дорогу от аэропорта меня мучило чувство, что на голову напялили чулок, счастье еще, что самолету разрешили посадку.
Я зажмурилась, накрыла рукой микрофон и с чувством произнесла:
— Благодарю тебя, о великий Боже, — после чего подмигнула Тавишу.
— Какое совпадение, подумать только, — продолжала я разговор с Тором. — Можно подумать, что у нас с тобой и впрямь существует некая психогенная связь. Мы только что мечтали, чтобы ты оказался здесь.
Никогда в жизни я не была так рада кого-нибудь видеть.' Когда я впустила Тора в здание и дождалась, пока он, как всегда, элегантно одетый, в кашемировом пальто, с аккуратно уложенной шевелюрой, отливавшей медью в сиянии ламп в вестибюле, появился в дверях лифта, я еле справилась с желанием броситься ему на шею. Но подобный жест мог быть истолкован абсолютно неверно, особенно если учитывать просьбу, с которой я намеревалась обратиться к нему прямо с порога. Итак, вместо горячих объятий я просто приняла у него пальто.
После обмена краткими приветствиями — причем Тавиш еще долго не мог выйти из состояния легкого ступора, в которое впал под впечатлением первой встречи со своим кумиром, — я оставила всю троицу в гостиной, предоставив Перл и Бобби жаловаться на несчастья, свалившиеся на нас в течение последних восьми часов.
Сама же отправилась на кухню, чтобы успеть продумать. свои действия.
— Очаровательный уголок, — произнес Тор мне вслед. — Целомудренная белизна стен и обстановки — это напоминает мне некоторые главы из «Моби Дика»[16]
И как нельзя лучше соответствует сути вашей натуры, мадам.
Невзирая на столь циничное проявление чувства юмора — чего же еще было от него ожидать, ведь речь шла обо мне! — я не сомневалась в одном. Хотя многие годы Тор уже не считался моим наставником, хотя именно он вовлек меня в историю со злосчастным пари, хотя он ни за что без крайней нужды не решился бы даже на короткое время покинуть свой возлюбленный Нью-Йорк, — он никогда бы не позволил утонуть мне в той трясине, в которую меня угораздило провалиться нынче вечером. Более того, это лишний раз позволит ему блеснуть своим непревзойденным технологическим гением.
Уединившись на кухне, я извлекла из ящика список телефонных номеров для срочных вызовов, в котором торопливо отыскала фамилию Чака Гиббса, шефа операторской службы. Как и мой собственный, его номер значился здесь в качестве последнего средства, к которому можно было прибегнуть в случае, если во время ночного дежурства начнутся сбои в работе главной оперативной системы.
Я хорошо знала Чака Гиббса. В прошлом мы провели немало ночей в недрах операторской службы, спасая от краха оперативные системы наших компьютеров. Мне было известно, что Чак Гиббс — любящий отец пяти чудесных крошек и верный муж своей властолюбивой жены, которая к тому же меньше всего на свете любила спать в одиночестве. Я понимала, в ночь накануне сочельника никого из его домашних не обрадует весть, которую я намеревалась ему сообщить.
— Чак, это говорит Верити Бэнкс из Фонда обменов, — представилась я. — Меньше всего хотелось бы беспокоить тебя в эту ночь, впрочем, как и в любую другую, но боюсь, что в операционной системе кризис.
Из микрофона доносились отдаленные голоса, и один из них, женский, громко произнес:
— Да не может этого быть — накануне сочельника?
— Ничего, ничего, — пробормотал Чак в трубку, — это неизбежные издержки нашей профессии, — а голос у него при этом был такой, словно я только что бульдозером сровняла с землей могилу его матушки. — А что, разве с этим не сможет справиться кто-нибудь из операторов? — без особой надежды в голосе поинтересовался Чак.
Конечно, операторы дежурят там круглые сутки, а его дом находился на Ореховом Ручье — то есть на противоположном берегу залива. Это означало, что из-за такой погоды придется потратить не меньше часа на дорогу.
— Боюсь, у него ничего не выйдет, — сказала я. — Похоже, вышел из строя один из функциональных блоков, но они не смогут поменять его, не отключая систему в целом. А ты же знаешь, что сейчас ее отключение равносильно самоубийству: конец года, и нагрузка сумасшедшая. Отключив периферийный блок, мы можем нечаянно нанести вред всей системе памяти. И если она, не дай Бог, накроется, нам придется все восстанавливать с нуля.
— Вот это плохо, — уныло согласился он. А ведь я, черт побери, права, как никогда, — и почему только мне не пришло это в голову раньше: у нас уйдет не одна неделя на то, чтобы восстановить всю систему в целом, в случае ее выхода из строя из-за нашей суеты с целевыми кодами. Если Чаку придется вырубить всю оперативную часть, за каждый час простоя банк понесет убытки в сотни тысяч долларов, — и уж эту новость не удастся никак скрыть от широкой общественности. Тут, пожалуй, вмешается и сама госпожа пресса — еще бы, банк такого уровня терпит крах накануне Рождества.
— Я собираюсь притащить туда толкового инженера, который хорошо разбирается в таких штуках, — сказала я Чаку для гарантии того, что все возможные меры будут приняты. Сама я подумала, что в случае неудачи Чак сможет сохранить свое место. — Мне кажется, что во время принятия решения там должен находиться кто-то из менеджеров: трудно предугадать, какой окажется реальная ситуация.
— Я согласен, — промычал Чак совершенно несчастным голосом. В трубке отчетливо послышался голос его жены:
— Нет, ты не поедешь через мост в ночь накануне Рождества! И не вздумай возражать!
— Послушай, Чак, — бросила я ему давно заготовленную сахарную косточку, — если ты не против, я смогу заменить тебя этой ночью. Ведь банк находится в пяти минутах от моего дома, к тому же, у меня нет детишек, которые караулят у камина, когда придет Санта-Клаус! Если ситуация там окажется катастрофической, я перезвоню тебе. Было бы позором с моей стороны заставлять тащиться в такую даль, не убедившись, что без тебя невозможно обойтись.
— Верити, ты просто отличный парень! — воспрянул духом Чак, видимо, припав к телефону в бесплодной попытке пожать мою мужественную руку. — А ты уверена, что тебе это будет удобно?
— Я уверена, что ты бы сделал для меня то же самое, — великодушно отвечала я. — Только мне потребуется разрешение на то, чтобы провести в операторскую инженера.
— Считай, что оно уже есть, — с облегчением заверил меня Чак:
— Сегодня дежурит Мартинелли, а он в отличных отношениях с охраной. Так что, отправляйтесь спокойно: вас пропустят без придирок. И поверь, Бэнкс, у меня слов нет, чтобы выразить свою благодарность.
— Без проблем, — отвечала я. — И будем надеяться на лучшее.
Я положила трубку и вернулась в гостиную. Тор оживленно беседовавший с Перл и Тавишем, с улыбкой обернулся ко мне.
— Только что твои любезные коллеги посвятили меня в ваши трудности, дорогая, — радостно сообщил он. — И я понял, почему вы ожидали моего вмешательства. Увы, по-видимому это судьба любого гения — постоянно вновь и вновь доказывать свою гениальность, — но рад, что могу помочь тебе. Только не забывай, моя легкокрылая колибри: после нынешней ночи ты мой должник.
— Да будет так, — провозгласила я, не переставая про себя удивляться, как же это легко получается у меня с ним каждый раз. — У нас мало времени — пора отправь литься к нашим машинам.
Просто удивительно, как всего лишь один телефонный звонок может открыть двери даже такой неприступной твердыни, как самое сердце компьютерной системы Всемирного банка. Перл с Тавишем мы, конечно же, отпустили домой, пообещав позвонить им позже.
Тор вышагивал вслед за мной, низко опустив голову, держа в руках дипломат, набитый составленными Тавишем целевыми кодами. В целях конспирации он надел непромокаемый плащ, который одолжил у Тавиша: так он больше напоминал среднестатического технаря и мог бы сойти за инженера из обслуживающего персонала.
— Босс сказал, что вы обнаружили неисправность в функциональном блоке, — сказал Мартинелли, дежуривший этой ночью в залитом ярким светом неоновых ламп информационном центре.
