* * *
Война в Эфебе закончилась. Она не могла продолжаться долго, особенно после того, как в нее включились рабы. Было слишком много узких улочек, слишком много налетов, и , кроме того, слишком много ужасающей решимости. Принято считать, что свободные люди всегда победят рабов, но, пожалуй, это зависит от точки зрения. Кроме того, командующий эфебским гарнизоном что-то нервно продекламировал о том, что с рабством впредь будет покончено, что взъярило рабов. Какой толк выживать, если потом, будучи свободным, не можешь иметь рабов? Кроме того, а что они будут есть?
Омнианцы не могли ничего понять, а неуверенные люди плохо бьются. И Ворбис пропал. Несомненные факты начинали вызывать сомнения, когда повсюду были его глаза. Тирана освободили из тюрьмы. Он провел первый день свободы аккуратно составляя послания другим маленьким странам побережья. Пришло время что-нибудь предпринять относительно Омнии. Брута пел. Его голос эхом разносился среди камней. Стая кривоклювов стряхнула свои ленивые пешеходные привычки и неистово рванула прочь, оставляя позади перья в своем стремлении стать рожденными летать. Змеи втирались в трещины в камнях. В пустыне можно жить. Или по крайней мере выжить… Возвращение в Омнию всего- навсего вопрос времени. Еще один день… Ворбис плелся немного позади него. Он ничего не говорил, и, когда с ним заговаривали, не подавал ни единого признака, что понял, что ему сказали. Ом, гремя в Брутином мешке, начал ощущать острую депрессию, которая накатывает на любого реалиста в присутствии горячего оптимиста. Искаженные тона 'Стальные когти разорвут безбожников' неслись вдаль. — Мы живы, сказал Брута. — Теперь. — И мы не далеко от дома. — Да?
— Я видел дикую козу среди скал чуть раньше. — Их по-прежнему много вокруг. — Коз?
— Богов. И те, что были прежде, были ничтожны, уверяю тебя. — В смысле?
Ом усмехнулся: “Это ведь
— Говорят, мудрость приходит их пустынь. — Лишь та мудрость, которую хотят люди. И грибы. Когда солнце начало взбираться, Брута подоил козу. Она терпеливо стояла, пока Ом успокаивал ее мысли. И Ом не предлагал ее убить, заметил Брута. Они снова нашли тень. Здесь это были кусты, низкие, усаженные колючками, каждый крошечный листочек скрывался за баррикадой из шипов. Ом подождал немного, но маленькие боги окраины были хитрее и менее настырные. Они придут, возможно в полдень, когда солнце превратит ландшафт в адское сияние. Он услышит их. А тем временем можно поесть. Он пробрался сквозь кусты, шипы которых безвредно ломались о его панцирь. Он миновал другую черепаху, не населенную богом, и одарившую его неопределенным взглядом, которым пользуются черепахи, когда они раздумывают, годиться ли то, что тут находится, для того, чтобы съесть или заняться любовью, что является единственными мыслями в мозгу нормальной черепахи. Он обошел ее, и обнаружил несколько листьев, пропущенных ею. Время от времени поднимал голову над песком и наблюдал за спящими. А потом он увидел, как Ворбис сел, огляделся, медленно и методично, поднял камень, внимательно его изучил, а затем опустил его резко на голову Бруты. Брута даже не застонал. Ворбис встал и зашагал напрямую к кустам, скрывавшим Ома. Он раздвинул ветви, не обращая внимания на шипы, и вытащил черепаху, встреченную Омом. Одно мгновение она висел, медленно двигая ногами, пока дьякон не бросил ее с размаха на камни. Потом он с натугой поднял Бруту, перекинул его через плече и двинулся в сторону Омнии. Все произошло за несколько секунд. Ом пытался остановить автоматически втягивающиеся под панцирь голову и ноги, инстинктивную паническую реакцию черепахи. Ворбис уже исчезал за скалами. Он исчез. Ом начал двигаться вперед, потом нырнул под панцирь, когда тень промелькнула над землей. Это была знакомая тень, наполнявшая черепаху ужасом. Орел скользнул вниз и вперед к точке, где сучила лапками ударенная черепаха, и, с небольшой паузой на остановку, схватил рептилию и взмыл обратно в небо длинными, медлительными взмахами крыльев. Ом провожал его взглядом, пока он не превратился в пятно, а потом наблюдал, как меньшая точка отделилась и закувыркалась вниз на скалы. Орел медленно опустился, готовясь поесть. Бриз зашумел в колючках кустов и пошевелил песок. Ому казалось, что он слышит колкие издевательские голоса всех маленьких богов.
* * *
Св. Унгулант, стоя на своих костистых коленях, разломил жесткий раздутый лист каменного дерева. Славный парень, подумал он. Много разговаривает сам с собой, но чего же еще ждать. Пустыня забирает некоторых вроде него, верно, Ангус?
— Верно, сказал Ангус. Ангус не пожелал немного солоноватой воды. Он сказал, что у него от нее газы. — Как тебе угодно, сказал Св. Унгулант, — Хорошо, хорошо! А вот и небольшое угощение. Здесь, в открытой пустыне не слишком часто попадается Chilopoda aridus, а здесь было целых три, все под одним камнем. Ведь смешно, как приятно что-нибудь пожевать даже после хорошего обеда Petit porc roti avec pommes de terre nouvelles et legumes du jour et biere glacee avec figment de l'imangination. Он выковыривал ножки второй из зубов, когда лев взобрался на вершину ближайшей дюны позади него. Лев ощущал странное чувство благодарности. Он чувствовал, что должен оторваться от отличной еды, которая буквально сама в рот лезла, и, так сказать, воздержаться от поедания ее, вроде как символически. А тут было куда больше еды, не обращающей на него никакого внимания. Ну, этой он ничем не обязан. Он подался вперед, перешел на бег. В неведении о судьбе своей, Св. Унгулант занялся третьей стоножкой. Лев прыгнул… Дела обернулись бы очень плохо для Св. Унгуланта, если бы Ангус не хватил льва камнем прямо за ухом.
* * *
Брута стоял в пустыне, только песок был черен, как небо, и не было солнца, однако все было ярко освещено. Ах, подумал он. Так вот что такое сны. Здесь были тысячи людей, пересекающих пустыню. Они не обращали на него внимания. Они шли, словно совершенно не подозревали, что находятся в центре толпы. Он пытался помахать им, но был прикован к месту. Он пытался говорить, но слова умирали у него во рту. А потом он проснулся.
* * *
И первое, что он увидел, был свет, косо падающий из окна. Напротив света была пара кистей, сложенных в знак святых рогов. С некоторым трудом, ибо голова его кричала на него от боли, Брута проследил вдоль по кистям и паре рук к тому месту, где они соединялись недалеко от склоненной головы…
— Брат Намрод?
Наставник послушников взглянул вверх. — Брута?
— Да?
— Слава Ому!
Брута изогнул шею, чтобы оглядеться. — Он тут?
— тут? Как ты себя чувствуешь?
— Я… его голова болела, в спине было такое ощущение, словно она была в огне, и глухая боль ощущалась в коленях. — Ты страшно обгорел, сказал Намрод. — и страшно ударился головой, когда упал. — Где упал?
— упал? Со скал. В пустыне. Ты был с
