Опустошены столичные склады и арсеналы — всё, что там оставалось, роздано войску или народу, вслед за легионами покидавшему обречённый город. Оставлять что-либо не имело смысла — люди вернутся сюда, только если будет закрыт Разлом.
Всё это время козлоногие продолжали наступать. Медленно, неумолимо, словно прилив, они растекались вширь по имперским землям, и никто, ни одна живая душа, не мог сказать, что же творится там, где они прошли. Самые зоркие и отчаянные разведчики Императора — и в их числе молодой барон Аастер — подбирались так близко, как только позволяли смертельно боявшиеся козлоногих кони, но наблюдатели не увидели ничего, кроме затянувшей всё и вся дымки, поглотившей и верхушки леса, и башни оставленных замков.
Козлоногим доставалась пустая земля. Уходили все, от мала до велика. Древних стариков родня катила на тележках, кого и просто в тачках — оставить хоть одну живую душу этим тварям казалось поистине невозможным грехом. Вместе с пахарями и горожанами покидали свои храмы слуги Спасителя; пришла весть об архиепископе: вместе со всей свитой Его преосвященство отбыл на юг, не убоявшись пути через кишащее пиратами Внутреннее Море. Впрочем, простые дьячки и прочий церковный люд в эти дни почти не вспоминали о своём предстоятеле, словно его никогда и не было. Как могли, утешали тех, у кого доставало веры их слушать; понурившись, терпели богохульства от тех, в ком взяло верх отчаяние.
На юг подались многие, в том числе и благородные фамилии. До мятежников, видать, дошли какие-то вести, и самые предусмотрительные из них рискнули.
— Клавдий, — Император и проконсул обнялись на сходнях, — отдай приказ легионам задерживать тех, кто бежит на юг. Это бессмысленно, ты ведь понимаешь. Там не отсидеться — как и нигде в нашем мире. Первый удар козлоногих обрушился на нас, но это отнюдь не значит, что те же владения Вольных ныне, присно и вовеки веков спасены от этой чумы.
— Я понимаю, мой Император.
— Поэтому приказываю перехватывать всех. Заложники придадут тебе уверенности на переговорах с теми же баронами. Очень надеюсь, что Брагга уже успел на себе понять, что такое козлоногие.
— Ему деваться-то некуда, повелитель, — твари эти прут по всем дорогам, по всем трактам. Поднимаются и к Хвалину.
— Хотел бы я знать, что сейчас творится у гномов Каменного Престола, — проворчал Император. — Эх, эх, Фесса бы сюда…
— Кого, мой Император?
— Неважно, проконсул. Ты понял, что надлежит сделать. На всякий случай отправь нескольких добровольцев — пусть попытаются обогнуть фронт козлоногих и добраться до Хребта Скелетов раньше их. Оттуда пусть спустятся к горам, где обитают мятежные гномы. Отправь тех, кто поумнее, Клавдий, кто не станет сразу же хвататься за мечи.
— Трудное дело, повелитель. — Проконсул ухватился за подбородок.
— Знаю, что трудное. Но сейчас мы обязаны договориться с кем угодно, даже со злейшими врагами — если только они поймут, что твари Разлома не остановятся, обратив в пустыню земли Империи. Кстати, надеюсь, что Тарвус сумеет объяснить это и семандрийцам… И ещё одно, проконсул. Объяви всеобщий сбор Серой Лиги.
— Серых, мой Император? — поразился Клавдий. — Да разве они послушаются?
— А ты издай указ от моего имени, где бы говорилось, что патриархи бросили их на произвол судьбы, сбежав с казною Лиги на юг, где и надеются пересидеть лихие времена. Объяви, что каждый, явившийся к тебе, получит щедрую награду, прощение всех былых прегрешений и почётную службу. Глядишь, кто-то и клюнет. Как я уже сказал — не жалей золота. Это самое малоценное из того, что мы сейчас имеем.
— Мой Император может положиться на меня. — Клавдий склонил голову.
— Я всегда это знал. Прощай, проконсул. Не хочу говорить «если я не вернусь…», тем более что один раз это уже было сказано. Возьми мою печать. Кто знает, на что тебе придётся пойти в разговорах с Браггой… Я оставляю, здесь корону, можешь бросить её под ноги мятежникам, и можешь отдать им на бархатной подушке, как сочтёшь; нужным. Но я вернусь, помни это и не сомневайся. Я не для того прыгал в бездну, не для того дрался с призраками и эльфками-вампиршами, чтобы просто так сгинуть здесь, в моём собственном мире, в моей державе.
— Я знаю, повелитель. — Желваки на скулах Клавдия вздулись, но смотрел он твёрдо и взгляда не отводил. — Мы будем держать Империю вместе с его светлостью графом Тарвусом, как и прежде. Дело знакомое.
— Славно, — в последний раз кивнул Император и, повернувшись, крикнул корабельщикам: — Отваливай!..
«Слишком многое мы оставляем за спиной, — думал Император, стоя на палубе и молча глядя на проплывавшие мимо зелёные берега. — Нерг и его чудовищно странный посол — увы, в прямом смысле слова „чудовищно“. Загадочный стрелок, спасший меня перед последним боем, — кто он, что он, откуда?.. И нет ни времени, ни сил выяснять всё это. Сежес так и… гм… возится с нергианцами: отказалась оставить их с войском Клавдия. Непонятно также, чего же всё-таки добивались всебесцветные? Только ли гибели армии?.. Или, быть может, решили, что смогут использовать погибших в бою легионеров? Так сказать, без жертвенников и ритуалов, „по факту пролития“, как выражаются легионные писари? Что на самом деле с Серой Лигой, патриархи, конечно, давно сбежали на юг, но где все рядовые бойцы? Не верю, что не осталось ни одного, а ведь они бы нам не помешали; едва ли указ Клавдия соберёт под его знамёна хотя бы десятка два Серых. Но сейчас и это — бесценное богатство…»
Разномастная флотилия тяжело гружённых судов налегала на вёсла, несмотря на то что плыли по течению. Император дорожил каждым часом, строго коря себя, что сразу не додумался до этого — пробиваться к пирамидам на другой стороне Разлома. Он, конечно же, помнил рассказ центуриона Гая Секстия, помнил слова ветерана об охватившем его разведчиков страхе; однако именно это сейчас и внушало надежду. Страх призван охранять пирамиды; он порой куда надёжнее любой стражи; а раз так — значит, в пирамидах есть что охранять.
Но, в конце концов, и у него тоже найдётся что пустить в ход на самый крайней случай.
Латная рукавица из белой кости. Да-да, та самая. С момента исцеления Император больше не надевал её, но и просто забросить такой артефакт было невозможно. Страшный дар козлоногих возили в наглухо запертом ларце, крышку которого Сежес опечатала самым крепким заговором неоткрытия, какой только знала.
Император знал, что будет, надень он эту чудовищную вещь и вздумай воспользоваться её силой. Но, если это окажется та цена, которую надо уплатить за спасение Мельина, — что ж, он заплатит. Легко и не колеблясь.
Только жалко Тайде. Она ведь последует за ним, бедная.
…И день, и два, и три они плыли навстречу морским горизонтам. Что по одному, что по другому борту то и дело попадались города, городки или отдельные замки с посёлками — покинутые всеми обитателями, оставленные даже кошками, собаками и крысами, этими вечными спутниками рода человеческого. Флотилия ненадолго задерживалась — брали пресную воду; больше в оставленных селениях разжиться было нечем.
На ночлег флотилия не останавливалась. Корабли зажигали сигнальные огни, перекликались дозорные — Императора не заботило сохранение тайны. Пусть следят, кто хочет. Ему надо добраться до пирамид. Всё остальное уже неважно.
Какое-то время их ещё догоняли крылатые вестники от Клавдия — почтовые голуби; птиц было мало, их берегли на такой вот крайний случай, как сейчас. Проконсул доносил, что перенял почти сотню благородных семейств из числа «не выразивших покорность членов Конгрегации», о чём и поставил в известность самого барона Браггу, засевшего в Хвалине. Барону послали весть и о случившемся возле Разлома, о происшедшей битве, о продолжающемся наступлении козлоногих на все обитаемые земли Мельина; и о том, что «так называемая Конгрегация» не имеет ни малейших шансов выжить в одиночку. А потому благородному барону предлагалось без долгих разговоров «прекратить бессмысленные распри», объявить Конгрегацию распущенной и, «буде ощутит он позыв поступить в соответствии с кодексом чести благородного сословия», присоединиться со своими войсками к армии Императора, которая намерена
