Маленькие боги (Мелкие боги)

дотрагиваясь до головы. — Но… Пророк…?

— Пророк. Ходят слухи, что тебя могут сделать епископом, а то и Ясьмем, сказал Намрод. — Знаешь ведь, есть прецедент. Самый Святой Бобби был произведен в епископы, ибо он был в пустыне с Пророком Оссори, а он был ослом. — Но я не… помню… никакого Пророка. Были только я и…

Брута остановился. Намрод сиял. — Ворбис?

— Он снисходительнейше поведал мне об этом, сказал Намрод. — Мне выпала честь находиться в Месте Плача, когда он прибыл. Это было как раз после молитв Сестины. Ценобриарх как раз отбывал… ну, да ты знаешь церемонию. А тут, объявляется Ворбис. Покрытый пылью в сопровождении осла. Боюсь, ты был на перекинут через спину осла. — Я не помню осла, сказал Брута. — осла. Он взял его на одной из ферм. С ним была целая толпа!

Возбуждение буквально хлестало из Намрода. — И он объявил месяц Джаддру, и двойную епимитью, и Консул вручил ему Палку и Узду, и Ценобриарх ушел в отшельничество в Скант!

— Ворбис — восьмой Пророк, сказал Брута. — Пророк. Конечно. — А… тут была черепашка? Он упоминал что-либо о черепахе?

— черепахе? Причем тут черепаха? — выражение Намрода смягчилось. — Но, конечно, Пророк говорил, что солнце повлияло на тебя. Он говорил, что ты бредил — извини меняо множестве странных вещей. Он сидел у твоей постели три дня. Это было… воодушевляюще. — Как давно… мы вернулись?

— вернулись? Почти неделя. — Неделя!

— Он сказал, что путешествие очень тебя измотало. Брута смотрел в стену. — И он оставил указание доставить тебя к нему, как только ты придешь в полное сознание, сказал Намрод. — Он был очень категоричен относительно этого. — Тон его голоса говорил, что он не был полностью уверен в состоянии сознания Бруты, даже теперь. — Ты думаешь, ты способен дойти? Я могу послать нескольких послушников, чтобы они тебя отнесли, если хочешь. — Я должен пойти и увидеться с ним сейчас?

— сейчас. Незамедлительно. Я думаю, ты захочешь поблагодарить его.

* * *

Об этих областях Цитадели Брута знал только понаслышке. Брат Намрод тоже никогда их не видел. Хотя он и не был специально упомянул в повестке, однако прибыл, с важным видом суетясь вокруг Бруты в то время как двое крепких послушников несли его на чем то вроде паланкина, обычно используемого куда более дряхлыми пожилыми клериками. В центре Цитадели, позади Святилища, находился окруженный стенами садик. Брута оглядел его взглядом эксперта. На голой скале не было ни дюйма натуральной почвы; каждая лопата, в которой росли эти тенистые деревья, была принесена вручную. Ворбис был там, в окружении епископов и Ясьмей. Он оглянулся, когда прибыл Брута. — А, мой компаньон по пустыне, сказал он дружески. — Брат Намрод, я верю. Братья мои, мне хотелось бы, чтобы вы знали, что я собираюсь произвести нашего Бруту в архиепископы. Раздалось очень слабое бормотание изумления со стороны клериков, а потом звук прочищаемого горла. Ворбис взглянул на Епископа Трима, архивиста Цитадели. — Ну, практически он даже не рукоположен, с сомнением сказал Епископ Трим. — Но, конечно, все мы знаем, что был прецедент. — Осел Оссори, сказал Брат Намрод быстро. Он закрыл рот рукой и покраснел от стыда и смущения. Ворибс улыбнулся. — Добрый Брат Намрод верно указал, — произнес он. — И он тоже не был рукоположен, разве что в те дни обращали меньше внимания на подготовку. Раздался хор нервических смешков, какие всегда исходят от людей, чьи дела и самая жизнь находятся во власти человека, только что не слишком весело пошутившего. — Однако, осел был произведен только в епископы, — сказал Епископ 'Смертник' Трим. — Должность, для которой он крайне подходил, колко сказал Ворбис. — А теперь, все удалитесь. Включая Субдьякона Намрода, добавил он. Намрод при этом резком повышении перешел от краски к белизне. — Но Архиепископ Брута пусть останется. Мы желаем поговорить. Духовенство испарилось. Ворбис сел на каменный стул под старшим деревом. Оно было огромным и древним, совершенно не похожим на своих недолговечных собратьев за стенами сада, на нем зрели ягоды. Пророк сел, положив локти на каменные подлокотники стула, сцепив перед собой руки, и одарил Бруту долгим медленным взглядом. — Ты… восстановился? — сказал он в конце концов. — Да, лорд, сказал Брута. — Но, лорд, я не могу быть епископом, я не могу даже… — Уверяю тебя, это занятие не требует большой интеллигентности, сказал Ворбис. — Если бы было иначе, епископы не справились бы с ним. Наступила следующая долгая пауза. Когда Ворбис заговорил в следующий раз, это звучало, словно каждое слово лебедкой поднималось с великих глубин. — Мы говорили однажды, не правда ли, о природе реальности?

— Да. — И о том, как часто то, что воспринимается, не является воистину истиной?

— Да. Следующая пауза. Высоко над головой кружил орел, выискивая черепах. — Я уверен, твои воспоминания о блужданиях по пустошам помутнены. у тебя сохранились бессвязные воспоминания… — Нет. — Этого и следовало ожидать. Солнце, жажда, голод… — Нет, лорд. Мою память не легко помутить. — О, да. Припоминаю. — И я тоже, лорд. Ворбис медленно повернул голову, искоса глядя на Бруту, так, словно пытался спрятаться позади собственного лица… — В пустыне Великий Бог Ом говорил со мной. — Да, лорд. Говорил. Каждый день. — Ты возвеличишься, если будешь просто верить, Брута. Когда это станет ведомо людям, я стану великим судией. — Да, лорд. Лорд?

— Да, мой Брута?

— Намрод сказал, что вы вели меня через пустыню, лорд. — Помнишь, что я сказал, о фундаментальной истине, Брута? Конечно, помнишь. Это была пустыня в физическом смысле, конечно, но есть еще пустыня души. Мой Бог вел меня, а я вел тебя. — Ах. Да. Понял. Над головами, выписывающая спирали точка, являющаяся орлом, казалось, зависла на мгновение в воздухе. Потом он сложил крылья и упал… — Многое было дано мне в пустыне, Брута. Многое было постигнуто. Теперь я должен поведать миру. Это долг пророка. Идти туда, где другие не были и принести правду об этом. …быстрее ветра, его мозг и все тело существовали лишь как туман вокруг отвесной целеустремленности цели… — Я не ожидал, что это случится так скоро, но Ом вел меня на путях моих. И теперь, когда в наших руках власть Ценобриарха, мы должны… воспользоваться этим. Где-то далеко среди холмов орел устремился вниз, поднял нечто и стал набирать высоту… — Я всего лишь послушник, Лорд Ворбис. Я не епископ, даже если все будут меня так называть. — Ты привыкнешь. Зарождение идеи в голове Бруты происходило очень долго, но как раз сейчас нечто начало наклевываться. Нечто о том, как Ворбис сидит, нечто о натянутости в его голосе. Ворбис боялся его. Почему меня? Из-за пустыни? Какая разница? На сколько я знаю, это всегда так: возможно, это осел вез Оссори по пустыне, нашел воду, затоптал насмерть льва. Из-за Эфебы? Кто будет слушать? Какая разница? Он — Пророк и Ценобриарх. Он мог бы просто убить меня, и все. Все что он делает — непогрешимо. Все что он говорит — истина. Фундаментальная истина. — У меня есть кое-что, что может удивить тебя, сказал Ворбис вставая. — Ты можешь идти?

— О, да. Намрод просто был добр. Это всего лишь солнечный удар. Когда они двинулись, Брута увидел нечто, чего не заметил прежде. В саду были члены Святой Гвардии, вооруженные луками. Они находились в тени деревьев, или среди кустов — не слишком явно, но все-таки укрытые. Ступени вели из сада в лабиринт подземных тоннелей и комнат, лежащих под Святилищем и, разумеется, всей Цитаделью. Бесшумно пара стражей плыла позади них на почтительном расстоянии. Брута проследовал за Ворбисом через тоннели в квартал ремесленников, где печи и мастерские сгрудились вокруг одной широкой, глубокой световой шахты. Дымы и чад вздымались вокруг вытесанных в скале стен. Ворбис направлялся прямиком к просторному алькову, сияющему красным в пламени печей. Несколько работающих сгрудились вокруг чего- то обширного и изогнутого. — Там, сказал Ворбис. — Как тебе?

Это была черепаха. Литейщики сделали отличную вещь, вплоть до узора на панцире и чешуек на лапах. Она была примерно восьми футов в длину. Брута слышал отрывистые звуки в ушах, когда Ворбис говорил. — Они распространяют ядовитую ересь о черепахах, не правда ли? Они думают, что живут на спине Великой Черепахи. Ну так пусть умирают на ней. Теперь Брута увидел оковы, прикрепленные к каждой железной лапе. Мужчина, или женщина, с великим дискомфортом лежали бы распростертыми на спине черепахи, прикованные крепко за кисти и лодыжки. Он наклонился. Да, внизу была топка. В