полетах, вызванный пребыванием в кавалерии.
И действительно, он встал на ноги. Освоил машину, ее боевое применение. Правда, в первом боевом вылете у него также произошел казус. При вылете на патрулирование он был назначен ведомым в среднюю пару шестерки, к Жердеву. При скоростном маятниковом снижении от Новороссийска вдоль линии фронта я увидел впереди, ниже нас, группу Ме-109. Истребители прямо-таки крались на Крымскую. Видать, собирались там подловить нас. Даю команду:
– Я – «сотый», двенадцать, ниже пятнадцать, «мессеры»! Атакую! Жердев, прикрой!
На скорости захожу в хвост ведущему верхней пары и открываю огонь. «Мессершмитт», прошитый очередью, переворачивается на спину. Не выпуская его из прицела, незаметно для себя я тоже переворачиваюсь на спину и второй очередью доканчиваю его. Перевожу самолет в нормальное положение и в поле моего зрения оказывается пара Жердева. Но что это? За самолетом Сухова струя черного дыма. Горит! Когда зажгли? Как я не усмотрел?
– Сухов, что с вами? – запросил я.
– Все в порядке! Перепутал сектора мотора!
Волнение спало, но время на погоню за группой противника было потеряно. Позднее узнали, как все произошло. Волнуясь, Сухов дал вперед сектор высотного корректора вместо газа. Мотор, естественно, забарахлил, выбрасывая недогоревшую смесь.
Ругать за это его не стал. Все бывает в первом боевом вылете. Больше будет думать, тренироваться…
К концу июня 1943 года все молодые летчики были хорошо подготовлены и введены в первые бои. Лишь Березкина я оберегал, тренировал в учебных полетах, а на боевые задания не пускал. Он оказался наиболее слабым в предварительной подготовке среди пополнения. Я считал, что надо дать ему больше влетаться, чтобы он себя чувствовал увереннее в бою.
В середине июня произошло знаменательное и радостное для нас событие – нашей дивизии присвоили гвардейское звание. Получил звание гвардейского и наш 45-й истребительный полк. Высокая оценка радовала нас, вызывала еще большее стремление оправдать ее в боях. Однако были и горести. Разбился опытный летчик полка Валентин Степанов. Заходя на посадку на поврежденном самолете, он на четвертом развороте сорвался в штопор и погиб.
У меня были и личные переживания. В Краснодаре, во время суда над предателями Родины, где я присутствовал по приглашению местных властей, ко мне подошел сержант-пехотинец и обратился:
– Как мне сказали, вы Покрышкин?
– Да! Слушаю вас.
– Вы знаете что-либо о судьбе вашего брата, Петра?
– Нет!.. Мать уже во многих письмах ко мне просит о нем сообщить, а я ничего не знаю.
– Я был там, где он, вероятно, погиб.
И сержант рассказал мне о последних днях моего брата.
Их часть воевала на Карельском перешейке и, отступая, вышла на берег Ладожского озера. Когда были построены плоты для переправы через озеро, командир дивизиона предложил выйти из строя тем, кто останется прикрывать от наседающего противника переправлявшиеся подразделения. Мой брат, сержант Петр Покрышкин, вышел первым. Рядом с ним стали еще семнадцать бойцов. Им передали все оставшиеся патроны и гранаты. Плоты отплыли. Бойцы гребли изо всех сил. А сзади еще долго слышны были выстрелы и взрывы гранат. Потом наступила тишина. Так погиб мой брат, самый сильный и крепкий в семье. Богатырского роста, отчаянный, он не мог поступить по-другому. Петр пошел на смерть ради своих товарищей.
Матери я не написал об этом. Пусть пока будет он для нее живым. А мы должны сполна расплатиться с врагом за погибших героев, за слезы матерей.
В этот период началась битва под Курском. Мы знали, что там развернулось одно из крупнейших сражений за всю войну. Радовались успехам нашей авиации и завидовали тем, кто в ожесточенных воздушных сражениях жег фашистские авиационные эскадры. Летчики переживали, что находятся в стороне от этой битвы и с нетерпением ждали перебазирования нашей дивизии на Украину. Но успокаивало то, что наш кубанский боевой опыт используется авиацией над Курской дугой.
Наступил день, когда, к нашей радости, была получена команда на перебазирование в состав Южного фронта. Мы поняли, что примем участие в прорыве обороны противника на реке Миус и в освобождении Донбасса.
Первой вылетела моя группа. В восьмерке все летчики, кроме меня, были из молодого пополнения, ведомым у меня шел Георгий Голубев, вторую пару в звене вел Жердев, а второе звено – Клубов. На этот состав я возлагал большие надежды в предстоящих боях.
Впереди показался Ростов. Прощай, Кубань! Над твоей землей пришлось провести много тяжелых боев. Здесь погибли наши боевые друзья. Кубань принесла славу полкам нашей дивизии. В боях над этой землей подтвердились и многие мои тактические замыслы. Летчики полка овладели новой совершенной тактикой, и мы используем ее в боях за Украину.
От Миуса до Днепра
Впереди показались терриконы Донбасса. Прошел год, как я их видел в последний раз. Сейчас треугольные силуэты вдали радовали меня. Отступая, верили и обещали, что вернемся сюда. И вот мы снова здесь.
Заруливая после посадки на аэродроме Любимое и наблюдая за приземлением самолетов моей группы, я не увидел на них подвесных баков для запасного горючего. А ведь было мое указание перелетать с ними. Собрал летчиков восьмерки.
– Почему на самолетах нет подвесных баков?
– Сбросили на маршруте после выработки из них горючего. А зачем они нам?
– А как же вы собираетесь ловить вражеские самолеты, когда отрежут Крым? Для охоты за ними без подвесных баков у вас горючего не хватит. И будут фашистские самолеты спокойно летать по трассам над Черным морем. Эх вы! Думаете лишь о сегодняшнем дне, не заглядывая вперед…
– Товарищ майор! Нам и над сушей войны хватит… У Жердева поджилки трясутся, когда он летит над морем, – усмехнулся Клубов, – плавать-то не умеет.
Из двух полков только я и мой ведомый Георгий Голубев прилетели с бачками.
К вечеру сообщили, что нашей главной задачей будет прикрытие сосредоточения войск Южного фронта севернее Таганрога.
В эти дни обстановка была сравнительно спокойная – шла подготовка к наступательной операции. Противник же, потерпев поражение под Орлом и Белгородом, лихорадочно сосредоточивал танковые и пехотные дивизии для переброски их в район Харькова. Нашему полку была поставлена задача сопровождать бомбардировщики, наносящие удары по скоплениям войск на станциях Иловайск, Харцызск, Горловка.
Утром следующего дня над нашим аэродромом появились две девятки Пе-2. На сопровождение взлетела шестерка Клубова. После них вылетела моя четверка, которая имела задачу блокировать вражеский аэродром около города Сталине. Неожиданно услышал по радио возгласы летчиков:
– Пару Клубова сбили!.. Где «мессеры»?..
Поглядев назад, увидел, как к земле падали, кувыркаясь, два самолета. В небе висели два парашютиста. Быстро осмотрев воздушное пространство, я не увидел вражеских истребителей. Стало ясно, что они столкнулись.
Понимая, что группа сопровождения осталась без командира и не сможет успешно защитить бомбардировщиков, принял решение изменить свою задачу. Даю команду:
– Я – «сотка»! Всем стать на свои места! Я своей группой иду с вами в непосредственном
