Пентакль

— Профессиональный интерес? — Теперь в голосе высокого слышалось нечто вроде одобрения. — Книгу Иова почитайте, был там один диспут. Маленький такой спорчик… Этот Софар определенно лез не в свое дело, мешая нормальному ходу событий. Молол всякие благоглупости…

— «Глаза беззаконных истают, и убежище пропадет у них, и надежда их исчезнет…»

Сашка вздрогнул, поднял взгляд.

Страшный господин Химерный стоял возле камня.

— «Пустословие твое заставит ли молчать мужей, чтобы ты глумился, и некому было постыдить тебя?» Как вы мне надоели, Велиар!

Вначале стало страшно. Затем стыдно.

Потом Сашка поглядел на дрожащую поверхность камня.

Снова страшно.

— Прекратите! — Химерный дернул рыжими бровями, покосился на пятиугольную глыбу, рядом с которой замер окаменевший лох, он же поц из земли Уц. — Быстро!

— А не по понятиям, начальник! — Тот, кого назвали Ве-лиаром, неторопливо шагнул к гостю. — Главное же — не по Закону. Первая поправка — свобода воли. Человеческая личность в своем праве! Да и трогать его вам сейчас… Э-э… Дол-банет-с!

Кажется, вполне издевательское «э-э» предназначалось исключительно журналисту Нестрибайле. Дабы место свое помнил. Завтрашнее — на холодном цинке.

Сашка помнил. Очень хотелось проснуться.

— Мне его лучше не трогать, — согласился Химерный. — Последуем совету все того же господина Софара из Наамы, града колена Иудина. «Поднимешь незапятнанное лице твое и будешь тверд и не будешь бояться. Тогда забудешь горе: как о воде протекшей, будешь вспоминать о нем. И яснее полдня пойдет жизнь твоя; просветлеешь, как утро…»

— Папа! Папа! Не умирай, папа!..

Резкий мальчишеский голос прозвучал, словно выстрел. Сашка успел заметить, как дрогнули и застыли бандитские скулы Велиара, как дернулись плечи под дорогим кашемиром.

— Папа!..

Мальчик лет двенадцати подбежал к громаде камня, упал на колени рядом с внешне безучастным лохом.

На лице Химерного мелькнула усмешка — короткая, как показалось Сашке, очень недобрая.

— Папа! Что они придумали? Не надо! Мне сказали…

— А тебе что до того?

Голос человека из неведомой Сашке земли Уц прозвучал глухо и холодно. И сразу что-то изменилось. Лишь спустя миг журналист понял: камень перестал содрогаться.

Умолк. Словно выжидая.

Мальчишка недоверчиво мотнул головой, коснулся ладонью острого ребра.

— Вроде мины, да? Ты что, в камикадзе записался? Ладно, со мной все ясно, с тобой тоже, но ты о Таньке вспомни. Она два часа назад в себя пришла, заговорила, тебя зовет. Мы с твоим бывшим шефом тебя повсюду ищем, тебе, между прочим, ссуду выписали под гарантию фирмы… Ну, помирай, если так хочется, пойду сестру порадую…

Голос мальчишки звучал резко и зло, но Сашка, навидавшийся людей и их же наслушавшийся, понял — иначе нельзя. Не достучался бы!

Лох медленно встал, не спеша поправил брюки, неторопливо поднял голову.

— Дело не во мне, Игорь. Да, это мина, но со мной, как ни странно, ничего бы не случилось. Я — не проводник. Ты еще помнишь, что такое проводник, Игорек?

— А ты еще помнишь Танькин голос? — резко бросил мальчишка.

Лох, по-прежнему не спеша, отряхнул колени, поправил мятую рубашку, взглянул на мрачно молчавшего Велиара.

— Хорошо! Встретимся в больнице. Мне еще надо… разобраться.

В этот миг лох не казался Сашке лохом. А вот он сам, журналист Нестрибайло, решивший под коньячок спасти родной город…

Мальчишка по имени Игорь недоверчиво посмотрел на отца, затем — на Химерного. Тот еле заметно кивнул.

Мальчишка кивнул в ответ.

Исчез.

— Отменно! — Голос Велиара прозвучал тихо и устало. — Отменно, Иван Яковлевич!..

«И. Я. Химерный», — вспомнил Нестрибайло.

— До взрыва — несколько минут, а вы решили разбираться. Ну-ну!

И все поглядели на камень.

— …Планируете устроить чернобыльский дождик из ноосферы? Вы что, Иван Яковлевич, в мое ведомство перевестись желаете?

— А вы, Велиар Баалович? Захотели получить весь запас некроэнергии города за несколько веков? Как сейчас говорят: «безвозмездно — то есть даром?» И куда пристроить думаете?

Журналист Нестрибайло не слушал. Почти.

Он смотрел на камень не отрываясь.

Привычное ухо фиксировало вполне знакомое и заурядное — ссору двух начальников. Точнее, начальничков, пусть из таких ведомств (догадаться Сашке было нетрудно), которые и средь бела дня поминать не след. Не поделили интерес, выясняют.

Даже на «вы» перешли. С отчествами!

— И, значит, заодно решили пожертвовать гражданином Петренко? Помнится, некий Совет однажды постановлял: пусть лучше один человек погибнет, чем весь народ? А я вас еще с Софаром Наамитянином сравнивал, господин Кайфа!

— Так волнуетесь за этого сопляка?

— Даже говнюка, Иван Яковлевич. Люди вообще дерьмо. Наше ведомство повторяет это около трех миллионов лет. Неужели наконец дошло?

Странное дело, Сашка не обиделся — ни за себя, ни за любимое им прогрессивное человечество. Некогда — он смотрел на каменный пятигранник. Молчит, пока молчит. И будто бы…

Нет, не будто бы. Тоже смотрит. На него, на говнюка из рода говнюков.

— Хотите, напомню, что случилось с вашим дедом, господин Химерный?

— А с вашим предшественником, Велиар Баалович? Камень чуть заметно дрогнул, и Сашка на миг прикрыл внезапно заболевшие веки. Бред, бред, бред! Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем аккурат у четвертого энергоблока. Перед глазами в который раз мелькнул синеватый цинк. В конце концов… Ведь если сейчас рванет, этот самый конец концов и настанет!

Нестрибайло нерешительно оглянулся.

Шагнул.

— Не вздумайте, Александр Васильевич! — Резкий голос Велиара ударил по барабанным перепонкам. — «За други своя» не получится. Неужели еще не поняли? Сами умрете, а эта дрянь благодаря вам распылится над миллионами. Некро-выброс!

Сашка замер. Сейчас бы господину Химерному возразить, самое время! Нет, молчит! Он молчит, а камень…

— Значит, вы — проводник?

Голос лоха из земли Уц, неожиданно серьезный и спокойный, прозвучал совсем рядом. Ничему уже не удивляясь, журналист кивнул.

— Выброс энергии канализируется, но только до определенной высоты. Простая схема, даже не громоотвод — фабричная труба.

— Это будет действительно… Чернобыль? — не выдержал Сашка. — Вы что, этим занимались?