дело.
После этих слов Рози немедленно сгребла Морин за плечи и энергично встряхнула.
– Что случилось, дорогуша? Не следовало отпускать тебя одну! Эх, надо было усадить тебя в машину…
– Рози, ты тут ни при чем.
Морин поднялась, и они с Рози медленно побрели к дверям. По дороге Морин подобрала сумку, а Рози принялась греметь ключами. Открыв дверь, она обернулась и тут же бросилась вниз по ступенькам, чтобы поднять брошенную кофту Морин.
– Не забудь ее на улице, дорогуша. Завтра она тебе понадобится. Дурачок по радио сказал, что к нам летит очередное похолодание, а дождь не прекратится.
Морин поплелась за Рози в ванную комнату и с некоторой тревогой увидела, как та решительно запихивает пуловер, напоминавший очень пожилую половую тряпку, в стиральную машину.
– Рози… а может, его надо в химчистку?
На лице Рози выразилось безбрежное удивление.
– Ты думаешь, после машины он сможет выглядеть еще хуже?
– Нет, но он может сесть и превратиться в уродливую распашонку для карлика.
– Я на это очень надеюсь, потому что после этого я его выкину, а тебе куплю новую, красивую.
Рози подмигнула Морин и щелкнула ее по носу, стремительно уносясь в сторону кухни. Морин попыталась возразить ей вслед.
– Я тебе не позволю тратить деньги…
– Думаю, позволишь. Потому что либо я буду расспрашивать тебя о предпочтениях в одежде, либо о том, почему ты оказалась в полуголом виде на крылечке перед дверью. Выбирай.
– Это шантаж!
– Точно, дорогуша.
– И так будет всегда?
– Только время от времени. И между прочим, это только к лучшему, потому что ты получишь приличную одежонку и выкинешь всю эту дрань.
– А что такого в моей одежде? Смотри, даже не скажешь, что я пережила в ней настоящий шторм.
– Ага. Не скажешь. Совсем не скажешь. Что ты будешь есть? Паста примавера или буйябез, на выбор. Что тебе больше нравится?
– И то, и другое. А здесь поблизости есть хороший итальянский ресторанчик?
Рози рассмеялась.
– Ну нет, дорогуша. После трудового дня мне совершенно не хочется ресторанной еды. Я приготовлю все сама.
Морин удивилась.
– Ты можешь приготовить буйябез? Неужели ты умеешь?
– Училась немного. Когда обхаживала Сайласа – это мой третий муж. Короткий был брак, слава богам, но готовить я люблю до сих пор. Это хобби все же лучше, чем йога и аранжировка цветов.
Морин, успевшая завернуться в сухое полотенце, уселась на высокий стул и поинтересовалась:
– А как твои мужья относились к тому, что ты официантка? То есть барменша…
– О, они от всей души ненавидели мою работу. Делали все, чтобы я ее бросила. Думали, что если купят мне дом, машину и прочую дребедень, переселят меня в этот район и заставят распрямить кудри, то я немедленно начну одеваться в модных бутиках и пить чай ровно в пять часов вечера.
Рози возмущенно фыркнула, а Морин улыбнулась, представив себе Рози, пьющую жидкий чай из маленькой чашечки китайского фарфора.
– Вообще-то их можно понять… наверное.
– Конечно! Если переезжаешь в золотую клетку, поневоле привыкаешь жить по здешним меркам. Да только я в жизни не согласилась бы жертвовать своими привычками для того, чтобы произвести впечатление. Наверное, я слишком большая эгоистка, чтобы причинять себе неудобства. Потому и бросала их первой. К тому же и ежу понятно: если ты не знаешь, кто ты есть, если у тебя нет твердых взглядов на жизнь, тогда у тебя шансов выжить среди людей, желающих переделать тебя на свой лад, не больше, чем у снеговика в преисподней. А потом ты просыпаешься однажды утром и удивляешься: что это за незнакомец глядит на тебя из зеркала?
Сердце Морин сжалось. Рози говорила очень близкие ей вещи. Только вот… сегодня бросили ее, Морин. Она не успела первой…
– Я понимаю, о чем ты говоришь.
Ее интонация привлекла внимание Рози. Она вынырнула из глубин холодильника и некоторое время пристально смотрела на Морин, а потом энергично взмахнула замороженным судаком.
– Будь я проклята, если не верю тебе, девочка! Но клянусь, однажды мы раскопаем все секреты, которые ты похоронила в своем храбром сердечке. А сейчас – горячий душ и буйябез!!! Вверх по лестнице и первая дверь направо. Вперед!
Морин притормозила на пороге и обернулась к Рози.
– Неужели я так загадочно выгляжу?
– Дорогуша, единственное, что я про тебя знаю, так это то, что тебя, вполне возможно, зовут Мэгги, ты явно не из Чикаго, ты никогда в жизни не работала стриптизершей и у тебя сейчас нелегкие времена. Я не предлагаю немедленно рассказать мне все, но иногда разговор по душам помогает. Неприятности надо делить с друзьями. Это делает ношу легче.
7
Мэгги проспала всю ночь без сновидений и кошмаров, прижав к себе плюшевого одноглазого медвежонка и поставив на половину восьмого все имеющиеся в доме сестры будильники. Опаздывать в первый рабочий день – неприлично. То есть для Морин, разумеется, Мэгги еще в жизни никуда вовремя не приходила.
Она благополучно проспала все сигналы, но один из вредных механизмов был запрограммирован на повторы через каждые десять минут… На восьмом повторе Мэгги приснилось, что ей звонит Чико, и она проснулась. Некоторое время лежала, блаженно щурясь на солнышко, заливавшее всю спальню, – а потом заорала в голос и вскочила. Какое солнышко! Ей же к девяти надо было на работу в чертов колледж! А сейчас без пяти девять!
Она металась по комнатам, пытаясь найти подходящее шмотье, но под руку подворачивались только какие-то кошмарные кофточки с отложными воротничками и дурацкая юбка в клетку. В результате в девять пятнадцать Мэгги Рейли вылетела из дома в джинсах на голое тело и своем же собственном алом трикотажном джемпере – воротник-стойка, голая спина, без рукавов, облегает, как вторая кожа. То, что под ним находится исключительно первая кожа, без всяких лифчиков, преподавательскому составу придется пережить. Впрочем, грудь у нее всегда была отличной формы, упругая и накачанная, не тряслась и не расползалась в разные стороны. Хотя, наверное, именно это и не понравится преподавательскому составу…
Она влетела в здание колледжа, не замечая восхищенных взглядов студентов и не слыша довольно смелых возгласов за спиной. Работа в стриптизе дает иммунитет на такие вещи. Мэгги умела ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ СЛЫШАТЬ, если ей этого не хотелось.
А вот в учительской она оробела. И прямо-таки всем телом и душой вспомнила собственные школьные годы и всех этих мисс Кларксон, мисс Рединг, мисс Штольц и директрису миссис Руни.
На нее повернулись восемь женских голов и одна мужская. Семь пар глаз полыхнули чистым неодобрением, одна – неодобрением пополам с удивлением, и одна – телячьим восторгом. Нетрудно догадаться, что восторг выражали очи Бенжамена Кранца, начальника этого бабьего царства, с которым Мэгги вчера провела НАИСКУЧНЕЙШЕЕ свидание в своей жизни.
Нет, Бен Кранц был лапочка и тюпочка, смотрел с обожанием, говорил невпопад, над дороговизной меню не охал и даже глазом не моргнул, когда Мэгги заказала себе текилу без сока. Но он был скучен, скучен, скучен, как осенний дождь, нуден, как зубная боль, неинтересен, как телефонный справочник города, в котором живут одни только Джонсы и Стивенсы, и Мэгги не на шутку собралась надеть ему на голову вазочку с десертом, однако сдержала себя во имя сестринской любви. Морин хочет эту работу. Морин нравится этот козел. Морин безропотно отправилась выручать Мэгги – значит, и Мэгги ее выручит.
Только сейчас, переминаясь у двери, Мэг Рейли впервые подумала о том, что, возможно, немного переоценила свои актерские способности. Ибо ЭТА аудитория станет следить за ней в десять раз внимательнее, чем любая другая. Тут вам не Бродвей, тут все по-взрослому.
С удивлением на девицу в алом белье на голое тело смотрела Всесильная Сью, Сюзанна Болинжер. Секретарь и первый помощник профессора Бена Кранца. Дело в том, что по роду деятельности, а также по причине давней и ревнивой влюбленности в своего босса Сью знала практически всех сотрудников колледжа, даже тех, кто, наподобие мисс Морин Рейли, приходил исключительно на собственные уроки и уходил сразу после них. Так вот, Морин Рейли была абсолютной и несомненной серой мышью и белой молью, тихой и скромной девицей в блеклых и неинтересных нарядах. Морин Рейли мыла голову от силы два раза в неделю, не использовала косметику и преображалась только во время своих лекций. Сью пару раз сидела на них и была поражена этими переменами. Невыразительные темные глаза Морин Рейли вспыхивали, голос обретал чеканную звонкость пресловутого кимвала, а стихи она вообще читала превосходно. Все эти Байроны, Шелли, Бернсы и прочие романтики были для Морин Рейли ближе родственников, она рассказывала про них с восторгом – но без излишнего пиетета, как про хорошо знакомых, интересных и искренне любимых людей. Выходило интересно, Сью это признавала с присущей ей объективностью.
Однако вне лекции Морин Рейли была серой мышью и белой молью. Тоже вполне научный факт, проверенный четырьмя годами совместной работы. И этот факт категорически не увязывался с замершей у двери красавицей в алом, у которой все соски наружу, джинсы держатся где-то на границе лобка, а слово «СЕКС» буквально горит на лбу!
Сью закусила губу и сломала карандаш в пухлых пальцах. На Бена она не могла смотреть. Как он мог!
Бен Кранц прочистил горло и несколько визгливым голосом изрек:
– Добро пожаловать в наш дружный мирок, мисс Рейли. Надеюсь, вам у нас будет хорошо. Садитесь за стол, мисс Болинжер объяснит вам…
– Не объяснит. Мисс Болинжер занята. Я планирую свое время, мисс Рейли. Вы опоздали на сорок минут. Теперь мне некогда, и вам лучше пока заняться каталогизацией. Во время обеденного перерыва я вам объясню ваши обязанности.
Мэг немедленно перестала бояться. Война – это по-честному. Толстая Сью наверняка втюрена в босса, и для нее появление Мэг-Морин – нож острый. Что ж, это нам знакомо. В клубе бывало и не такое, учитывая, что там всех девочек в основном ревновала Бренда.
