списывали, когда нечем тягать было. Под уклон мину, катнули — и привет. Акт, фото в трех ракурсах, совместное застолье — и нет единицы, отъездилась.
— А если все же предположить, что случайно напоролись? — Иванов, как всегда, до конца боролся за чистоту версии — Нельзя же исключать вариант, что это роковая случайность, верно? Ехали парни, ехали, и...
— И за каким же хером они сюда заехали, эти е...нутые парни?! — Глебыч посмотрел на полковника, как на полного идиота. — И на хера «духам» «тээмку» в трех метрах от дороги ставить, в кустах, где сроду ни одно колесо не ступало? В этих кустах «монку» или «лягуху» присобачить — и то на дурика.
— Значит — нет?
— Нет, Петрович. Танковую мину, которой положено по уставу лежать на танкоопасном направлении, «духи» вот уже лет десять ставят на дорогу — это аксиома. На худой конец, если с запасом порядок, — на обочину рядом, для страховки или если на дороге лужа, выбоина, которую будут объезжать.
— Отвечаешь?
— Да чтоб я сдох!
Иванов почесал затылок. Все сходилось к одному, но возникали два вопроса.
С того подрыва было двое «двухсотых». Умар сказал Косте, что остановили их как минимум семь человек, машина была одна, «ЗИЛ-131». Вопрос № 1: если машина на месте и это действительно та самая «группа надругательства»... то куда делись остальные?
Вопрос № 2: как сказал бы Костя Воронцов — а что там насчет мотивации? Каким вообще боком относятся эти тыловики к расстрелянной свите генерала, по сути, чужого им человека? За кого, спрашивается, мстили?
— Ладно, разберемся. У нас «мосты» в местной комендатуре есть?
— Надо на хари глянуть. — Глебыч озабоченно поскреб небритый подбородок. — Может, кого узнаем. Не знаю, какой у них там график замены, но ежели не поменялись, я с их зампотылом хорошо сидел. Месяц назад один вопрос разруливали...
— Ну и славно, — заключил Иванов. — Поехали обратно, заскочим по пути в комендатуру..
Приятель Глебыча оказался на месте. Был он жирен и нетрезв, назвался Федором и с ходу пригласил всю компанию отведать водочки по случаю траура. Однако все не пошли: популярный Вася прямо у КПП напоролся на очередного приятеля. Они обхлопались, обменялись мнениями и пошли смотреть «реальный спортзал», сработанный в котельной энтузиазмом командира взвода и умелыми руками бойцов. С Васей ушел лейтенант Серега. Спортивно озабоченный Петрушин тоже хотел к ним присоединиться, но ему вежливо намекнули:
— А вас, Петрушин, мы просим остаться... — нехорошо, дескать, пригласили всех, а пойдут лишь двое. Неуважение. А надо наладить контакт — тут может некая инфо обломиться...
Вообще надо признать, что застолье не удалось с самого начала.
Во-первых, накануне какой-то военный негодяй обронил в столовой гранату, и теперь там делали ремонт. Поэтому жирный Федор повел гостей к себе.
В «апартаментах» Федора — комнатухе три на четыре, был жуткий гадюшник. Две двухъярусные кровати с прожженными матрацами, повсюду валяются вещи и разнообразные коробки с провиантом, посреди — импровизированный стол из двух табуретов, заставленный объедками и пустыми бутылками, пол не мыли, видимо, с первой чеченской. Окно наглухо задраено светомаскировкой, проветривали, судя по всему, тогда же, когда мыли пол, и такой запах стоял... Как бы это поинтеллигентнее? В общем, смердело там, как в вольере для служебных собак, в котором накануне крепко напугали пожилого гиббона.
Во-вторых, Петрушин невзлюбил жирного тыловика с первого взгляда, чего в принципе и следовало ожидать.
Федор смахнул объедки в какую-то коробку, стремительно сервировал «стол» и принялся разливать водку по кружкам.
— Ты поменьше лей, нам еще на базу возвращаться, — буркнул Петрушин, хмуро озирая помещение. Никак не мог взять в толк, почему офицеры комендатуры, в отличие от своих окопных братьев живущие чуть ли не в цивилизованных условиях, так скверно к себе относятся.
— А вы все за рулем? — иронически хмыкнул жирный Федор.
— А мы все наблюдаем по ходу движения. — Петрушин неприязненно скривился. — И хотим еще немного пожить.
— Понятно... Спецназ у нас никогда пить не умел, — опять хмыкнул Федор, верно определив профориентацию нелюбезного гостя. — И знаете почему? Хи-хи... У них руки под кружку не заточены. Держать неудобно! Гы-гы-гы...
Согласитесь, шутка совсем плоская и в данный момент неуместная. Этакий дубовый тыловой юмор.
Петрушин хрустнул костяшками пальцев и открыл было рот — но наткнулся на просительный взгляд Иванова и остался в статичном положении. Во взоре его явственно читалось желание дать волю рукам. А местами и ногам.
— Наверно, это очень ценная инфо, — стиснув зубы, пробормотал Петрушин, избегая смотреть на Федора.
— Ну, светлая память нашим товарищам... — Федор встал, манерно оттопырил палец и высоко поднял свой сосуд, — ... павшим... эмм... кхе-кхе... павшим на поле брани смертью героев.
Гости тоже встали и молча выпили. Петрушин сморщился так, словно ему в трусы сунули облитого жидким азотом ежа. То ли водка — дрянь, то ли не понравилось, что раньше «третьего» поминать стали, то ли вообще сомневается насчет геройской смерти на поле брани.
— Присаживайтесь, закусывайте. — Федор уронил зад на кровать и с ходу схватил самый толстый кусок баночной ветчины. — Не стесняйтесь, у нас этого добра — хоть жопой ешь.
— Тот-то гляжу, ваши бойцы такие худющие — натуральные дистрофаны, — с готовностью поддержал разговор Петрушин. — А у самого, гляди, — вот-вот харя...
— А мы ж не просто так заскочили! — поспешил вступить Глебыч, украдкой наступая на кроссовку коллеги — уймись, мы тут по делу! — Надо кое-какие вопросы решить...
— Какие вопросы? — Чистый лоб Федора посетило некое подобие озабоченной морщинки. — Знаешь, у нас сейчас трудный период, проблемы с доставкой...
— Да не, ничего не надо! — успокоил Глебыч. — Просто разузнать кое-что хотели. Информацией разжиться.
— А, это! — Федор облегченно вздохнул. — Ну, это — всегда пожалуйста...
В последующие двадцать минут выяснилось, что тыловик поступает, как все его собратья по профилю: обещает легко, а выполнять не торопится. На все деликатные вопросы следовали такие же деликатные ответы, а суть дела оставалась невыясненной. Получается, зря заехали, всего пользы-то — пожрали как следует на халяву да водки выпили. Гибкий Иванов решил изменить тактику и прямо спросил:
— У них «завязки» с местными были? Какие-нибудь дела совместно крутили?
На прямой вопрос пьяный Федор отреагировал неадекватно: отвечать не пожелал вообще, а развлек гостей припадком словоблудия.
— Вот ведь как бывает, братья мои! Жили ребята, не тужили, девушек любили, дарили цветы... Смеялись, мечтали о будущем, радовались жизни, и вдруг... Судьба!
Федор развел руки и похлопал по верхним койкам:
— Вот здесь они спали, здесь. Отдыхали после трудов праведных. Вот здесь они сидели вечерами, выпивали помаленьку, как мы с вами сейчас! Думали, дышали, строили планы на будущее...
Федор вдруг порывисто покинул свое место и принялся мерить шагами пятачок возле двери.
— Вот здесь они ходили. Как я сейчас. Разговаривали, делились впечатлениями...
«Боевая психическая травма, — вспомнил Костину теорию Иванов. — Пожалуй, в этом что-то есть...»
Блуждающий взгляд Федора наткнулся на ржавую пудовую гирю, пылившуюся в углу.
