Русский экзорцист

сломанных велосипедов, покореженных детских колясок и полусгнивших чемоданов, Волохов вдруг замер, ощутив впереди пустоту. Он посветил фонариком. Свет был тусклый, дрянной. Помянув китайский ширпотреб, Волохов раздвинул лежащие на полу доски, увидел пролом и присел над ним на корточки. В желтом свете проявились серые бетонные стены и мелкий ручеек, бежавший по дну. След вел вниз. Чуть касаясь краев пролома, Волохов мягко спрыгнул, присев, огляделся. Коллектор был высокий, в рост человека, по стенам шли кабели в металлической обмотке и запотевшие трубы, в которых что-то с журчанием текло. Воздух был влажный, но не затхлый. След был отчетлив, и потерять его при всем желании было нельзя. Стараясь не замочить ноги, Волохов пошел вперед, придерживаясь руками за трубы. Возле канализационного люка след раздваивался. Одна часть вела вверх, на улицу, другая уходила дальше по коллектору. Наверху по улице проехал автомобиль, крышка колодца, неплотно лежавшая в пазах, отозвалась глухим звоном. Волохов двинулся вперед. Через несколько десятков метров след внезапно кончился. Бетонная труба уходила вперед, в темноту, боковых проходов не было. В недоумении повертев головой, он прикинул пройденный путь. Выходило, что сейчас он находился где-то в районе Яузского бульвара. Он осветил стены и влажный пол, провел руками по стенам. На левой ладони остались крошки цемента. Кусок бетона здесь был чуть темнее. Волохов выключил фонарь и, закрыв глаза, сосредоточился. По телу побежал озноб, в кончиках пальцев возникло знакомое покалывание, и он остановил трансформацию. Когда он открыл глаза, мир вокруг выглядел иначе. Теплый воздух, сквозивший в тоннеле, приобрел тысячи оттенков цвета. Ручеек под ногами, казалось, был свит из десятков радужных лент. Кусок стены слева светился тусклым фосфорным пятном среди неживого камня. Волохов поднес отяжелевшие ладони с растопыренными пальцами к стене и резко ударил по световому пятну. Кусок стены пропал под его руками, как внезапно исчезнувший мираж. Положив руки на крошащиеся бетоном края отверстия, он заглянул внутрь. Почти над головой нависал кирпичный свод, пахло землей и плесенью. Воздух был тяжелый, густой. Повиснув на руках, Волохов нащупал под ногами опору. Это был старинный подземный ход, ведущий скорее всего к реке. Так называемый «вылаз», на случай осады. След в застоявшемся воздухе ощущался сильнее, и Волохов, скребя ороговевшими кончиками пальцев по стенам, осторожно пошел вперед. Все время подмывало встать на четвереньки. Он с трудом передвигал вперед отяжелевшие ноги, но если суждено встретить врага сейчас, лучше не терять драгоценные секунды на изменение тела. Постепенно понижаясь, вылаз сделал несколько поворотов. Запахло сыростью, кирпич под руками стал влажным, и за очередным поворотом Волохов наткнулся на тупик. В одной из боковых стен зиял пролом. Осколки кирпича перекатывались под ногами, чавкала сырая земля, кладка впереди, казалось, истекала слезами. Волохов приблизил к ней голову и услышал мерный шум воды. Должно быть, за стеной текла река. Осторожно подойдя к пролому, он заглянул в него. Это была небольшая комната с кирпичными стенами, полом и потолком. Волохов протиснулся внутрь. Пахло кровью и еще чем-то, что он не смог определить. Появилось какое-то странное ощущение, будто своды стали давить на него. Если раньше он чувствовал толщину кладки, слежавшийся грунт за ней, то теперь казалось, что за стенами этой комнаты пустота, ничто. Волохов шагнул к стене, подсветил фонарем и царапнул ороговевшим концом пальца между кирпичей. Из-под когтя змейкой поползла мягкая металлическая стружка. Свинец вместо раствора. Вылаз к реке могли построить и в более раннее время, но этот схрон явно сложили иноземные мастера. Он наступил на что-то мягкое, присел, разглядывая. Под ногой лежал кусок полуистлевшей, пропитанной пахучим составом кожи. Волохов приподнял его. Сгибы на коже свидетельствовали, что в нее был завернут небольшой предмет. Запах крови стал ощутимей. Волохов посветил вокруг. Темная лужа наполовину спекшейся, наполовину впитавшейся в кирпич крови напоминала разлитую смолу. Ее было много. Человек, потерявший такое количество крови, не мог остаться в живых. Волохов отступил к выходу, поскреб подошвами по полу, счищая кровь.

— Значит, здесь он тебя встретил, — пробормотал он.

Свернув найденный кусок кожи, он засунул ее в карман куртки. Здесь больше нечего было делать.

Обратный путь до вертикального колодца занял немного времени, хотя навалившаяся усталость замедляла движение. Волохов взялся руками за скобы и полез вверх. Возле чугунной крышки люка он прислушался. Где-то рядом работал двигатель автомобиля. Ну и черт с ним, решил Волохов. Скажу, что погреться залез. Упершись в крышку рукой, он нажал на нее. Никакого результата. Нажал сильнее — то же самое. Он присмотрелся к краям. Нет, не приварена. Утвердившись на скобах, нажал плечом. Крышка приподнялась было, но тут же встала на место. Да что это такое, он же слышал, как она болталась под колесом проехавшего автомобиля. Подумав, что ему придется снова спускаться вниз и тащиться обратно к подвалу в доме возле церкви, Волохов почувствовал нарастающую злость. Шагнув еще на ступеньку вверх, он скорчился, упираясь в люк плечами и спиной.

— Ну, я тебе, — прошипел он.

Глаза застлало багровым туманом, и, издав хриплый рев, он рванулся вверх.

— Ну, Мариш, ну давай, ну что ты, — молодой человек, нашептывая на ушко своей спутнице ласковые слова, пытался расстегнуть на ней блузку, одновременно нащупывая рукоятку откидывания пассажирского сидения. — Ну, молодожены мы, в конце-то концов, или как?

— Может, домой поедем? — возражала молодая жена. — Там мама.

— Вот именно, что там мама, — молодой человек откинул, наконец, сидение и занялся брюками. — Кому мама, а кому теща. Опять будет стучать в стенку и спрашивать, что я с тобой делаю.

— Ну, хорошо, только быстро.

— Еще чего.

«Девятка», стоявшая в переулке под разбитым фонарем, передним колесом на канализационном люке, слегка вздрогнула.

— Дорогой, ты ничего не почувствовал?

— Нет, но вот-вот надеюсь почувствовать, — молодой человек решительно спустил джинсы вместе с трусами.

— Что-то было, я серьезно… ох, … о-о, не останавливайся, пожалуйста…

— Ни за что не остановлюсь!

Капот автомобиля внезапно подбросило так, что молодой человек чувствительно приложился копчиком к крыше салона. Он метнулся за руль, лихорадочно нащупывая ключи зажигания. Мотор, слава богу, завелся сразу. Путаясь в спущенных штанах, он нажал на газ, со скрежетом включая заднюю скорость. «Девятка» отпрыгнула назад и встала, заглохнув.

Чугунная крышка канализационного люка, кувыркаясь, взмыла в воздух. Вслед за ней из люка с ревом вылетело что-то невообразимо страшное, черное, огромное. Это «что-то» приземлилось на четвереньки, затем поднялось на задние лапы и, волоча толстый хвост и порыкивая, исчезло в ближайшем переулке.

— К маме…

— К теще…

Взревев мотором, «девятка» сорвалась с места.

Конечно, это был сон. Но сон, граничащий с явью, сон-предвиденье приближающейся реальности. Цвета вокруг были мягкие, словно размытые утренней дымкой. Прохладный ветер ласкал разгоряченное тело, увлажнял и смягчал сухую кожу. Раскинутая по телу паутина не стесняла движений, наоборот, живительная прохлада, проникавшая в него через тончайшую золотую проволоку, вплетенную в нити паутины, несла ощущение свежести. Паук-птицеед, играя тонкой сетью, заставлял ее пробегать волнами по коже. Запутавшиеся в паутине майские жуки, щекоча кожу, смешно перебирали лапками. Им было не страшно, они знали, что притаившийся паук не принесет им вреда. Он просто пригласил их поиграть в свою золотую сеть. Паутина была не закончена, ее кончики свисали с тела, трепеща на ветру, словно требуя завершенности формы, сформированной тысячелетиями.

Он оглянулся. За ним стояли его соратники, прекрасные, как и он сам. Их было много, лиц было не разобрать, но он знал, что они улыбаются. Улыбаются и ждут, как ждет и он сам.

И ожидание кончилось: из утренней дымки появилась женщина. Чуть смущенно улыбаясь, она шла к нему по зеленой траве, раздвигая ее босыми ногами. Шла она осторожно, и прятавшиеся в траве