напрягайся, я не обижусь, ты же мне не обязан ничем. Если тебе тяжело – так и хрен с ними, с этими деньгами.
– А что, у меня лицо какое-то странное было?
– Да уж, – Егор вздохнул. Оно как бы… замерцало, что ли. Как будто через матовое стекло смотришь.
– Ни хрена себе! Ладно, буду иметь ввиду. Егор поколебался и спросил:
– Так что, не получилось у тебя?
– Не знаю еще. Команду я отдал, оно ее обрабатывает.
– Оно – это то самое, которое…
– То самое, которое.
– Тебе кажется, что это не ты? Что это что-то другое в тебе?
– Не знаю я точно. Я вообще ничего не знаю теперь.
Я открыл очередную бутылку, налил себе пива и отхлебнул. Я уже заметно опьянел, но время трезветь еще не пришло. Я отхлебнул еще.
Минут пять-семь мы сосредоточенно пялились в телевизор, а потом внутри моего мозга появилась длинная последовательность букв и цифр. Я вопросил, что это такое, и получил ответ. Не все из этого ответа я понял, но того, что понял, было достаточно. Я сказал Егору:
– Принимай номер счета.
– Чего? – переспросил он, явно не поняв, в чем дело. Он, кажется, ожидал увидеть, как перед нами материализуется чемодан с наличными.
– Телесвязь включай в режиме защищенного соединения.
Егор включил телесвязь, мы установили защищенное соединение, и я передал данные во внешнюю память Егора. Он спросил:
– Это что?
– Номер счета. Счет рублевый, количество денег на счету не ограничено. Класть деньги на него нельзя, получать информацию – тоже. Снимать можно без ограничений. Пин-кода нет, счет на предъявителя.
– И в каком банке такая услуга появилась?
– Не знаю. Честно говоря, и знать не хочу. Думаю, такого банка не существует и счета тоже не существует. Но деньги снимать можно.
– Как?
– Что как?
– Деньги как снимать?
– Обычным образом, как с любого нормального счета, только пин-код не вводишь.
– Это все оно тебе сказало?
– Какое оно?
– Ну это, которое… ну которое не ты.
– Ну да, оно. Только не сказало, а… да неважно это.
Егор надолго замолчал. Я подумал, что он мне не поверил, что он думает, будто я над ним издеваюсь. Прошло несколько минут, может, две, а может, и все пять. Мы молча сидели и тупо смотрели в телевизор, который переключился на финансовый канал, я и не заметил когда. Егор курил, я пил пиво, телевизор сообразил, что показывает что-то не то, и переключился на эротику. Я удивился, и телевизор переключился на мультики, сериал про Тома и Джерри, говорят, его показывают уже почти сто лет, и люди все еще его смотрят.
На кухне раздалось позвякивание, Егор поднялся, и через минуту вернулся с охапкой «Гиннеса». Он выглядел удивленным, даже чуточку прибалдевшим. Он сказал:
– Сработало, однако.
Мы выпили за то, чтобы чудеса происходили почаще (я уточнил: хорошие чудеса), потом мы выпили за то, чтобы плохие чудеса происходили пореже, потом Егор предложил выпить за наше с Маринкой семейное счастье, а я послал его куда подальше, и дальше мы пили без тостов. Егор заказал натуральные креветки по штуке за килограмм, я сварил их в микроволновке, они оказались ничуть не лучше трансгенных, но все равно, когда кушаешь натуральные продукты, чувствуешь себя крутым, я поделился этой мыслью с Егором, он сказал, что это все пальцы веером, и вообще, по его мнению, «Гиннес» – отстой, а я с ним не согласился, потом мы стали заказывать разные дорогие пива по две бутылки каждого, а потом я почти ничего не помню. Последнее, что я помню – это как Егор сказал мне:
– Игорь, если тебе нужен апостол, я к твоим услугам.
Меня это рассмешило, Егор тоже посмеялся. Я подумал, не убрать ли опьянение, а потом подумал «какого хрена?» и ужрался окончательно.
Глава шестая, в которой почти ничего не происходит
Ночью мне приснились дети-мутанты. Пасмурное небо, холодное серое море, пронизывающий ветер, но мне почему-то совсем не холодно. Холодный серый пляж, не песчаный и не из гальки, а словно из обломков серого кирпича. Или гранита, с такого расстояния не разберешь. Дети-мутанты, их немного, не больше двадцати, я не различаю подробностей, я просто знаю, что это дети-мутанты. Они стоят неровной шеренгой и неподвижно смотрят в море. Они чего-то ждут. Я смотрю на них со стороны моря, но я не в воде, а над водой. Невысоко, всего в одном-двух метрах, впрочем, я не смотрю вниз, и поэтому не могу точно оценить высоту. Вдали невысокие серые горы. Нигде ни травинки. Ничего не происходит.
* * *
Суббота. Утро. Я дома, в родной постели. Мне хреново. Я обращаюсь мысленным взором внутрь себя, на секунду меня передергивает, я словно вздрагиваю внутри, и вот уже не осталось никаких следов похмелья. Я бодр и весел.
Я иду на кухню и вижу мрачного Егора. Я протягиваю к нему руки и говорю «рэкс-пэкс-пэкс». Егор вздрагивает, кофейная чашка выпадает из его пальцев, он подпрыгивает, не удерживает равновесия и грузно шлепается на пол. Я хохочу. Егор ругается, встает, и некоторое время стоит неподвижно. Я беру тряпку и вытираю кофейную лужу. Егор говорит:
– Ты и это тоже можешь?
– Я все могу, – говорю я. Мне хорошо.
* * *
В субботу у Маринки выходной. Как только я выпроводил Егора, порывавшегося растянуть попойку на второй день, я позвонил ей. Мы мило поговорили. Она сказала, что у ее мамы все в порядке, насколько у нее вообще что-то может быть в порядке. Ее перевезли, только не в кремлевку, а в центральный госпиталь ФСБ, что даже лучше. Ее постоянно осматривают врачи, которые не говорят ничего конкретного, но похоже, что у нее действительно все хорошо, и через несколько месяцев она будет совершенно здорова. Но вряд ли ее выпишут раньше чем через полгода, потому что врачи хотят досконально разобраться, почему и как она выздоровела, и это будет очень круто, может быть даже коровье бешенство научаться лечить, и все это благодаря Маринкиной маме.
У самой Маринки тоже все хорошо. Кто-то из братьев посмотрел те новости, и теперь вся семья выражает ей радость по поводу чудесного исцеления. Карабас-Барабас даже сказал Маринке, что она вовсе не обязана работать в борделе, и что если она не хочет, то пусть так и скажет Борману, и Борман ей ничего не плохого не сделает, семья будет платить ей пенсию, а она будет спокойно учиться, получать образование и вообще у нее будет замечательная жизнь.
Я поинтересовался, что Маринка сама думает по этому поводу, она сказала, что ничего еще не
