Нейл взял у нее меч. Правильно, он видел зеленые искры, горевшие на кончике лезвия, и символ на замковом камне пылал в ответ. Но в руке Нейла этот меч был просто хорошо сработанным оружием.
— А что сделал Кимон? Он был героем пророчества?
— Да… Это было очень давно — в памяти туман. Кимон не побоялся опасностей Белого Леса, и завоевал мир для Ифткана, так что люди его крови могли жить в Великих Деревьях. А то, что питало Белый Лес, было связано Клятвой Забвения и Отстранения. Затем Голубой Лист стал Зеленым, но Клятва все еще держалась между Ифтами и Теми, Кто Ждет. Но когда Зеленый Лист опал, Ифтов было меньше, и Те, Кто Ждет зашевелились. Клятва была громко произнесена перед Ифтканом, так что Пустошь не смела наступать. Но Ларши, не дававшие Клятвы потому, что в день ее произнесения они не умели говорить, ответили на приглашение Тех, Кто Ждет и пошли к ним под начало.
Таким образом они создали нацию и росли количественно, в то время, как Ифты уменьшались с числе.
Когда Серый Лист дал почки, Те, Кто Ждет, опять зашевелились, и Башни Ифткана задрожали. Клятва была заслоном для Горящего Света, но Ларши, не дававшие Клятвы, стали руками Тех, Кто Ждет, их оружием. Ларшей было много, а Ифтов — горсточка… — Эшла сложила руки чашей и развела пальцы.
Айяр в Нейле отвечал волной ярости и отчаяния. — Так пришел конец Ифткану и Ифтам. Связующей Клятвы больше не было, и Те, Кто Ждет, вольны были делать, что хотят, со своими слугами Ларшами.
— И это есть в памяти Иллиль? — тихо спросил Нейл.
— Это передано Иллиль, но приходит ко мне туманно… Значит, теперь День Ларша, а Ночь Ифта прошла?
— Я думаю, что День Ларша тоже прошел. Здесь нет никаких легенд о них с тех пор, как первый инопланетный корабль приземлился на Янусе сто планетарных лет назад.
— Ларши, может, и исчезли, но то, что послало их, не исчезло! В этой стране дремлют древние силы! — голос ее окреп. — Может, это и не тот меч, что выковал Кимон и принес на Великий Праздник Меч в Белый Лес, но я знаю, что у этого меча есть своя сила и… — она сделала паузу, затем кивнула, словно ее мысль подтвердила неслышимый для Нейла голос, — что ты участвуешь в происходящем, участвуешь в достижении цели. Скоро наступит день, а день — это время Тех, Кто Ждет. Нам надо отдохнуть. Дай мне меч, Айяр-Нейл, и поспи, а во мне что-то шевелится, может, я вспомню побольше.
Если же я усну, я смогу пропустить…
Она говорила так уверенно, что Нейл не стал спорить, а лег на землю, и в его мозгу закружились обрывки рассказанного Иллиль-Кимон, герой, заставивший произнести клятву, так что деревья Ифткана могли служить гаванью его народу, и прошли века, а Клятва удерживала в отдалении безжалостный Белый Лес до тех пор, пока Ифтов осталось совсем немного…
Слишком слаба линия крови, слишком тяжел груз древней памяти, чтобы поддерживать свои крепости и свою жизнь против накатывающихся волн Ларшей, только что вышедших из животного состояния и отважных в своем молодом невежестве, против их растущей ненависти, любви к разрушению того, что они не строили и никогда не смогут построить, к уничтожению того, чего они не понимали. Да, память Айяра говорила Нейлу, что Эшла права… Иллиль-Эшла была Хранительницей Зеркала.
Глава 14. ПЛЕННИКИ
Обнаженный меч лежал на коленях Нейла, здоровая рука лежала наготове на рукоятке меча. По другую сторону поросшего кустарником овражка высушенная зноем земля была залита слепящим светом солнца, Но здесь, в стволе окаменевшего дерева, можно было смотреть и прислушиваться — для предупреждения. Эшла, свернувшись, спала. Капли пота блестели на ее лбу.
Если слепящий глаза свет не проникал сюда, то жар проходил свободно.
Нейл сидел и, не отрываясь, смотрел вдоль оврага. Когда солнце добралось до пятен толстой мясистой растительности, ее листья открывались, расплющивались и питались. Нейл видел, как на эти листья заползали мелкие насекомые, крепко приклеивались, а затем медленно втягивались в поверхность листа. Это место по своей природе было чуждым человеку.
Лесная страна была окружена поселенцами, которые боялись и ненавидели ее, но она была домом Ифтов и была близка всякой жизни, кроме той, что была побеждена или куплена и принята в пределы врага. В глазах Нейла все здесь было либо мертвым, либо умирающим. Он не ошибался: жизнь пустоши просто была совершенно иной и устрашающей.
Айяр дал Нейлу уши охотника и шестое чувство лесного жителя. И Нейл ощутил движение и осознал его. Затем он отметил регулярное пощелкивание, вначале очень слабое, затем более громкое и опять слабое. Словно кто-то шел по краю оврага, не имея причины подкрадываться — сторожевой патруль.
Может, это воображение? Однако, ощущения говорили обратное, и так определенно, как если бы он своими глазами видел проходящего здесь. До каких пор беглецы будут сидеть здесь, в этой яме? Это «до каких пор» могло иметь много значений: до вынужденного боя, до гибели, до прихода высшего авторитета.
Память Айяра не снабдила Нейла изображением того, с кем связан этот щелкающий шаг. Теперь щелканье стало громче и шло уже с другой стороны оврага. Либо часовой обходил весь овраг, либо их было двое. Разумнее было бы выскочить из укрытия, пока здесь только один часовой или даже двое, но беглецы не решались на такой шаг: их ослепит солнце, и они не смогут ни бежать, ни сражаться. Какое-то летающее создание спланировало вниз и пронеслось прямо над растительностью в овраге.
Хурурр? Нейл на секунду поддался невозможной надежде, но эта надежда обманула его и почти предала; он попытался послать мысль-контакт летящему и получил ответ настолько вне его понимания, что тот показался ему чудовищным взрывом, швырнувшим Нейла к противоположной стенке ствола. Это не летающее существо отвечало, слабо подумал Нейл, а разум, интеллект, пославший меньшее и слабейшее создание искать его, Нейла.
Кажется, Нейл закричал, но он не был в этом уверен, возможно, он только противился этому вторжению чужого мозга. Но он уже был не в стволе дерева, а в каком-то месте, которое не мог бы описать словами, против существа или разума, не имеющего формы, а только силу и чуждые цели, существа, для которого Нейл и его род были ненужной загадкой, так как не подходили под образцы, созданные этим существом. И именно этот факт непохожести показался Нейлу щитом. Нейл чувствовал, что в нем есть какой-то барьер для врага, ударивший прямо в сердце этой поглощающей уверенности.
— Ка-Как! — вырвался у Нейла древний боевой клич.
— Нейл!
Его голова была у окаменевшего дерева. Руки Эшлы лежали на его плечах, ее глаза смотрели на него так пристально, будто силы этого взгляда было достаточно, чтобы вернуть Нейла назад оттуда, где он стоял перед Врагом.
— Оно движется! Оно знает! — лицо ее было застывшим, суровым, ее глаза все еще держали его, как бы обыскивая его мозг в поисках какой-то мысли, какого-то ощущения, которых в нем не могло быть. Затем она чуть заметно кивнула. — Встает древняя истина! ЭТО может убить, но не сломить нас, даже если здесь Нейл-Айяр, а не настоящий Айяр!
Нейл не ответил, сам не зная, как, потому что мысль была еще неясна ему самому:
— Возможно, именно из-за Нейла, а не несмотря на Нейла.
Она подхватила его смутную мысль:
— Если так, то все в порядке. Проиграв в древнем знании, мы что-то выигрываем взамен. Но… ЭТО знает о нас!
Нейл осторожно пробрался вдоль внутренней части ствола. Он не знал, сможет ли увидеть часовых, тех, что щелкали, или летающих. Эшла предупреждающе подняла руку и показала вверх.
Крылатый разведчик все еще был наверху и подал голос. Не зовущий посвист или щелканье клюва кваррина, а долгий дрожащий плач, более подходящий для грозового неба и сильного ветра, чем для залитого солнцем дня. И Нейл увидел, как пролетело это создание. Увидел ли? Он сомневался: свет был
