем более священник, встретив явное проявление нечеловеческой сущности?
Полковник потер подбородок.
— Вот оно что. Так ты думаешь, он хотел крестное знамение сотворить?
— Да, Александр Ярославович. И не успел. Ему отсекли пальцы, не позволив сложить троеперстие. Если бы успел, может быть, и жив остался. Я многое не приемлю в вашем учении, но троеперстный крест, сотворенный верующим, имеет исключительную силу. И еще: там был
— Какой след? — полковник непонимающе посмотрел на собеседника.
Волохов, не отвечая, посмотрел ему в глаза. Сухое аскетичное лицо Александра Ярославовича было очень похоже на свой киношный вариант.
— Ну, — не выдержал он молчания, — долго будем в гляделки играть? Чей след, я спрашиваю.
— След демона.
Полковник сощурился, шаря глазами по лицу Волохова. Молчание затягивалось.
— Ты не ошибся, парень? Не шутишь? Ведь сколько лет прошло, как они в мир являлись.
— Нет, не ошибся, к сожалению. Он недавно внедрился в человеческое тело и поэтому
Полковник некоторое время молчал, поглаживая в задумчивости русую бородку, затем взглянул на собеседника, будто только сейчас услышав его слова.
— Что именно?
Волохов склонил голову набок и насмешливо подмигнул.
— А вы не понимаете?
Лицо у полковника стало кислое, как от набившего оскомину зеленого яблока. Он беспомощно развел руками, хлопнул себя по бедрам и с досадой сплюнул.
— Нет, ну вы посмотрите на него! Опять за старое? Ты думаешь, я все могу, что ли?
— Я не думаю, Александр Ярославович, я знаю. К вам прислушаются. Сейчас я просто премудрый пескарь. Много знаю, много помню и ничего не могу. Верните хотя бы ту часть моей силы, которой я пользуюсь на озере. В этом облике, — Волохов похлопал себя по груди, — я ничего не сделаю. Слаб человек, — он опять подмигнул, — и грешен.
— Я попробую, — хмуро сказал полковник, — но ничего не обещаю.
— Вот и договорились. Только учтите: то, чего меня лишили, нужно мне
навсегда. Навечно — то есть на всю жизнь. А жить я собираюсь долго!
Глава 5
В отличие от элитных клубов, расположенных в центре Москвы, в этом отдыхала, в основном молодежь, понимающая отдых, как возможность оставить за порогом многочисленные возрастные запреты, включающие алкоголь и ни к чему не обязывающий секс в полутемных переходах между залами.
Особо буйных вежливо, но быстро и твердо успокаивала охрана. Здесь можно было без проблем купить «экстази», «марку» или косячок. Для особо проверенных, в число которых входил Рец, поставлялось и кое-что покруче. Администрация закрывала на это глаза и только в дни милицейских проверок, известных заранее, вежливо выпроваживала и продавцов, и покупателей из заведения.
Подсветка, мигая в такт речитативу из мощных динамиков, глушила крики веселящихся посетителей. В центре зала, в кругу, образованном вопящими и аплодирующими зрителями, несколько человек пытались продемонстрировать что-то вроде брейк-данса на светящихся разноцветных квадратах танцпола. Рец, раздвигая плечом толпу, обошел импровизированную сцену, пытаясь высмотреть поверх голов нужного ему человека.
Кто-то схватил его за рукав. Рец опустил глаза. Девчонка лет шестнадцати, накрашенная, как индеец на тропе войны, повисла на нем, подмигивая обоими глазами и высовывая язык, проколотый двумя блестящими кольцами.
— Папа, я тебя люблю, купи мне «марку».
— Куплю, если покажешь, где. «Свист» здесь?
— Был здесь, пойдем.
Она потащила его за собой, ловко пробираясь через водоворот извивающихся тел. Полутемный коридор, ведущий в другой зал, был стилизован под древнее подземелье. На каменных стенах висели оправленные в металл старинные фонари с тусклыми лампочками. Под ногами похрустывали осколки ампул. В темных нишах, судя по доносившимся звукам, наслаждались любовью современные Ромео и Джульетты.
— …придурок, ты мне лифчик порвал.
— А какого хрена надела?
— …ты зубами поосторожней…
— …с резинкой не хочу!
— … и что мне, третий раз лечиться, что ли?
Девчонка втащила Реца в следующий зал. Он заморгал, ослепленный после полутьмы катакомб вспышками разноцветных прожекторов.
— Стой здесь, папа. Я сейчас.
Девчонка ввинтилась в толпу, которая всосала ее, словно болото брошенный камень. Здесь, в отличие от первого зала, царил DJ, успевающий накручивать виниловые диски, подбадривать бодрыми возгласами уставших и, управляя подсветкой, прихлебывать из шеренги стоящих перед ним пластиковых бутылок.
— Нету его здесь, — девчонка снова возникла около Реца, вынырнув из клубящейся массы танцующих, — пошли в бар.
В баре, под обожженными потолочными балками, поддерживающими якобы закопченные своды, стояло несколько грубых столов из толстых досок. За небольшой стойкой бармен лениво помахивал шейкером, взбивая коктейль сидящей напротив девице.
— Вон он, — девчонка показала на столик в углу.
За столом, откинувшись спиной на спинку массивного деревянного кресла, сидел за чашкой кофе небольшого роста парень с покатым лбом и зачесанными назад волосами. Шелковая рубашка, расстегнутая до пупка, поражала переливами цвета даже в полутьме бара.
— Стой здесь, — сказал Рец девчонке, — я сам поговорю.
Парень, усталым жестом приподняв ладонь, приветствовал его.
— О-о, какие люди. Давненько не заходил.
— Привет, Свист, — сказал Рец, присаживаясь напротив, — недосуг все. Товар есть?
— Ты для себя или этой шкурке?
