Корабль дураков

печатями, подтверждавшими высшую милость. Никогда прежде ему и в голову не приходи­ло, что он может рассчитывать в жизни на нечто большее, чем роль скромного винтика в незамеченном механизме. В конце концов цель любого слуги – чтобы тебя не замечали хозяева. Члены королевской семьи знать не знали, откуда берется еда на столе, куда девается содержимое ночных горшков и почему сад при дворце смотрится аккуратнее, чем дикий лес. В цар­стве короля Бювара алхимики по-прежнему искали Философ­ский Камень, но аптекарей привлекал более заманчивый ка­мушек: снадобье, что превращает тебя в Невидимку. Ходили слухи, что изобретателя ожидает награда поистине королев­ская, хотя монарх, объявивший награду, давно уже сгнил и рассыпался прахом в дворцовом склепе, забытый всеми.

– С тобой, Муха, я плюю на обычаи и традиции, – похва­лялся принц Баловник. – Помазанник божий свел дружбу со слугой?! Такой вот я оригинальный.

Разумеется, высокорожденные вельможи не одобряли по­добного поведения принца. Историки тщетно искали преце­дент. Благородные лорды и дамы возмущенно роптали, оскорбленные столь вопиющим нарушением этикета. В про­шлом таких наглых выскочек, как этот Муха, казнили и за меньшие прегрешения, рассуждали придворные, однако же как любимчик единственного наследника Муха был неприка­саемым. Только король мог бы решить это дело ко всеобщему Удовольствию – но на это рассчитывать не приходилось, поскольку король Бювар не счел нужным даже заметить столь возмутительное нарушение традиций. Он не придавал ника­кого значения тому прискорбному обстоятельству, что наследник престола не выражает желания ехать на охоту; он как буд­то и не замечал, что на занятиях по фехтованию принц откро­венно сачкует, а на рыцарских турнирах – откровенно зевает И постепенно (как вода точит камень, как лед раздирает ска­лу) Мухе втемяшилось в голову, что ему, чем черт не шутит можно рассчитывать и на возведение в дворянский чин. Его спина распрямилась, взгляд, прежде всегда устремленный в пол, теперь уже не был столь скромным; он научился ходить подражая походке благородных господ, и кланяться так, чтобы при этом выгодно подчеркнуть достоинства своей фигуры. В своих новых покоях на вершине башенки Муха нежился в роскоши, принимая ее, как трава принимает росу. Мир чер­ных лестниц поблек в его памяти. Ну и невелика потеря.

– Однажды придет такой день, – говорил он своему отра­жению в зеркале, – когда мы с тобой будем дружить с коро­лем. Мы станем богатыми-пребогатыми, и все девушки коро­левства будут мечтать о нас по ночам.

Так в неге и роскоши проходили недели и месяцы. Весна сменилась летом, но мальчики продолжали играть, увечить кошек и ломать крылья птицам. Муха уже не жалел зверюшек, которых он помогал калечить, ибо его завораживало остро­умие принца Баловника, и новые слова, которые он узнавал – далеко не все из них были полезными и поучительными, любезные мои господа, – с лихвой возмещали периодические не­удобства от мелких кровопусканий. Муха не сомневался, что принц его любит; и виноват ли мальчишка, что он предпочел быть счастливым?

И вот король подрядил резчиков-мастеров сделать игру­шечную модель королевства для своего капризного сына. Многим благородным вельможам пришлось выехать из своих покоев, дабы мальчику было где развлекаться; законченная модель заняла почти все западное крыло замка.

– Тебе неинтересны охота и рыцарские турниры, сын мой, – сказал король как-то утром за завтраком. – Может быть, тебе больше понравится это игрушечное королевство.

Король привел принца к границам миниатюрного царства, и просиял лицом, и сжал плечо сына крепкими сильными пальцами.

– Вот – твое королевство, – сказал он. – Прежде чем править царством из плоти и грязи, сперва научись управлять государством из дерева.

Если его величество надеялся таким образом отвлечь сына от дружбы с Мухой, то он просчитался. Ибо принц Баловник только пожал плечами при взгляде на крошечные чудеса, рас­простертые у его ног. Он зевнул, поигрывая кинжалом, и раз­решил Мухе понарошку побыть королем. Муха бродил, счаст­ливый великан, среди маленьких замков и лесистых долин и давал имена всяким тварям, словно Адам в раю.

– Я хороший король, – размышлял Муха вслух. Позже, когда мальчики переодевались, чтобы пойти гулять в сад, Муха заметил, что принц поглядывает на него недобро.

– Без меня, – сказал Баловник тихо, – тебя бы не было вообще.

Пришла осень, и его величество король Бювар предпри­нял новый почин. Он решил, что его своенравному и каприз­ному сыну не нужны никакие надутые, заплесневелые учите­ля, и отдал в его полное распоряжение королевскую библиотеку. Муха был вне себя от счастья: он как будто на­шел пещеру с несметными сокровищами – книгами в кожа­ных переплетах с золотым тиснением. Но принц Баловник только сердито сверкал глазами, глядя на книжные полки, а пыльный и серый, как мышка, библиотекарь сидел, съежив­шись, в дальнем углу, словно старая кукла-перчатка, кото­рую выбросили за ненадобностью.

– В этой библиотеке, – сказал король, по-отечески по­щипывая сына за ухо, – хранятся все знания мира. Тот, кто рожден править людьми, всегда стремится постичь, как уст­роен мир. Когда ты прочтешь все эти книги, как в свое вре­мя прочел их я, ты будешь готов управлять государством, сын мой.

С тем король и ушел, в сопровождении свиты придвор­ных. Библиотекарь отвесил подобострастный поклон и поспе­шил укрыться за стеной книг. Принц Баловник плюхнулся в кресло и уставился в одну точку, продолжая сердито хмурить брови. Так в упрямом молчании прошли часы. Муха читать не умел и коротал время, листая книжки в поисках картинок. Он был как ребенок, который вырос вдали от моря, и вот впервые увидел скалистый берег; но безымянные чудеса этого места были ему недоступны – закрыты, как раковины моллюсков.

– Баловник, – не выдержал Муха, – теперь, когда я умею держаться по-благородному, не пора ли учить меня всяким наукам? Я знаю манеры, но внутри я пустой.

Принц Баловник вскочил, как ужаленный. Он сощурил глаза, так что они превратились в яркие черные шрамы.

– Я – не подданный короля, – прошептал он. – Я сам по себе, меня нельзя ни придумать, ни вылепить по шаблону. – Муха кивнул, хотя ничего не понял. – Я существую своей во­лей, изъявляю себя в бытие, – продолжал принц. – И в доказа­тельство я сожгу эту библиотеку.

Бедный Муха аж поперхнулся, его лицо стало красным, как царственный пурпур. Из глаз брызнули слезы, но и сквозь пелену слез он увидел, как вызывающе усмехнулся принц – усмешка блеснула, словно кривая турецкая сабля. Сможет ли он удержать своего высокородного друга от исполнения мя­тежного замысла? Может быть, надо предупредить библиоте­каря? Ибо сердце его сжималось от мысли, что все эти книги погибнут в пламени. Но он боялся лишиться расположения принца Баловника, а вместе с ним и всех радостей жизни. Король, похоже, вообще не способен сердиться на сына; а когда-нибудь принц и сам станет королем, и вот тогда… Муха надеялся, что тогда и ему будет очень неплохо. Поэтому он прикусил язык.

Впрочем, принц Баловник не бросился исполнять свой план сию секунду. Нет, тут нужна была хитрость. Принц за­прятал свое недовольство и изобразил бурный восторг и не­одолимую тягу к учению. Он уговорил короля разрешить ему спать прямо в библиотеке, чтобы книги всегда были рядом. Может, ему и еду будут туда подавать? Чтобы он не отрывался от чтения. И еще ему нужны свечи – много свечей.

– А библиотекарь пусть отдыхает, он уже старенький, у него спина больная. Я сам прекрасно управлюсь, отец. Не надо за мной надзирать.

Его величество, смеясь от радости, не отказывал сыну ни в чем. И Муха сам не заметил, как настал тот день, когда они с принцем заперлись в библиотеке с горящими свечками в обеих руках.

– Сначала история, – сказал принц. – Жизни военачаль­ников и императоров. Бог да сгноит их кости.

Вместе они побросали книги на пол, и принц Баловник поднес горящую свечку к смятым листам, вырванным из ка­кой-то книги. Поначалу огонь только робко облизывал корешки, но потом разгорелся, отбросив страх. Языки пламени вырывались то там, то тут, словно жадные язычки ящериц-хамелеонов. Когда книги занялись уже как следует, огонь перекинулся на занавески. Занавески обрушились на пол. Карта мира над головой принца Баловника скорчилась в пламени, как живая иллюстрация к Апокалипсису. Принц испугался и закричал, призывая на помощь.

Бывают мгновения, любезные господа, когда даже самый терпимый отец, потакающий всем капризам своего обожаемого чада, все же теряет терпение и устраивает оному чаду хорошую порку. Однако