нибудь фашистской диктатуры на краю земли. Из-за дверей неслись истошные крики, в коридоре появлялись и исчезали люди с решительными лицами, в руках у них поблескивали металлические орудия пыток. У очередной двери меня остановило предчувствие, что именно в этой палате рожает Катерина.
– Простите, ошибся, – сказал я голой женщине, спускавшейся в родильный бассейн.
Я приложил ухо к следующей палате и расслышал властный мужской голос:
– Нет, общеизвестно, что сыр с маринованными огурцами увеличивает риск кесарева сечения!
В конце коридора находился стол медсестры, и я решил, что ничего другого не остается. Уверенно обогнув его в поисках какой-нибудь зацепки, я обнаружил на стене большую белую доску с номерами палат и написанными под ними от руки именами рожениц. Рядом с палатой номер восемь кто-то синим фломастером накарябал 'Катерина Аддамс'. Адамс с двумя 'д' – словно мы были членами семейки Аддамс[41]. Ошибка показалась мне не такой уж неуместной, когда в зеркале над столом мелькнуло мое лицо.
Я подошел к палате номер 8. Попробовал пригладить волосы, но они упорно стояли торчком. Я тихо постучался и вошел.
– А-а-а-а-а!
– Здравствуй, Катерина.
– А-а-а-а-а! – закричала она.
Наверное, то была схватка – если не естественная реакция на мое появление.
– Какого хрена ты пришел? – заорала Катерина.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Ну и отлично, потому что мне сейчас как раз нечем заняться. А-а-а-а-а!
Кроме нее, в палате была только Джудит – с расстроенным видом дублера, осознавшего, что исполнитель главной роли все-таки поспел к началу спектакля.
– А здесь не должна присутствовать акушерка, доктор или кто-нибудь еще? – спросил я.
– У нее растянулось лишь на пять сантиметров, – сообщила Джудит, явно обидевшись, что не попала в категорию 'кто-нибудь еще'. – Они время от времени заглядывают, чтобы проверить, как идут дела. У меня есть сандвичи и все остальное.
– Она никогда не ест сандвичи во время родов.
– О-о…
Джудит еще больше надулась.
– Послушай, Катерина… Я во всем разобрался. И понял, в чем я был неправ.
– Поздравляю, Майкл!
Катерина привстала на кровати. В неприглядном больничном халате она выглядела почти такой же распаренной и всклокоченной, как и я.
– Мне всегда казалось, что ты злишься на меня.
– Да, я злюсь на тебя. Ты мне целиком и полностью отвратителен и омерзителен.
– Понимаю, что сейчас все так и есть, – охотно согласился я. – Но прежде ты злилась из-за того, что устала быть матерью младенцев, вот я и боялся, что ты меня разлюбила. Наверное, именно поэтому и сбегал из дому.
– А-а-а-а-а!
Джудит демонстративно подошла и с неподражаемой вялостью вытерла Катерине лоб фланелевой салфеткой – еще более мокрой, чем лоб Катерины.
– Что это за запах?
– Эфирные масла, – самодовольно ответила Джудит. – Они очень летучие и очень мне помогли, когда я рожала Барни.
– Какие еще летучие масла, Джудит? – закричал я. – Тысячи лет женщины рожали без какой-то там летучести. Скорее с падучестью.
– Прекрати, Майкл, – простонала Катерина, еще не опомнившись от последней схватки. – Ты врал мне, ты бросал меня одну, и теперь думаешь, будто можешь заявиться сюда, и я все забуду? Тебе стало скучно одному, захотелось побыть отцом, пока снова не надоест. Так вот, можешь убираться на хрен!!!
Она уже кричала.
– Помассировать тебе ноги? – смущенно предложила Джудит.
– Большое спасибо, Джудит, но мне не надо массировать ноги!
– Послушай, Катерина, ты все правильно говоришь. Но ведь это ты захотела так рано завести детей. Я делал вид, будто хочу того же, но только чтобы ты была счастлива. Все, что я делал, я делал ради тебя.
– А, понятно! Уезжал в свою квартиру, чтобы сделать меня счастливой, да? А я-то думала, причина в другом. Думала, что ты эгоистичная свинья, но теперь понятно. Понятно, что я во всем виновата. Уж прости меня за эгоизм.
– Постой, – встрепенулся я. – Что это за шум?
– Какой еще шум? – переспросила Катерина, недовольная, что прервали ее словесный поток.
Откуда-то доносился далекий жутковатый стон. Словно в шкафу заперли накачанного наркотиками старика, у которого вот-вот сядут батарейки.
– Вот опять. Ужас какой. Что это?
Джудит совсем скисла.
– Это моя кассета. Китовые песни. Помогают Катерине расслабиться.
– А-а-а-а-а, – простонала Катерина.
– Отличная помощь. Китовые песенки! Господи, типичная хиппи. Наверняка это даже не современные китовые песни. Наверняка, китовая классика шестидесятых.
– Г-н-н-н-у-у-у-у-у… – завыл кит.
– А-а-а-а-а! – завыла Катерина. – Послушай, Джудит, не можешь ты оказать мне одну услугу, – добавила она, ерзая от неудобства.
– Да? – обрадовалась Джудит.
– Ты не можешь выключить этот долбаный вой? Хватит того, что я чувствую себя жирной китихой.
– Ну, ладно.
– И прекрати втирать мне в пятки эту вонючую дрянь, а то я блевану скоро.
И мы продолжили спорить. Поскольку Катерина тужилась в схватках, то заведомо находилась в невыгодном положении. Раз или два мне показалось, что я припер ее к стенке, но то просто были особо болезненные потуги. Мы кричали друг на друга, и вдруг я краем глаза заметил, как Джудит сосредоточенно листает справочник 'Естественные роды' – раздел магических кристаллов. Катерина заорала, что я думаю только о себе, а я сказал:
– Нет, я тебя люблю, дуреха трехнутая
Она назвала меня эгоистичным ублюдком, а я в ответ назвал ее скулящей мученицей. У меня была новая тактика – отныне я решил не пресмыкаться, а напа дать: пресмыкательство все равно ни к чему не привело.
– Ты меня заездила, и потому должна передо мной извиниться.
– Чего я должна? – изумилась Катерина.
– Извиниться. Да.
Я не знал, к чему приведет моя новая тактика, но отступать не собирался.
– Извиниться перед тобой? Должна? Хочешь знать, что я тебе на самом деле должна?
– Хочу, конечно.
И Катерина вместо ответа со всей силы хрястнула меня прямо в лицо. Я рухнул как подкошенный и ударился головой о металлические кислородные баллоны. Они призваны облегчать боль, но на самом деле очень хорошо умеют причинять ее. Потом Катерина заплакала и принялась колошматить меня пластиковым судном, а я свернулся на полу клубком. Потом у Катерины началась очередная схватка, и Джудит нажала кнопку экстренного вызова.
Во время родов первых двух детей я испытывал странную духовную отстраненность. Во время родов третьего ребенка я испытал физическую отстраненность – с помощью двух громил из больничной охраны. С