дымом.
Потом белое превратилось в красное с прожилками черноты, и по ушам Ринсвинда словно хлопнули две гигантские ладони.
Месяцеобразный, алого цвета осколок серпом прошелся по его шляпе, срезав самый кончик, и умчался в сторону ближайшей хижины, которую тут же охватило пламя.
Сильно запахло палеными бровями.
Когда пыль несколько осела, Ринсвинд увидел довольно большую дыру в стене. Кирпичная кладка по краям дыры, раскалившаяся докрасна, постепенно начала остывать, издавая при этом звонкое «глинк- глинк».
Ринсвинд перевел взгляд на свои покрытые сажей руки.
– Вот это да, – сказал он. После чего добавил:
– Все в порядке!
– Ну, что вы на это скажете? – торжествующе вопросил он, оглядываясь, но его голос сразу затих, когда стало ясно, что все зрители попадали на землю лицами вниз.
Единственным свидетелем торжества Ринсвинда была утка, сидящая неподалеку в клетке. Частично защищенная прутьями от летящей сажи, утка из белой превратилась в равномерно полосатую.
Он всю жизнь мечтал творить волшебство именно так. И в воображении у него всегда получалось идеально. Вот только в жизни ни одно заклинание почему-то не срабатывало…
В проеме показались несколько стражников. Один – судя по звероподобности шлема, офицер – воззрился сначала на обугленную дыру, а потом на Ринсвинда.
– Это ты сделал? – осведомился он.
– Держись подальше! – прокричал Ринсвинд, опьяневший от сознания собственного могущества. – Я Великий Волшебник, вот кто я такой! Видишь палец? Не вынуждай меня его попользовать!
Офицер кивнул своим людям:
– Взять его. Ринсвинд попятился.
– Предупреждаю тебя! Всякий, кто меня коснется, до конца жизни будет жрать мух и прыгать с кочки на кочку!
Стражники уставились на него с решимостью людей, готовых рискнуть. Неопределенные магические угрозы страшили их куда меньше, чем вполне определенная перспектива подвергнуться пыткам за неповиновение приказу.
– Назад! Я сейчас ка-ак!… Ну ладно, вы меня сами вынудили…
Он взмахнул рукой. Несколько раз щелкнул пальцами.
– Э-э…
Стражники, на всякий случай ощупав себя и убедившись, что в их облике ничего не изменилось, схватили Ринсвинда.
– Некоторые заклинания действуют не сразу, – предостерег он, почувствовав, как на запястьях сомкнулись цепкие пальцы.
– А может, я познакомлю вас с одним известным высказыванием? – в отчаянии вопросил он. Его ноги оторвались от земли. – Уверяю, это очень интересно…
Ринсвинда, растерянно перебирающего ногами в воздухе, доставили к офицеру.
– На колени, мятежник! – приказал офицер.
– Я бы не против, но…
– Я видел, что ты сделал с капитаном Четыре Белые Лисицы!
– С кем? С какими лисицами?
– Отведите… его… к императору. Ринсвинда потащили прочь. Последнее, что он заметил, это как из проема в стене появились новые стражники и решительным шагом направились к Красной Армии. Мечи их ярко сверкали на солнце…
Железный кругляш, подпрыгнув, грохнулся на пол.
– Осторожнее, ты!
– Я не привык к осторожности! Брюсу-Гуну было плевать…
– Слушай, ты уже всех достал со своим Брюсом!
– И тебя я тоже любил!
– Чиво?
– Эй, есть тут кто-нибудь?
Коэн высунул голову из трубы. Помещение было темным и влажным, а еще в нем было полным- полно всяческих труб и стоков. Деловито журчала вода, питающая многочисленные фонтаны и цистерны Гункунга.
– Никого, – разочарованно прокомментировал Коэн.
– Отлично. Все вылезают из трубы.
Послышались гулкие, порождающие богатое эхо ругательства. После чего раздался противный скрежет. Это в подвал путем сложных маневров втаскивали инвалидное кресло Хэмиша.
Профессор Спасли чиркнул спичкой. Орда рассыпалась в разные стороны и принялась обследовать обстановку.
– Поздравляю, господа, – сказал он. – Похоже, мы действительно попали во дворец.
– Ага, – отозвался Маздам. – Мы одержали славную победу над этой ё… столь любимой мной трубой. И что теперь?
– Ну, можно ее изнасиловать, – с надеждой в голосе произнес Калеб.
– Эй, гля, эта штуковина с колесом вращается…
– Кстати, чем тебе так приглянулась труба?
– Слушайте, а что делает этот рычаг?
– Чиво?
– А что, если разыскать дверь, ломануться я наружу и всех поубивать?
Профессор Спасли закрыл глаза. Во всей ситуации было что-то знакомое, и только сейчас он понял, что именно. Однажды он устроил классу экскурсию в городской арсенал. В сырую погоду правая нога до сих пор ноет.
– Нет, нет, нет, – воскликнул он. – Допустим, мы, как ты выражаешься, ломанемся наружу и что? Какой в этом толк? Малыш Вили, пожалуйста, не надо тянуть за этот рычаг.
– Ну, мне было бы приятно, это во-первых, – отозвался Коэн. – За целый день никого не убил. Стражник не считается, делов-то – стражника убить…
– Не забывай, мы здесь, чтобы красть, а не убивать, – напомнил Профессор Спасли. – А теперь попрошу всех снять с себя эти древние кожаные лохмотья и надеть прекрасную новую одежду.
– Лично я против, – пробурчал Коэн, неохотно натягивая рубаху. – Как теперь люди поймут, кто я такой?
– Во-во, – поддержал Малыш Вилли. – Без кожи и кольчуг все будут думать, что мы всего лишь кучка жалких стариков.
– Вот именно, – кивнул Профессор Спасли. – Это подводная часть нашего Плана.
– Ага, – догадался Коэн. – Это что-то связанное с теми самыми водяными проводами?
– Примерно.
– Какие-то подводные планы… Нет, мне это определенно не нравится, – подал голос Старик Винсент. – Предположим, мы победим? Ну и какую песню сложат менестрели о людях, которые вторглись в город по трубе?
– Гулкую, с эхом, – отозвался Малыш Вилли.
– Ничего подобного, – решительно заявил Коэн. – Хорошенько платишь менестрелю, и он поет о тебе только то, что ты пожелаешь.
Отсыревший лестничный пролет вел к двери. Профессор Спасли тихонько поднялся наверх и приложил ухо к доскам, внимательно прислушиваясь.
– Верно, – согласился Калеб. – Как говорится, кто водопроводчику платит, тот эхо и заказывает.
