А Сардик на некоторое время задумался: если бы Гаро не был простейшим, если бы он и наяву оставался таким же интеллектуалом, как во сне, – он обязательно бы вывел закономерность в подборе городов. И навел бы порядок с периодичностью возникновения таких вот телепортационных сновидений. И еще Сардик подумал вот о чем: лучшее всегда достается примитивам, без всяких усилий с их стороны. Вот если бы этот дар принадлежал ему, Сардику! Уж он-то распорядился бы им по уму и по достоинству. Сколько новых мест он сумел бы запечатлеть, сколько новых людей! И он не сидел бы сиднем при полотере и офисных корзинах для мусора, нет. Он бы, он бы…
– Наверное это скоро произойдет, – прервал мечтания Сардика Гаро. – Я здесь уже очень долго. Дольше, чем в Люцерне, Шарлеруа и Парамарибо, если сложить их вместе.
– А если не произойдет? – вдруг спросил Сардик. – Если ты останешься здесь навсегда?
Гаро смертельно побледнел и сглотнул слюну:
– Зачем говоришь такое? Не было случая, чтобы я остался.
– Но ведь прошло уже три года, даже больше… а ты до сих пор здесь…
– Я все равно не останусь!
– Ладно-ладно, не кипятись. Я пошутил… А почему бы тебе просто не улететь в Японию, если уж ты так скучаешь по своей девушке? Взять билет и р-р-р-р… – Сардик довольно ловко сымитировал звук самолетных двигателей и раскинул руки, изображая крылья.
– Нет. У меня нет таких документов, чтобы взять билет. – Гаро вздохнул. – Я ведь нелегал. И потом… Даже если бы у меня были такие документы, и я взял бы билет, и р-р-р-р… Вдруг тот Китакюсю, куда я прилечу, окажется совсем не тем Китакюсю, где я жил? И там не будет моей девушки, а будет какая- то другая. Которая меня и не вспомнит. Что тогда?
От столь долгой и сложной тирады Гаро мгновенно вспотел. Взмок и Сардик – но, скорее, от тщетности осмыслить философскую подоплеку сказанного.
– Д-а-а… Может быть, ты и прав, друг Гаро. Может быть, имеет смысл подождать, чтобы наверняка… Подарок девушке, – тут Сардик весело подмигнул Гаро, – он не скоропортящийся?
– Зачем скоропортящийся? – обиделся Гаро. – Это ведь не молоко. Это бусы.
– Ну и хорошо, что бусы… Лучше, чем бусы, подарка не придумаешь.
– Правда?
– Уж поверь. А вообще как давно… ты путешествуешь?
Расслабившийся было Гаро неожиданно напрягся:
– Много лет. И много городов. И одна девушка, – дипломатично заметил он.
– Это понятно. А как все началось?
«Как все началось» и было главным секретом Гаро. Тщательно охраняемым. Во всяком случае, Гаро ничего не сказал Сардику – он так и заявил, открытым текстом:
– Не надо спрашивать меня об этом.
– Почему? Ты ведь мне многое уже рассказал.
– Нуда… Никому никогда не рассказывал, а тебе рассказал. Но про это – не буду.
– Не понимаю…
– Что будет, когда я расскажу тебе все?
– Ничего. Просто твою историю узнает еще один человек. Я ведь очень люблю всякие истории.
Было видно, что Гаро борется с искушением: морщит лоб, раздувает щеки, складывает в трубочку губы. Наконец здравый смысл (если в случае Гаро можно вообще было говорить о здравом смысле) победил.
– Нет. Если я тебе расскажу про начало, то может измениться конец. Вдруг сны перестанут действовать?..
Сардик только хмыкнул: при всем примитивизме Гаро нельзя было отказать в логике. Совершенно особенной, психопатической логике. Вот оно! – осенило Сардика, вот кто такой Гаро на самом деле – самый настоящий психопат. Душевнобольной. Шизофреник. И этот шизофреник каким-то образом втянул в орбиту своего недуга Сардика – абсолютно здорового человека. А душевные болезни заразны – это Сардик знал по прошлому опыту: ведь мор в рядах многочисленных подружек и натурщиц Ужа происходил прямо у него на глазах. Вирус ревности, вирус неконтролируемой ярости и общего психического нездоровья передавался от одной к другой. Лучшим выходом было бы отказать Гаро от угла, но куда тот денется в Питере без документов, без друзей и знакомых?.. Нет, такого вероломного поступка Сардик не совершит, он просто сократит контакты с Гаро до минимума. «Привет-привет, пока-пока», и ладно.
Они и вправду больше не откровенничали.
Но именно с того вечера в голове Сардика стали звучать женские имена.
…Эдна Пэрвиенс и Эмилия Пардо Басан оказались последней каплей.
И после восьми утра Сардик не выдержал, отправился в комнату Гаро – выяснять отношения. Была суббота, выходной, – следовательно, он обязательно застанет Гаро (в обычные дни тот уходил на работу в половине восьмого).
И скорее всего – застанет спящим.
Так оно и вышло.
Гаро дрых, свернувшись калачиком на узкой кушетке, спиной к двери. Дрых при полном параде – в рубашке и неизменных фланелевых брюках, не было только тапочек – они стояли внизу, аккуратно (пятка к пятке) составленные. Сардик скалой навис над телом Гаро и только теперь увидел, что уборщик прижимает к животу свой дурацкий фибровый чемодан.
Тоже мне, сокровище, плюнуть не на что, подумал Сардик, боишься, небось, что оно… хе-хе… не телепортируется вместе с тобой, когда случится чудо? А чудом и не пахнет, дурила! И что ж ты тапочки не напялил? Улетать, хе-хе, – так всем скопом.
Посмеявшись про себя, Сардик вспомнил, что в чемодане лежит еще одна пара тапочек, – предусмотрительный гаденыш этот Гаро, в основательности ему не откажешь! Главное, не смотреть ему в лицо, один раз Сардик уже клюнул на эту удочку и попадаться второй – не намерен.
Пока он решал, как бы половчее вырвать Гаро из объятий сна, над кушеткой возникла дымка, едва заметное свечение. Спустя мгновение дымка уплотнилась, стала белой – как будто на кушетку откуда-то сверху (с потолка, с небес) опрокинулась струя молока: почти такая же, какие Сардик видел на вырезанных картонках из чемодана. Струя мягко обволокла Таро и почти скрыла его силуэт от посторонних взглядов.
– Тьфу ты, холера ясная! – Опешивший Сардик произнес это вслух и принялся немилосердно трясти Гаро за еще неуспевшие исчезнуть плечи.
Струя тотчас испарилась – как и не было, а Гаро тихонько застонал.
– Просыпайся, слышишь! – орал перепуганный не на шутку Сардик. – Вставай!..
Гаро наконец проснулся. Сел на кушетке, спустив ноги на пол и по-прежнему прижимая чемоданчик к себе. До конца не оправившееся от сна лицо его было полно радостной надежды, но как только он увидел перед собой Сардика, репродукцию картины Пластова «Фашист пролетел» и побеленные в незапамятные времена стены семнадцатиметровки, радость уступила место разочарованию.
– Ты?
– Ну! А ты думал кто? Японка из префектуры Фукуока?
Это было жестоко, а ведь Сардик – совсем не жестокий человек. Но вместо того чтобы по- настоящему рассердиться, Гаро лишь обиженно приподнял бровь. И скуксился, как ребенок.
– Зачем будишь, а?
– Ты кричал во сне, – тут же соврал Сардик. – Может, тебе кошмар приснился?
– Кричал? Я не кричу во сне. Я сплю тихо.
– А сегодня кричал.
– И кошмары мне не снятся. А сегодня совсем наоборот…
– Что значит – «наоборот»?
– Снился самый лучший сон. – Гаро заговорщицки подмигнул Сардику. – Вестник. Когда он мне снится – значит совсем скоро в моей жизни все изменится. И будет другой город. В котором мне больше повезет, чем во всех других. Или…
Гаро недоговорил, но Сардик знал, о чем он хочет сказать: будет другой город, а может – прежний,
