глава третья
ПУТЕШЕСТВИЕ ЛЕВЫ
В сентябре бывают такие мягкие дождливые дни. Вроде уж осень наступила, лето кончилось, начальники выходят из отпусков, настоящего тепла и настоящей свободы больше не будет, а настроение все равно хорошее.
Мягкий дождь, мягкая прохлада, мягкое невидимое солнце из-за перисто-кучевых облаков. Все освещено этим мягким невидимым солнцем – и машины, и люди.
Лева ехал на работу, улыбаясь про себя. Сегодня он обязательно увидит Дашу. Обязательно увидит. Ну… что бы там ни было. Как бы глупо и пошло он себя ни вел. Он ее увидит. Он посмотрит ей в глаза. Может быть, он скажет ей что-то… Что-то, что ей понравится. Кстати, давно они уже не говорили как доктор с пациентом. Самое время.
Самое время…
Он зашел в приемную и как-то сразу, нос к носу, столкнулся со своим непосредственным начальником, когда-то однокашником, а ныне деловым человеком, доктором психологических наук профессором Сергеем Петровичем Куницыным, 49 лет, женатым, русским.
– Здорово, Лева! – хмуро сказал Куницын. – Твоя протеже? – и он протянул Леве листок бумаги, заполненный детским почерком.
Почерк Лева сразу отчего-то узнал, хотя записок Даша ему никогда никаких не писала, и настроение резко испортилось. Это было ее заявление об уходе.
– Моя протеже, – также мрачно ответил Лева, в тон Куницыну. – А что?
– А ничего. Ты мне говорил, что человек надежный и все такое? Давай теперь будем нести ответственность за сказанное. Или как?
– Серег, не надо на меня наезжать, ладно? – сказал Лева. – Я тоже ничего не знал, честное слово.
– Да? – проницательно взглянул на него Куницын. – А мне казалось, ты что-то должен знать.
Лева молча развел руками.
– Ну а мне-то что делать? – истерически заорал Кунипын. – У вас лирика, а у меня американцы всю неделю, у меня переговоры начались, важные, бумажные. Звони ей давай! Уговаривай!
– Но она две недели должна еще работать. По КЗОТу, – слабо возразил Лева.
– Сказала, бюллетень принесет. А, ладно, попрошу пока Елену Петровну в приемной посидеть. Иди на фиг, все равно от тебя толку…
Куницын отвернулся, махнув рукой, и погрузился в тяжелые размышления.
По коридору уже шла озабоченная кадровичка, Елена Петровна, отбывать тяжелую секретарскую повинность в форс-мажорных обстоятельствах.
Увидев Леву, она нахмурилась:
– Лев Симонович, ну так же не поступают. Там что-то случилось? Вы не в курсе?
– Совершенно не в курсе. Извините, – сказал Лева и пошел на улицу курить.
Навалилось, причем сразу. Никакого мягкого солнца не было и в помине. Дождь был занудлив, как старый дяденька, безнадежно влюбившийся в молодую свежую девушку. От перисто-кучевых облаков веяло тупой скукой.
Лева даже сигарету доставать не стал, сразу пошел звонить.
(Автор, кстати, так бы ни за что не поступил. Он бы постоял, покурил, расстроился еще больше и звонить бы сразу не стал. А Лева стал звонить сразу…)
Пока он шел по коридору, в голове стучали два слова: неужели все? Неужели все? Неужели все?
И еще стучала мысль о том, что это как-то связано с Петькой и со Стокманом.
Он медленно раскрыл записную книжку и медленно набрал ее домашний номер.
– Да! – сказала Даша. – Говорите.
Лева вдруг почувствовал легкую тошноту от страха и необузданное желание немедленно бросить трубку.
Но трубку бросать было нельзя. Хотя бы ради Петьки.
– Даш, это я… – с трудом произнес он. – Давайте поговорим. По крайней мере, не бросайте трубку. Второй раз набрать ваш номер мне будет значительно тяжелее.
– Ладно, – почти весело сказала она. – Я и не собиралась.
Наступила пауза. Лева лихорадочно соображал, с чего начать – с личного или с общественного? Решил с общественного.
– Начальник наш в шоке, – сказал он, пытаясь в тон Даше быть почти веселым. – Почему так сразу, вдруг? Спрашивает меня, а я же не знаю что говорить…
– А вы ничего говорите, – спокойно отпарировала Даша. – Иногда лучше жевать, чем говорить. Я понимаю, что доставила неудобства Сергею Петровичу, вам тоже доставила, мне стыдно и все такое, но есть обстоятельства, которые могут быть важнее работы, вы же понимаете.
– Понимаю. А какие? Если не секрет?
– А вот это вам знать необязательно. Я и так вам слишком много всего говорила. Зря. В отношениях даже близких людей важна дистанция. Понимаете?
– Даш, неужели я вас больше никогда не увижу? – взмолился Лева. Вернее, даже сорвался.
– Почему же, мы обязательно встретимся… Но только один раз, и не сразу. Через пару недель или через месяц. Мне нужно будет у вас кое-что спросить. Могу заплатить за консультацию. Вы сколько берете? Пятьсот рублей? Меня это вполне устраивает…
– А вот это уже подло, Даш, – сказал Лева серьезно. – Просто совсем…
И замолчал. Она тоже молчала, а потом тоже вдруг задышала в трубке – тяжело и неровно.
– Извините, Лев Симонович. Не сердитесь. Но, пожалуйста, не звоните мне больше. Я сама вам позвоню, правда. Обещаете?
Он только успел ответить «да», как она бросила трубку.
Он все-таки вышел покурить, тяжелыми шагами, плохо разбирая лица и предметы, выкурил сразу две, потом вернулся в комнату, вдохнул в грудь побольше воздуха и набрал номер Калинкина.
– Алло! – сказал он, услышав голос Калинкина. – Серега, ты?
– Я! – ответил Стокман, кашляя в трубку. – Говори, только я не могу очень долго. Что-то горло прихватило.
– Сереж… – сказал Лева, стараясь нейтрально произносить каждое слово. – Ты в последнее время говорил с Дашей? Лично или по телефону? Или что-то ей передавал через кого-то?
– Постой-постой, а почему ты спрашиваешь? Что-то случилось?
– Ответь на вопрос, пожалуйста.
– Она сама мне позвонила. Совершенно неожиданно. Разговор такой был дурацкий. Пересказывать не буду. Вопервых, из-за горла. Во-вторых, дурацкие разговоры очень трудно запоминать.
– Ну хорошо. Я могу тебя навестить?
– Да приезжай ради бога, а что случилось-то?
– Да ничего. Тебе привезти что-то: лекарства, еду? Спиртное, может быть?
– Если хочешь выпить, привози. Я бросил, – сказал хмуро Стокман и торопливо повесил трубку.
Лева медленно напивался, глядя на Стокмана с закутанным горлом.
– Ну чего ты от меня хочешь, а? – натурально хрипел Стокман. – Садист, блядь, гестапо… Ну я тебе все уже рассказал! Мудолог ты, а не психолог!
– Сереж, понимаешь, это очень важно. Давай так: я буду спрашивать, а ты только отвечай, да или нет. Просто можешь головой мотать. Или пальцы показывать. Большой – «да». Средний – «нет». Ну чего ты ржешь? Тебе ж говорить нельзя… У тебя горло, ты болен, все понятно. Но я тоже жить хочу.
– А это тут при чем? – удивился Стокман.
– Да как тебе объяснить… – задумался Лева, опрокидывая очередную рюмку.
– Слушай, я тебя умоляю, уволь меня от твоих этих пошлостей, – возмутился Калинкин. – Разбирайся с ней сам.
– Я разберусь, – четко и ясно сказал Лева. – Я обязательно разберусь. Только ответь, пожалуйста, на мои вопросы. Можешь ответы хоть на бумажке писать, мне все равно…
Стокман вздохнул, и допрос начался.
