голову, обвились вокруг нее кольцами живых змей – я пыталась сопротивляться, но силы были неравны; сквозь толщу воды я видела его узкое темное лицо, оно двигалось надо мной, как двигается лицо случайного любовника во время акта; вот только напряженным оно не было, в нем был покой… Я вдруг почувствовала сострадание к нему, я успокоилась и опустила руки… Может быть, это к лучшему, я не могу все время бежать, это замечательный исход.., холодная вода заполняла все клеточки моего тела, отвоевывая его у жизни, она стояла в горле – сейчас, сейчас, недолго осталось ждать…
'Ну что за идиотизм, – сплюнул Иван, – зачем же повторять меня так буквально?'
'Добро пожаловать в клуб не доживших до тридцати”, – помахал мне рукой Нимотси.
'Не бойся, ничего не бойся!” – приободрила меня Венька.
'Хорошие мои, я иду к вам, жаль только воздуха не хватает, без воздуха отвратительно, взрывается горло.., неужели вода холодная.., как в ночь гибели “Титаника” – всего лишь досадный эпизод в мировом судостроении…'
Вода скрадывала все звуки, но что-то произошло – железная хватка Фарика ослабела, жажда жизни оказалась сильнее, и я рванулась наверх… Алена все-таки отбросила деликатность и вынесла дверь, слава Богу, это она попыталась оттащить Фарика – ей это удалось, но только на несколько секунд… Она что-то кричала, вот только я не могла разобрать – что. Он справился с Аленой почти сразу – просто отшвырнул ее в сторону, как тряпичную куклу; она упала как раз тогда, когда я выскочила из воды… И снова его мокрое ощетинившееся лицо было передо мной, хищный оскал обещал только продолжение досадно прерванного ужина смерти.
Но во мне уже не было покорности, я хотела жить. Я хотела жить так, как не хотела никогда… Ничего у тебя не выйдет, сейчас он утопит тебя, как котенка в ведре. Он бы топил Тебя каждый день, он резал бы тебя по кусочкам каждый час, он убивал бы тебя каждую минуту, только этим можно еще было подтвердить его мертвую любовь… Мне нечем было защищаться. У него было преимущество – ненависть, она удесятеряла его силы; у меня не было ненависти. Но и желания умереть тоже не было. Я шарила рукой по гладкому кафелю – он ничем не мог помочь мне, еще секунда – и руки Фарика сомкнутся на моей шее… Почему не встает Алена – сейчас только она может мне помочь…
И тут я – не увидела даже, а почувствовала – маленький горящий светильник, бра, наискосок от моей мокрой головы. Ничего не соображая, я неловко сорвала его, лампочка стукнулась о кафель и разбилась с тонким звоном. Я видела только Фарика, его острый подбородок, тонкую шею, разворот ключиц, осыпавшие их капли воды – и тогда я ткнула этим своим смехотворным оружием прямо в грудь Фарику, чтобы хоть на несколько секунд отодвинуть финал моей глупой никчемной жизни…
И Фарик вдруг отшатнулся и упал. Я рванула провод, он выскочил из розетки и беспомощно повис у меня в руках. Отбросив его в сторону, я выскочила из ванной, бросилась на кухню, выдвинула все ящики, нашла первый попавшийся нож и прижала его к груди. Теперь у меня появился хоть какой-то шанс.
– Алена, он сумасшедший!.. Не подходи ко мне! – закричала я, трусливо забившись в угол между буфетом и мойкой. – Я тебя убью!.. Я не хочу тебя убивать… Ты должен выслушать меня! Я ни в чем не виновата!
Никакого ответа.
Так, сжимая нож, я просидела некоторое время – я даже не знала, сколько: пять минут, пятнадцать минут, пятьдесят минут – во всяком случае, эти минуты принадлежали моей жизни, я была жива. Пока жива… Фарик наверняка затаился, о, это восточное коварство, удельные князьки так и норовят продать свои племена по сходной цене… Он затаился, чтобы напасть на меня сзади, как смерть… Он хочет моей смерти, но я не виновата, я не виновата…
Фарик не появлялся. Не появлялась и Алена.
И тогда, собрав в кулак все свое мужество, я решилась высунуть нос из кухни.
…Они были там.
Они лежали голова к голове.
Они оба были мертвы.
Но сначала я увидела только Фарика – он упал навзничь. Только по синим, вытянувшимся в шнурок, губам я с ужасом поняла, что произошло. Мокрая рубашка – конечно, он был весь мокрый, он почти наполовину влез в ванну, когда топил меня… Я понятия не имела об электрическом токе, только один раз, в школе, мы хоронили мальчика-радиолюбителя, который погиб из-за неисправности в сконструированных наушниках. Я даже не помню, как звали этого мальчика, он жил в сталинском доме в квартале от школы – каждый день я проходила мимо этого дома и каждый раз говорила себе: в этом доме жил мальчик, который погиб от удара током.
Вот и бедный Фарик погиб от удара током, а я даже не знаю, где его дом.
Нет, он не погиб от удара током.
Это ты убила его.
Ты. Убила его.
Я вцепилась Фарику в плечи и почувствовала такую тяжесть в груди, что рванула рубаху. Если бы он убил меня, мне было бы легче.
Мне было бы все равно. И я не увидела бы тогда, что Алена…
На коленях я подползла к Алене, судорожно затрясла ее.
– Вставай! Здесь творится полный кошмар, ты должна помочь мне…
Алена не отзывалась.
Я перевернула ее – на надменном лице Алены застыло удивление.
– Ну, давай, не пугай меня! Алена! Алена… Ну что за дурацкие шуточки? А я, между прочим, именно сегодня хотела убрать к чертовой матери платок из постели… Делай со мной, что захочешь, так, кажется, это называлось? Ну, милая моя…
Голова Алены безвольно подалась за моей рукой – и только тогда я увидела темную точку на виске: висок был аккуратно вспорот, даже классный нейрохирург не сделал бы лучше.
– Мы же собирались рвануть в Финляндию на выходные… Ты говорила, что там отличное пиво и отличные дороги… Ну же, – я продолжала отчаянно трясти ее, – черт возьми, или ты меня разыгрываешь? Может быть, ждешь искусственного дыхания рот в рот, это как раз в твоем стиле…
Я подняла глаза и почти тотчас же поняла происхождение зияющей точки на виске: в стену была вделана панель с целым рядом маленьких вешалок для полотенец. Их роль выполняли отлично инкрустированные и остро отточенные рога животных. Может быть, это и не были рога, скорее всего – удачная стилизация… Алена ударилась виском об этот… Да, об этот… Я послюнила палец и осторожно стерла капельку черной крови, оставшуюся на вешалке-роге. Алена помешана на чистоте, ей не понравится, если хоть что-то будет замызгано… Ну вот, крови нет – и не считается; если нет крови, то смерть не считается.
Не считается, не считается.
Я легла рядом с Аленой, обняла ее и прижалась к еще теплому плечу.
– Что мы будем делать с Фариком, душа моя?.. Кажется, я его убила. Сначала он убил тебя, а потом я убила его.
Убила, убила.
Ты меня любила, а я его убила. А ты меня любила. Так любила, что в зубах носила – откуда только эта дурацкая собачья поговорка, радость ризеншнауцера – в зубах носила, надо же!..
Нужно встать, иначе я сойду с ума. Фарик сошел с ума, но это не повод, чтобы убивать. Два убийства – и никакой крови, никакого беспокойства. Не нужно застирывать рубах, не нужно мыть ножи.., черт, зачем я приволокла нож – я ведь принесла с кухни нож, но зачем?..
Я отползла от Алены, зажмурила глаза и изо всей силы ударилась затылком о кафель – приди в себя! Приди в себя.
И заплакала.
Слезы выскребли сумасшествие из всех ячеек, и только тогда навалилось прозрачное, как стекло, отчаяние.
Нимотси убили в моем доме, Венька погибла из-за меня, Алена погибла из-за меня, Фарик погиб из-за меня…
Черта с два погиб! Это ты его убила.
