Из всех ведомых, с которыми мне приходилось летать на боевые задания, он был самым надежным и смелым напарником. Умело владел боевой техникой. С ним я уверенно чувствовал себя в самых сложных переделках, всегда знал, что в тяжелый момент боя он выручит. Теперь в моем звене не осталось ни одного ведомого, с которым я начал летать еще до войны. Но как его сбили? Ведь Дьяченко отличный летчик. Он уже имел боевой опыт. Нет, сбить его не так-то просто. Что-то в воздушном бою сложилось нескладно. Гадать, не имея фактов,– только нагнетать плохое настроение. Приеду, расспрошу…
– Вахненко! Почему ты прилетел так поздно, а не утром?
– Утром был налет «мессеров». Ведущий немецкой восьмерки обстрелял незамаскированный У-2. Видите, на крыльях свежие заплаты, пришлось чинить.
– А что натворили еще эти гады на аэродроме?
– Ничего. Ведущего сразу же сбил оружейник из пулемета, а остальные задали стрекача.
– Оружейник? Из своей самодельной зенитной установки?
– Точно! Первой же очередью!
– Да!.. Трудно поверить в этот факт… Толковый парень, молодец! Хорошо, если б его наградили.
Я спешил вылететь в полк. Стал помогать монтировать колесо на самолете. А тут еще подошла группа техников и механиков и мы быстро закончили монтаж.
Поблагодарил всех за помощь, взлетел, разогнал самолет у самой земли и хватанул на вертикальную горку. Звук мотора, послушный руке самолет сразу сняли тягостное настроение. Полет, как всегда, полностью захватывал. Пусть это не покажется нескромным, но я жил этой стихией, любил ее до самозабвения! Я снова в воздухе. Казалось, самолет слушается не только управления, но и моих мыслей. Не заметил, как подошел к аэродрому.
Пронесся над ним и с крутого разворота зашел на посадку. Это был мой привет авиаторам в Маяках. Ни я, ни моя машина не утратили своего боевого азарта и снова готовы сразиться с врагом.
На аэродроме я зарулил на свое место и с горечью увидел опустевшую стоянку. Самолета Дьяченко не было. Вчера отсюда Леонид выруливал в свой последний полет…
От мрачных мыслей меня отвлек, вид сбитого «мессершмитта». Его окружили летчики и техники. Подошел к ним и я. Хотелось ближе рассмотреть вражеский самолет, с которым уже много раз приходилось встречаться в воздухе.
Гитлеровский летчик, по-видимому, был асом, об этом свидетельствовали нарисованные на фюзеляже знаки шести английских самолетов и двух катеров, а также Железный крест на пробитом кителе самого хозяина самолета. Это он привел восьмерку «мессершмиттов» на штурмовку нашего аэродрома. Но теперь вот лежит, поверженный враг. А ведь, наверное, мечтал о новых победах, о новых порядках, мечтал завоевать нашу Советскую Родину. Здесь и нашел могилу.
Потом захотелось внимательно осмотреть Ме-109. Особенно заинтересовало переднее бронестекло. Имея такую защиту, вражеские пилоты все же боялись лобовых атак. Жаль, что подобных передних бронированных стекол нет на наших самолетах.
Вооружение «мессера» – две крыльевые пушки и два пулемета в носовой части самолета – было мне уже знакомо по воздушным боям. Интерес вызывала и радиостанция. Кнопка передатчика была вмонтирована в секторе газа. Как нам не хватает всего этого на истребителях! Наличие передних бронированных стекол в фонаре кабины могло спасти жизнь не одному советскому летчику. А насколько увереннее мы бы чувствовали себя в бою. Отсутствие радиостанций делает нас глухими в полетах. Связь нужна для управления группой, для предупреждения летчиков об опасности, она необходима в бою. Как хотелось тогда скорее иметь это все на наших истребителях. И хотя я понимал, что не так-то просто все это создать, поставить на боевые машины, верилось, что в тылу уже работают над этим.
Аэродром в Маяках противник не мог обнаружить с самого начала войны. Но, как видим, накануне «хеншель» все же вышел на аэродром. Паре Фигичева сбить разведчика не удалось. И, по-видимому, он передал данные о нашем базировании. На второй день «мессершмитты» уже сделали первый налет.
Однако их постигла неудача. Думаю, что им помешала нерешительность. Был сбит ведущий восьмерки Ме-109 при первой же атаке. Это так напугало фашистов, что остальная группа из семи Ме-109 моментально ушла в сторону Молдавии. Один примитивный зенитный пулемет заставил «мессершмиттов» отказаться от штурмовки. Мы же атаковывали аэродромы врага, несмотря на мощный огонь зенитных орудий и пулеметов.
Осмотрев сбитый «мессершмитт», я доложил Иванову о событиях в полете с Су-2, а потом направился к своему самолету. Около него группа молодых летчиков слушала какие-то пояснения Вахненко. Я уже знал, что это прибыло к нам из авиаучилища пополнение. Молодые пилоты напомнили об авиационной юности.
– О чем идет разговор? – спросил я, подойдя к группе.
– Сержант Никитин! – представился один из летчиков. – Разговариваем о всяких случаях, товарищ старший лейтенант.
Атлетически сложенный рослый летчик с худощавым лицом сразу вызывал симпатию.
– Нам техник рассказал о том, что с вами произошло в последнем вылете.
– Ну что же, будем знакомы. – Я подал руку и внимательно посмотрел на него. «Надо же, так поработала природа», – подумал невольно. Никитин напомнил мне скульптуру летчика, виденную в молодости на столе начальника авиашколы. Она олицетворяла покорителя неба: стройный, сухощавый, в шлеме и летных очках, сдвинутых на лоб. В Никитине я как бы снова увидел его, теперь уже наяву. У меня сразу же зародилась симпатия к этому молодому пилоту.
– Труд, – представился сосед Никитина, улыбаясь во все лицо.
«Веселый паренек, – подумал я, – такой сам не заскучает и другим не даст».
– Сержант Супрун, – доложил следующий.
– Вы случайно не родня Степану Супруну, известному летчику-испытателю?
– Однофамилец и даже тезка.
– Будем надеяться, что вы будете летать и воевать, как ваш знаменитый земляк.
– Постараюсь, товарищ старший лейтенант. Вот только на «мигах» нас не учили летать. Мы закончили Качинскую школу на И-16.
– Придется не только переучиваться. Надо будет научиться вести сначала учебный бой. А потом покажете, на что вы способны, в бою с фашистскими летчиками.
– Опять школа. Уже невтерпеж утюжить небо, когда другие воюют, – не выдержал Труд.
– А вы что, считаете себя настоящими воздушными бойцами? Пока вы еще, как молодой выводок, едва встали на крыло. К настоящему воздушному бою еще не готовы. Вас, как молодых куропаток, срежут в первых же вылетах, – постарался урезонить самоуверенность летчиков.
Вижу, пошли они от самолета чуточку грустные. Даже жалко стало, уж не обидел ли? Но надо было сказать правду. Эти ребята еще не испытали трагедии боевой действительности. И все же молодое пополнение понравилось мне. Опрятный внешний вид, целеустремленность. Из них можно воспитать настоящих воздушных бойцов. Я понимал, что сейчас, несмотря на трудное положение в полку, пускать их в бой нельзя. Нужна специальная предварительная подготовка. Иначе это равносильно тому, чтобы бросить в воду не умеющего плавать. Надо научить каждого молодого летчика пилотировать так, чтобы он психологически сжился со своим самолетом, уверенно чувствовал себя в бою. Важно также освоить тактику ведения боя с наземным и воздушным противником, передать им приобретенный нами боевой опыт.
Уже давно ушли от самолета молодые пилоты, а я все думал о них, даже набросал мысленно, как бы их начал обучать. От этих раздумий меня отвлек техник самолета.
– Товарищ командир, хочу просить вас помочь мне в личном вопросе, – обратился Вахненко.
– Слушаю!
– Я узнал, что есть приказ о наборе техников в летную школу. Очень хочу стать летчиком. Попросите командира полка направить меня на переучивание!
Признаться, не ожидал такой постановки. Я не просто подружился, а по-настоящему полюбил этого старательного, исполнительного специалиста. Другого у своего самолета и не мыслил. Когда-то я сам рвался стать летчиком. Поэтому понимал сейчас стремление боевого товарища. Мой авиатехник хотел осуществить свою мечту, несмотря на то, что видел опасность нашей профессии, знал, как часто не
