слежке. Словом, не волнуйтесь, все будет, как я вам говорю!
Грейс долго смотрит на меня с вызывающей уверенностью. Я тоже смотрю ей в глаза, но просто, спокойно.
Наконец женщина переводит взгляд на столик, гасит сигарету в недопитом кофе и, оставив мокрый окурок на блюдце, произносит с какой-то усталостью:
— Мне кажется, вы мне не доверяете.
— Вас это удивляет?
— Честно говоря, да, — отвечает Грейс тем же усталым тоном и снова смотрит мне в глаза.
— Выходит, до этого вы меня считали чересчур доверчивым?
— Я считала вас более умным. Неужели вы до сих пор не в состоянии понять, что то, что я вам предлагаю, хорошо это или плохо, для вас единственно возможный выход?
— Не впадайте в патетику, — тихо говорю я, потому что секретарша, увлекшись, повысила тон.
И, помолчав немного, добавляю:
— В сущности, я вам верю.
— Наконец-то!
— Единственное, что меня смущает… нельзя ли план немного изменить…
— А именно?
— Выполнить только первую его половину.
— Я вас не понимаю, — говорит Грейс, хотя я по глазам вижу, она отлично все понимает.
— Я хочу сказать, не лучше ли будет для нас обоих, если я выполню ту часть задачи, что вы возлагаете на меня, а вы воздержитесь от выполнения своей. Грейс будет по-прежнему оставаться у Сеймура секретаршей, Майкл станет его помощником, и это позволит Грейс и Майклу безмятежно прожить на этом свете долгие годы и даже народить кучу детей.
Женщина пронзает меня негодующим взглядом и пожимает плечами:
— Это уж наше дело. Вы человек взрослый, сами в состоянии сделать выбор.
— Но, должен признаться, это не так просто…
Я замолкаю, как будто и в самом деле поглощен этим сложным занятием. Грейс порывается встать, но я доверительно кладу руку на кисть ее руки и продолжаю:
— Меня вот что заботит. Склонен ли Сеймур выполнить те обещания, которые он мне тогда щедро надавал? Вы, конечно, знаете, о каких обещаниях идет речь, надеюсь, это не ускользнуло от вашего острого слуха.
— Только это? Можете не волноваться, — холодно отвечает секретарша. — Уильям еще не утратил привычки держать слово, хотя нынче это не модно.
— Тогда все в порядке… По крайней мере что касается деловой стороны…
— А разве для вас существует и какая-то другая сторона?
— Скажите, Грейс, если мы оба останемся у Сеймура, вы не перестанете меня любить?
— Разумеется, — ледяным тоном успокаивает меня женщина. — Я буду любить вас в той же мере, в какой вы меня.
Мы молча смотрим друг на друга. В этом споре Грейс проявляет бОльшую выдержку — она снова заговорила, а ее зеленый взгляд не отрывается от меня.
— Напрасно вы меня испытываете, Майкл. Я в самом деле ненавижу этого человека.
Секретарша резко поднимается с кресла, но идет не к двери, а к окну и становится ко мне спиной, разглядывая унылый пейзаж пригорода. Лишь только сейчас я замечаю, что пастельно-синий костюм отлично сидит на ее стройной фигуре и очень гармонирует с ее высоко взбитыми черными волосами.
— Вы сегодня великолепны, как никогда, — произношу я и тоже подхожу к окну.
Она медленно оборачивается, словно не в силах оторваться от задымленного пейзажа и унылых мыслей.
— Мне пора… Сеймуру может понадобиться машина.
— Нет, вы в самом деле великолепны, и вам от меня не уйти.
— Впрочем, Сеймур может еще полчасика подождать, — говорит Грейс, глядя на свои часы…
Поправляя прическу перед убогим зеркалом в алюминиевой рамке, женщина говорит безразличным тоном:
— Пожалуй, это эпилог нашего романа, не правда ли?
— Что это вы вдруг?
— У меня такое чувство, что из двух решений вы выбрали третье…
— Самоубийство?
— Именно.
— Чтобы быть искренним до конца, скажу, что пока ничего не выбрал, — признаюсь я, помогая ей надеть светло-синий жакет.
— Нет, выбрали, об этом говорит ваше спокойствие.
Грейс достает из сумочки какую-то визитную карточку и подает ее мне.
— Сохраните это. На печатный текст не обращайте внимания. Вам может пригодиться только написанный от руки номер телефона. Если мои подозрения верны и если вы действительно окажетесь в безвыходном положении, позвоните по этому номеру. Назовите только свое имя и явитесь по адресу, который вам дадут, да смотрите не тяните за собою «хвост»… Итак…
Она подает руку на прощанье, и я чувствую, как ее длинные тонкие пальцы охватывают мою руку, словно через них женщина упорно пытается влить в меня свое властное внушение, тогда как голос совершенно безучастно говорит:
— С богом, Майкл.
И я остаюсь один в своей мансарде, где еще долго будет витать легкий запах ее дорогих духов.
Скоро вечер.
Выходя из кафе, я свертываю номер «Таймс», засовываю его в карман и направляюсь к Вестерброгаде. Газету я покупал в тайной надежде, что она не понадобится. Если все же придется ею воспользоваться, то это спасет человека в клетчатой кепке, но будет означать, что при выполнении задачи, на которой мне пришлось сосредоточить все свои усилия, я потерпел провал.
За мной и сегодня следят с близкого расстояния. Следят попеременно четыре лица и три машины; к «форду» и «опель-капитану» присоединился еще «ситроен», тоже черный. Настоящее расточительство, если принять во внимание незначительность моей персоны и то, что я только тем и занимаюсь, что кисну по заведениям и болтаюсь по городским улицам.
Однако болтаться мне больше некогда. До семи часов остается ровным счетом восемьдесят минут, и за эти считанные минуты я во что бы то ни стало должен избавиться от своих преследователей, дабы не сорвать встречу перед «Тиволи» и успеть смешаться с толпой, больше не имея при себе ничего такого, что могло бы бросить на меня тень.
Чтобы избавиться от этих нахалов, тянущихся за мною по пятам, можно прибегнуть к десятку различных способов, начиная с бегства через кухню бара «Амбасадор» и кончая аналогичной операцией через склад универсального магазина «Даэлс». Все возможные варианты были на всякий случай выношены во время моих беззаботных скитаний по городу, но по разным причинам от них пришлось отказаться, чтобы отдать предпочтение более надежному маневру, детально продуманному в последние три дня.
Мой вид скучающего зеваки, ленивая походка и полное мое пренебрежение к соглядатаям не усыпили их бдительности, но все же в какой-то степени притупили ее. Такова уж природа человека — долго противиться инерции ему не удается. И вот, переминаясь с ноги на ногу возле витрин на Вестерброгаде, я с удовлетворением устанавливаю, что субъект, находящийся ко мне ближе всех, уверенный, что мне никуда не деться, часть своего внимания также уделяет магазинам и прохожим женского пола.
Среди множества еще не освещенных в это время неоновых реклам, установленных на фасадах, едва виднеется небольшая вертикальная вывеска: «ОТЕЛЬ „НОРЛАНД“.
Поравнявшись с нею, я круто сворачиваю в пассаж и быстро шагаю в самый его конец, где виднеется парадная дверь отеля. Того, что я вдруг выпал из поля зрения, полагаю, будет вполне
