— Мне хочется верить, повелитель, что принято правильное решение. Баламут, надо отдать ему должное, порой говорит дельные вещи.
— Гном прав, Сежес, — ответила ей Сеамни. — Чем больше я смотрю на это, — она кивнула на жертвенник, брезгливо поморщилась, — тем больше склонна с ним согласиться. Сейчас не стоит это тревожить.
— А если главная пирамида вообще не здесь? — не унималась Сежес. — Если вообще в этой, как её — Зидде?
— Значит, мы отправимся туда, — отрубил Император. — Дорога вниз по Разлому уже, можно сказать, хожена.
Ночь легион и гномы провели у подножия молчаливого зиккурата, а с рассветом имперские полки двинулись дальше на север — искать «главную пирамиду».
Вслед им из щелей жертвенной каморы смотрели три голодных жёлтых глаза.
Глава седьмая
«Вейде, королева эльфов Вечного леса, ты замыслила поистине невероятное», — думал Анэто, отстранённо наблюдая за суетящимися эльфами.
Уже целую неделю, забыв обо всём, нарнийцы и Вейде готовили небывалое заклинание. Место выбрали в глубине Нарна; перешедшие на сторону Анэто полки встали лагерем на лесной окраине, там, где лежали принявшие руку Тёмных эльфов деревни землепашцев-людей.
С севера всё ещё подтягивались отставшие сотни, бредущие от опустевших руин Чёрной башни — ведь после её взятия прошло совсем немного времени, чуть больше двух месяцев. Трудно поверить — столько всего случилось за эти недели; у Анэто начинала кружиться голова, когда он пытался окинуть события одним взглядом. Тогда он открывал книжечку — в четвертушку пергаментного листа, переплетённую чёрной кожей, — сосредотачивался, и его стило оставляло на пергаменте строчки чётких, хорошо видимых даже в густом сумраке букв, этим письменам не страшны ни сырость, ни время, а удалить их с пергамента сможет только маг, знающий подобающее заклинание.
Этот дневник сохранится, несмотря ни на что. Новые поколения магов Ордоса должны узнать всю правду о войне с Разрушителем, и об осаде Чёрной башни, и о том, какой совершенно неожиданный оборот приняли эти события позже.
Работа помогала забыться, не думать о том, что, быть может, никаких «новых поколений магов Ордоса» может вообще не появиться — если права Вейде и от Второго пришествия Спасителя в Эвиал их отделяют считанные месяцы, если не недели.
Вдобавок приходилось вникать в совершенно незнакомую, непонятную магию эльфов. Нарн, как известно, частенько посылал свою молодёжь учиться в человеческую Академию; однако из Вечного леса никогда не поступило ни одного студиозуса. Разбирать причудливые обращения к самым разнообразным природным силам оказалось непросто, несмотря на то что сам Анэто был стихийным магом. Но ордосская традиция рассматривала каждое из первоначал как нечто единое и неделимое; эльфы же нашли способы «говорить», как они выражались, не со всем «Воздухом» сразу, а с каждым, к примеру, ветерком по отдельности.
Анэто никогда раньше не бывал в глубинах нарнийского леса; в Академии также очень мало знали и о Потаённых Камнях — даже учившиеся в Ордосе эльфы Нарна не отличались болтливостью.
А сейчас — вот они, эльфийские камни, четырёхгранный обелиск цвета запёкшейся крови, и странные отблески играют на его отполированных боках — несмотря на то что сейчас ночь, а луна закрыта тучами. Вокруг — целый лагерь нарнийских чародеев, они, похоже, собрали всех, кого только могли. А вдобавок совершили и вовсе небывалое: открыли путь в Нарн своим извечным противникам, эльфам Весны, обитателям Вечного леса.
Подданных королевы Вейде уже собралось до сотни, и они продолжали прибывать. В Эгесте, по их рассказам, творился полный хаос, отряды инквизиторов бестолково метались туда-сюда, но в открытую атаковать мятежников не решались. Ходили слухи, что все лучшие полки святых братьев схватились с Разрушителем где-то на мекампской границе, что случилась жуткая резня, что оный Разрушитель побил- покалечил неисчислимые тысячи, что он движется дальше на север, ведя с собою полчища подъятых им мертвецов, что все погосты на его пути разорены и что поистине «настают последние дни».
— Вот видите, мой дорогой маг, — говорила осунувшаяся, спавшая с лица Вейде ордосскому чародею, — всё идёт, как я и говорила. Распри. Война. Страшный неведомый Разрушитель, армии голодных зомби. Церкви переполнены молящимися. «Прииди, спаси и оборони!» А Ему только этого и надо.
— Тогда не проще было бы выступить всей соединённой силой против Разрушителя, уничтожить его войско, успокоить бедных поселян?
— Интересный вывод, Ваше величество.
— Ничего особо интересного, он на самом деле самоочевиден. На пользу Спасителя усердно трудятся такие непримиримые противники, как Западная Тьма и аркинская инквизиция…
— Как же так? Я своими ушами слышал вашу теорию, что Инквизиция, напротив, помогает нам держаться против Него!
— Совершенно верно, милорд ректор. Искореняя так называемых «грешников» и «еретиков», святые братья отдаляют Его приход. Но, устроив грандиозную охоту за Разрушителем, Аркин оказался в заложниках собственной политики: вместо утишения страстей серые их раздувают, волнуют несчастных обывателей, сеют страх и отчаяние. «Молитесь! Усерднее, больше, дольше! Просите у Него даровать нам победу над Разрушителем!» А бедолаги и рады расшибать лбы. Так что не всё тут так просто, мой дорогой маг…
Вейде уходила, а Анэто хватался за свой дневник. Он, помимо всего прочего, помогал в эти дни хоть чуть-чуть разжать железные тиски тяжкой, незнакомой раньше милорду ректору тоски.
Тоски по исчезнувшей Мегане.
«Она жива, — в тысячный раз повторял себе Анэто. — Я бы почувствовал. Понял. Увидел бы во сне. Она подала бы весть, умирая. Она не ушла бы просто так, не завещав мне память и месть. А раз её прощания я так и не дождался — значит, Мег жива. И скорее всего в Аркине — хотя то исчезновение Этлау… наводит на размышления».
Собственно говоря, размышления эти были весьма просты — а не заполучил ли преподобный отец- экзекутор доступа на
Несколько раз он подумывал о том, чтобы тряхнуть стариной и вплотную заняться настоящими заклятьями поиска. Они отыскали бы Мегану даже на дне морском… правда, с головой выдав бы его, Анэто, её пленителям.
«Трус, — клял себя ректор Академии Высокого Волшебства. — У тебя всегда найдутся резоны ничего не делать и сберегать покой своей драгоценной персоны. Вот сейчас, мол, нельзя привлекать внимания к приготовлениям Вейде, Шоара и Айлин. Нельзя, дескать, чтобы сюда нагрянула целая армия святых братьев и устроила побоище. Или, того хуже, заявились выкормыши Бреннера. И всё это правильно, разумно, логично. А вот Мег каждый день, каждый час ждёт от тебя помощи, ждёт, что её спасут. Ей и в голову прийти не сможет, что меня остановят какие-то там „высшие соображения“. А я, я, я…»
Он скрежетал зубами, грыз ногти и мало что не кидался на окружающие его шатёр деревья, в кровь разбивая кулаки о неподатливую кору. Но — ничего не делал.
Высшие соображения брали-таки верх.