– Это все из-за волшебных башмаков.
– А ты не мог бы как-нибудь из них вывернуться? А то эта грязь сохнет, как… как терракота на солнце. Потом можно будет послать кого-нибудь, чтобы их выкопали.
Ринсвинд попытался шевельнуть ногами. Грязь пузырчато возмутилась и издала приглушенный всхлюп. Ринсвинд почувствовал, что ноги его освободились.
Наконец, приложив еще немало усилий, он выбрался на доску.
– Мне очень жаль, что с этими воинами так получилось, – начал он. – Сначала все казалось таким простым. Но потом я перепутал картинки, и некоторых воинов мне уже было не остановить…
– Но ты одержал поистине историческую победу! – воскликнул Двацветок.
– Не может быть.
– Господина Коэна провозгласили императором!
– Правда?
– Ну, не совсем провозгласили, на самом деле никто его никем не провозглашал, он просто пришел и сел на трон. Но теперь все говорят, что он предвоплощение первого императора. А сам Коэн говорит, если ты хочешь стать главным волшебником империи, то пожалуйста, он не возражает.
– Прошу прощения? Я, наверное, что-то упустил…
– Ты вел Красную Армию, верно? Ты сделал так, что в трудный для империи час, когда она, империя, в ней нуждалась, Красная Армия восстала из-под земли.
– Ну, я не стал бы безоговорочно утверждать, что…
– И теперь император хочет воздать тебе по заслугам. Ну разве это не мило с его стороны?
– То есть как это – воздать по заслугам? – с подозрением спросил Ринсвинд.
– Вообще-то, я не в курсе. Но сказал он… – Уставившись в небо, Двацветок погрузился в воспоминания. – Сказал он примерно следующее: «Иди и разыщи Ринсвинда и передай ему, что он, может, малость и со сдвигом, но мыслит правильно, так что, если он того пожелает, можно назначить его главным волшебником Агатовой империи, или как он там хочет называться, потому что вам, заграничным…» – Силясь вспомнить точные слова Коэна, Двацветок прищурился. – …Дом благоприятствующей стороны… сосновый аромат… Вспомнил! «Вам, заграничным педрилам, я не доверяю».
Слова сладким нектаром просочились сквозь уши Ринсвинда, скользнули ему в мозг и громко заколотили по стенкам черепной коробки.
– Главный волшебник? Я? – переспросил он.
– Так он сказал. Ну… Вообще-то, буквально он сказал, что готов назначить тебя сгустком в черепашьей рвоте, но это только потому, что вместо высокого тона голоса он использовал низкий. Но он определенно имел в виду волшебника.
– Я буду главным волшебником империи?
Ринсвинд поднялся на ноги.
– Сейчас произойдет что-то очень плохое, – бесстрастным голосом констатировал он.
Небо теперь стало совершенно чистым и синим. Несколько крестьян рискнули выйти на поле боя, чтобы перевязать раненых и забрать мертвых. Терракотовые воины, недвижные, как камни, застыли под различными углами.
– В любую минуту это может случиться, – продолжал Ринсвинд.
– Может, пойдем, а?
– Наверное, упадет метеорит, – сказал Ринсвинд.
Двацветок поднял глаза на безмятежно мирное небо.
– Ты меня знаешь, – произнес Ринсвинд. – Как только какое-нибудь счастье идет прямо ко мне в руки, вот-вот я его схвачу, появляется сам Рок и выхватывает главный приз прямо из-под моего носа.
– Но я не вижу никаких метеоритов, – возразил Двацветок. – Или стоит подождать?
– Ну, или не метеорит. Значит, что-то еще случится, – откликнулся Ринсвинд. – Из кустов выпрыгнет какое-нибудь чудовище, или случится землетрясение. Так или иначе, что-то произойдет.
– Ну, если ты так настаиваешь, – вежливо промолвил Двацветок. – Гм. Ты предпочитаешь дожидаться этих ужасов здесь – или, может, вернемся во дворец, ты примешь ванну, переоденешься, а там уже посмотришь, что будет?
Ринсвинд согласился, что с тем же успехом ужасов можно дожидаться и в комфорте.
– Во дворце устраивают пир, – сообщил Двацветок. – Император говорит, что собирается научить всех, как надо пить.
Прыгая по доскам, периодически шлепая ими по грязи, они двинулись к городу.
– Готов поклясться, ты никогда не говорил мне раньше, что женат.
– Не может быть. Я должен был рассказывать тебе об этом.
– Мне очень… э-э, жаль, что твоя жена, э-э…
– Такое случается во время войны. Зато у меня есть две славные, послушные дочурки.
Ринсвинд открыл было рот, чтобы выразить свое мнение на этот счет, но при виде радостной, доверчиво-хрупкой улыбки Двацветка слова застряли у него в горле.
Они продолжали пробираться вперед молча, вынимая доски из грязи у себя за спиной и бросая их перед собой.
– Да, и еще одна радостная весть, – наконец нарушил молчание Двацветок. – Император сказал, что ты можешь, если у тебя есть такое желание, основать здесь собственный Университет.
– Нет, нет! Кто-нибудь, пожалуйста, ударьте меня железным прутом!
– Он сказал, что положительно относится к образованию – если это самое образование не навязывают ему лично. Он печет приказы, как пирожки. Евнухи грозят забастовкой.
Ринсвинд уронил свою доску в грязь.
– А что такого важного делают евнухи, – спросил он, – что они могут перестать делать, если объявят забастовку?
– Они подают на стол, застилают постели, ну, все такое.
– О.
– По сути дела, Запретным Городом управляют именно они. Но император сумел убедить их в справедливости своей точки зрения.
– Действительно? И как же?
– Он сказал, что, если они немедленно не прекратят свои глупости, он отрежет им все остальное. Гм, по-моему, основание довольно веское.
Его личный Университет. Он может стать… аркканцлером. Ринсвинд-аркканцлер представил себе, как посещает с официальным визитом Незримый Университет. Шляпу можно надеть по-настоящему остроконечную. И разговаривать с тамошними волшебниками можно будет грубо – уж он поставит их всех на место! Он…
Усилием воли Ринсвинд взял себя в руки. Все равно, ничего хорошего из этого не выйдет.
– А тебе не приходило в голову, – поинтересовался Двацветок, – что все плохое, быть может, уже случилось с тобой? Может, теперь на очереди что-то хорошее?
– Только не надо начинать вещать мне обо всякой карме, – откликнулся Ринсвинд. – В моем колесе фортуны совершенно точно не хватает нескольких спиц, это я знаю наверняка.
– Однако ты подумай, – сказал Двацветок.
– О чем? О том, что остаток жизни я проживу мирно и с удовольствием? Извини, но этого не будет. Ты, главное, подожди. Стоит мне расслабиться, повернуться спиной, и ба-бах!
Двацветок не без интереса огляделся по сторонам.
– Ума не приложу, почему ты считаешь, что твоя жизнь была такой плохой, – пожал плечами он. – Мы провели вместе немало веселых дней, когда были чуть помоложе. Помнишь, как мы упали с Края света? А, помнишь?
– Еще бы не помнить, – хмыкнул Ринсвинд. – Периодически вспоминается. По ночам. Часика этак в три.
– А помнишь, как мы летели на драконе, а он вдруг исчез, прямо на лету?
– Знаешь, – ответил Ринсвинд, – иногда мне удается прожить целый час, не вспоминая об этом.
