— в союзе молодежи… Советская власть восьмой десяток лет разменяла, а они нечисти рогатой поклоняться начали! Ну не позор ли? И где ты эту нечисть видел, внучек, а? Вокруг оглянись, посмотри, протри глаза. Может, твой дед-орденоносец — ведьмак?
Покосился Мыкола на меня с тоской. А я не отстаю, позорю:
— Еще скажи, что агроном наш, товарищ Извиров, — черт из самого пекла, к нам командированный. Потому и шляпу не снимает, рога прячет.
Попытался мой внучек вставить что-то про разницу между религией и суеверием, но меня не собьешь.
— Соседка наша, тетка Горпина, пенсионер республиканского значения, само собой, ведьма. Так, что ли? А тракторист Петро — вообще потопельник, в речке живет. Дикость в голове развел, а еще студент! Вам что, в институте научный атеизм не читают?
— Еще нет, диду, — насупился Мыкола. — На четвертом курсе будут… Только при чем здесь твой атеизм? Так получилось. Мы с Ленкой и не думали ни о чем плохом. Кружок у нас в институте организовался, историю религии изучали. Собирались с хлопцами, картинки смотрели, слайды. Интересно было: тайные культы, мистерии всякие. А потом этот главный, он себя Велиаром называет, предложил поставить опыт…
Дал бы я ему по шее, негоднику, так нельзя. Родная кровь все же.
— Ленку хотят через обряд провести. И меня хотели. Обряд — это когда кровью Сатану вызывают…
— Типун тебе! — ударил я кулаком по столу. — Поминаешь еще, комсомолец! Лучше скажи, почему этот Велиар вас выбрал? Или ему Олена твоя понравилась?
Кивнул, к стене отвернулся. Значит, не ошибся я.
— Диду, мы же не верили, что все взаправду! А когда поняли… Я сбежал, Ленка не успела. Ее где-то прячут, грозят, что через два дня… Все понимаю, самому стыдно! Трус я, девушку свою бросил, тебя, старика, подставляю…
Поглядел я на него, подивился. И в кого Мыкола такой вырос? Вроде не в батьку, не в деда- прадеда. И не в прапрадеда тоже.
— Меня? Думаешь, сюда коза нострая пожалует по мою д]шу? Меньше надо итальянских фильмов смотреть, внучек. А что дивчину свою бросил, то и вправду негоже. Не бывало у нас в роду подобного сраму. Считай, все пращуры твои в домовинах сейчас корчатся.
Опустил он голову, лбом о скатерть ткнулся — да и заплакал. Что с такого взять?
— Ладно, — решил я. — Спрячу тебя, дурня, от греха. В хате посидишь, книжки почитаешь, поумнеешь слегка. Яр-чак за тобой присмотрит, не пропадешь. А теперь давай-ка рще раз, с подробностями. Кому это там казачьей крови захотелось?
Вот уж не думал, что после партийного мне еще одно собрание предстоит. Но делать нечего. Повесил я на тын разбитый горшок, трещиной в сторону улицы повернул. Сумерки, конечно, не разглядишь ничего.
Однако, если подумать, так даже лучше. Кто надо — тот увидит.
2
— …Вот, значит, какая карусель, — подвел я итог. — Что делать станем?
Все у тетки Горпины собрались, не опоздал никто. И агроном товарищ Извиров, и Петро- тракторист, и Галька с фермы, и мельник Павло Захарыч. Хоть и не там мысли мои были, а все ж обрадовался. Порядок в танковых частях! Не зря воспитывал.
— И кто чего скажет?
Молчат, на меня смотрят. На меня — и на товарища Из-вирова. Встал наш агроном, шляпу снял, почесал между рогами.
— Чужая юрисдикция, дядько Мыкола. Строго сейчас с этим! Сами знаете, шаг влево, шаг вправо… В городе вообще — страх, меня туда святой водой не загонишь! А Велиар… Есть такой, только мне не по зубам.
Сказал, называется!
— А может, я ему просто глотку перекушу? Велиару этому? — вскочила Галька. — Я-то на клыки не жалуюсь!
Молодец, Галька! Огонь-дивчина, никакая осина не возьмет!
— Не поможет, — сморщился товарищ Извиров. — Губы опалишь, а ему разве что на здоровье. Из новых он, нахальных самых. Про обряд я тоже слыхал. Никакой это не обряд, не вызывают там никого. Зато власть свою над хлопцами и девчатами показывают, ужас наводят. И заодно кровью повязывают — намертво. Мы, конечно, пожаловаться можем, но…
— Негоже, ой негоже! — засопел Петро-тракторист, кудри, мокрые от речной воды, ероша. — Своих резать начали. Не по обычаям!
— Делать-то что будем? — напомнил я. — Бумагу писать поздно, не спасем дивчину. Какие предложения, уважаемый ковен?
Переглянулись, вновь на меня посмотрели. И так всегда. Привыкли, что за них старшой думает. А потом говорят, будто я инициативу давлю!
— Город большой, — неторопливо начал мельник Павло Захарыч. — Но притопить все-таки можно. Будет им Венеция!
— Дело! Дело! — зашумели все. — Покажем городским! Нечего обычаи ломать! Притопим!..
Особенно Петро горячился. Неравнодушен он к воде — особенно после того, как вместе с трактором с моста навернулся. А я свое думаю. Крепкий у нас в селе народ, но в таком скользком деле не одна голая сила нужна. Времена сейчас иные, на рожон не полезешь.
— Венецию учудить можно, конечно, — рассудил. — Но только на крайний случай. Не по обычаю, если ковен на ковен войной идет. Мыкола — он забота моя личная, вроде вендетты на Сицилии-острове. Потому иначе сделаем. Сам я в город поеду, а вы слегка подсобите. Вот чего надо будет…
— Спятил, старый? — ахнула тетка Горпина. — Как я тебе такое сварю? Бабка моя, даром что в самом Киеве на Лысой горе ученая, о том не знала, не ведала. И прабабка…
— Сваришь, — говорю. — Причем в лучшем виде. Думаешь, когда в сорок седьмом году за тобой приезжали, легко мне было тебя, неразумную, спасать? Ворожила бы сейчас оленям на Таймыре. И чтоб без ошибок!
Думал у Мыколы жипсы позаимствовать для пущей достоверности, но потом в затылке почесал: не мое. Надел костюм-бостон, галстук узкий, в Москве двадцать лет назад купленный. В зеркало погляделся: хорош казак!
Калитку закрывать не стал. Лишь Ярчаку, серому кобелю, пояснил, что к чему.
— Справишься? — спросил.
— Не боись, дядьку! — оскалился он в ответ. — И хлопца не выпущу, и чужих не впущу. Не впервой!
3
Прямо с автовокзала я в городскую баню поехал — самую большую, которая банно-прачечный комбинат «Чайка», рядом с ракетным заводом. Снял отдельный номер, кости от души распарил, а затем достал скляницу, что мне тетка Горпина вручила.
Признаться, боязно было слегка. Если совсем честно, то не слегка даже. И старуха промахнуться могла, и здоровье мое уже не прежнее. Но делать нечего. Бой так бой, словно опять под Курском!
Эхма! Одним глотком выпил.
