Пропавшая буква

Соб­ст­вен­но го­во­ря, это был не дво­рец, а про­стой од­но­этаж­ный дом, сло­жен­ный из са­мо­го обык­ но­вен­но­го кир­пи­ча. Но он был та­ким чис­тым сна­ру­жи и внут­ри, что его дей­ст­ви­тель­но хо­те­лось на­звать двор­цом. Во двор­це был об­раз­цо­вый по­ря­док: лю­бая вещь, да­же са­мая ма­лень­кая, все­гда на­хо­ди­лась на од­ном и том же мес­те. И не бы­ло слу­чая, что­бы кто-ни­будь на­ру­шил это пра­ вило.

Дворец Усердия стоял на улице Ра­зу­ма, и его две­ри бы­ли все­гда для всех от­крыты.

И только Кривпоч старался даже близ­ко не под­хо­дить к это­му дворцу.

Когда кто-нибудь спрашивал его, по­че­му он не хо­дит по ули­це Ра­зу­ма, он от­ве­чал не­ брежно:

– А что, собственно говоря, мне там де­лать?

Так отвечал Кривпоч, чтобы все ду­ма­ли: ка­кая са­мо­стоя­тель­ная лич­ность! На са­мом же де­ ле Крив­поч про­сто бо­ял­ся. Да, да, бо­ял­ся! Не­сколь­ко лет на­зад он вме­сте с бу­к­ва­ми из сво­ей ком­па­нии за­ду­мал про­гу­лять­ся по ули­це Ра­зу­ма, зай­ти во Дво­рец Усер­дия и по­сме­ять­ся над его хо­зяй­кой. Но сме­ять­ся ему не при­шлось.

Едва Кривпоч ступил на улицу Разу­ма, как его спут­ни­ки по­че­му-то за­мол­ча­ли. Да­же Ах и Ох пе­ре­ста­ли вос­тор­гать­ся его зна­ме­ни­той пе­сен­кой. И, ес­ли го­во­рить че­ст­но, сам Крив­поч пел без осо­бо­го во­оду­шев­ле­ния. Все это бы­ло так стран­но! Но Крив­поч не при­дал зна­че­ния по­доб­ным ме­ло­чам и пре­спо­кой­но во­шел во дво­рец. И вот тут-то…

Впрочем, никто до сих пор не зна­ет, что про­изош­ло по­том. Из­вест­но толь­ко, что из Двор­ца Усер­дия Крив­поч вер­нул­ся один. Ах и Ох в тот са­мый мо­мент, ко­гда все вхо­ди­ли во дво­рец, вдруг ис­пу­га­лись и убе­жа­ли до­мой. Что ста­ло с ос­таль­ны­ми бу­к­ва­ми – не­из­вест­но. Го­во­рят, они ис­ пра­ви­лись, ста­ли пря­мы­ми и кра­си­вы­ми, а не­ко­то­рые на­столь­ко вы­рос­ли, что пре­вра­ти­лись в за­главные.

Кривпоч даже заболел с горя. Несколь­ко дней он не по­ка­зы­вал­ся на ули­це Раз­гиль­дя­ев и не пел свою лю­би­мую пе­сен­ку. Он так из­ме­нил­ся, что од­на­ж­ды со­брал во­семь букв: од­ну О, од­ну Б, две Е, од­ну Щ, од­ну А, од­ну Н, од­ну И и со­ста­вил из них ОБЕЩАНИЕ. Он стал да­вать ОБЕЩАНИЕ всем, ко­му толь­ко мог. Он да­вал ОБЕЩАНИЕ, что вы­сти­ра­ет свой кос­тюм, но не сти­рал его, и ОБЕЩАНИЕ воз­вра­ща­лось к не­му на­зад; го­во­рил, что по­чи­нит мос­то­вую на ули­це Раз­гиль­дя­ев, но не де­лал это­го, и опять ОБЕЩАНИЕ воз­вра­ща­лось на­зад. Крив­поч клял­ся, что нач­нет ра­бо­тать, сно­ва да­вал ОБЕЩАНИЕ, и сно­ва ОБЕЩАНИЕ воз­вра­ща­лось. Ко­ро­че го­во­ря, он так из­му­чил все во­семь букв, что они за­бо­ле­ли – у них на­ча­лось го­ло­во­кру­же­ние и поя­ви­лась сла­бость в но­гах. Кон­чи­лось тем, что они по­па­ли в боль­ни­цу к док­то­ру По­пра­воч­ки­ну. А Крив­поч сра­зу же за­был о них. Тем бо­лее что прин­цес­са Лень бу­к­валь­но не от­хо­ди­ла от не­го ни на шаг. Ка­ж­дый раз, ко­гда Крив­поч да­вал свое ОБЕЩАНИЕ, прин­цес­са очень вол­но­ва­лась. Счи­тая, что это при­ступ тя­же­лой бо­лез­ни, она на­ чи­на­ла са­мо­от­вер­жен­но уха­жи­вать за Крив­по­чем. И на­ко­нец, Крив­поч вы­здо­ро­вел. В один пре­крас­ный день он вы­шел на ули­цу и запел:

Зачем читать?
Зачем писать?
Все это – дребедень!
Один учитель у меня —
Моя принцесса Лень!

И всем стало ясно, что Кривпоч здо­ров, как пре­жде.

Вот с тех-то самых пор он стал об­хо­дить ули­цу Ра­зума.

…А жила во Дворце Усердия одна де­воч­ка. Зва­ли ее про­сто – Лю­ба, а еще на­зы­ва­ли ее хо­ зяй­кой двор­ца. Ка­ж­дый, кто ви­дел Лю­бу пер­вый раз, очень удив­лял­ся: она бы­ла не­обык­но­вен­но по­хо­жа на прин­цес­су Лень. У нее бы­ли та­кие же гла­за, та­кой же нос и та­кой же рот.

Но в глазах принцессы жила только сон­ли­вость, нос прин­цес­сы толь­ко вы­со­ко­мер­но мор­ щил­ся, а рот прин­цес­сы толь­ко ка­приз­но кри­вился.

А глаза Любы были всегда веселы, ее нос ни­ко­гда не за­ди­рал­ся квер­ху, а был под­виж­ным и лю­бо­пыт­ным, и рот Лю­бы все­гда улы­бал­ся. По­это­му всем, кто на­хо­дил­ся ря­дом с ней, бы­ло лег­ко и ве­село.

Ходили слухи, что Люба и принцес­са Лень – се­ст­ры, но Лю­ба ни­ко­гда не го­во­ри­ла об этом и ни­ко­му не раз­ре­ша­ла на­зы­вать се­бя прин­цес­сой. Толь­ко По­черк счи­тал ее сво­ей по­ве­ли­тель­ ницей.

Это вместе с ним Люба строила Бу­к­во­град. Она са­ма на­ри­со­ва­ла на зем­ле ог­ром­ную бу­к­ ву Б. При­чем она очень ста­ра­лась, и по­это­му ули­цы Бу­к­во­гра­да по­лу­чи­лись ров­ны­ми и кра­си­ вы­ми. Но по­ка Лю­ба за­ни­ма­лась этим важ­ным де­лом, Крив­поч по ука­за­нию прин­цес­сы Ле­ни при­ри­со­вал к бу­к­ве хво­стик, кри­вой и то­нень­кий. Ко­гда Лю­ба и По­черк за­кон­чи­ли строи­тель­ ст­во го­ро­да, они уви­де­ли этот хво­стик. Но бы­ло уже позд­но: хво­стик пре­вра­тил­ся в ули­цу Раз­ гиль­дя­ев, и все лен­тяи и не­ря­хи ста­ли жить на этой ули­це. А Кляк­сы за­ня­ли це­лый ту­пик. Из это­ го хво­сти­ка по все­му го­ро­ду раз­но­си­лась грязь. Осо­бен­но мно­го гря­зи тас­ка­ли Кляк­сы. При­ шлось дать ука­за­ние Вос­кли­ца­тель­ным Зна­кам: не пус­кать их на дру­гие ули­цы го­рода.

Люба вставала очень рано и целый день что-ни­будь де­ла­ла. Она про­сто не мог­ла си­деть спо­ кой­но. Она так чис­ти­ла и уби­ра­ла свой дом, как буд­то при­бли­жал­ся боль­шой празд­ник. По­это­му ка­ж­до­му, кто при­хо­дил к ней, ка­за­лось, что в до­ме все­гда празд­ник. И у ка­ж­до­го вдруг по­яв­ля­ лось же­ла­ние сде­лать что-ни­будь хо­ро­шее. И глав­ное, это же­ла­ние не про­па­да­ло и по­сле то­го, как по­се­ти­тель по­ки­дал дво­рец. Не­ря­ха сму­щен­но пря­тал в кар­ма­ны гряз­ные ру­ки и да­вал се­бе сло­во, что от­ны­не бу­дет са­мым ак­ку­рат­ным на све­те, а лен­тяй му­чи­тель­но крас­нел от сты­да и ре­шал, что боль­ше ни­ко­гда не по­здо­ро­ва­ет­ся с прин­цес­сой Ленью.

Недаром в городе считали, что Дво­рец Усер­дия и его хо­зяй­ка об­ла­да­ют вол­шеб­ной си­лой. Ко­гда Лю­ба слы­ша­ла это, она очень оби­жа­лась. Ни­ка­кой вол­шеб­ной си­лы нет, го­во­ри­ла она. Но ей ни­кто не ве­рил. На­стоя­щие вол­шеб­ни­ки – скром­ные лю­ди, они ни­ко­гда не хва­ста­ют сво­им мо­гу­ще­ст­вом. В кон­це кон­цов ве­ра в вол­шеб­ную си­лу Лю­бы и ее двор­ца до то­го ук­ре­пи­лась, что ста­ли по­го­ва­ри­вать, буд­то не толь­ко дво­рец, но и вся ули­ца Ра­зу­ма об­ла­да­ет та­кой си­лой. Что буд­то на этой ули­це ка­кой-то осо­бен­ный воз­дух. Ведь это бы­ла един­ст­вен­ная ули­ца в Бу­к­во­гра­ де, на ко­то­рой не слу­ча­лось ни­ка­ких про­ис­ше­ст­вий. А ес­ли к то­му же вспом­нить про бо­лезнь Крив­по­ча, то мож­но бы­ло и вправ­ду по­ве­рить, что воз­дух на ули­це Ра­зу­ма вол­шебный.

Глава девятая, о том, как торопливость приводит на Скамью Несознательных

Твердый Знак сидел за рулем и не про­из­но­сил ни сло­ва. Он сдви­нул бро­ви, и они ста­ли по­ хо­жи на мох­на­тую гу­се­ни­цу, ко­то­рая ино­гда сер­ди­то ше­ве­ли­лась. Все мол­чали.

Слива – потому, что ей было стыд­но. Так ос­ра­мить­ся: за­быть, что кон­чил­ся бен­зин! Что по­ ду­ма­ет По­черк, что ска­жут бу­к­вы! А ведь она счи­та­ет­ся не­пло­хим во­ди­те­лем. Ко­гда в Ал­фа­ви­ те ор­га­ни­зо­ва­ли ав­то­кру­жок, она за­пи­са­лась в не­го са­мой пер­вой. К то­му же она луч­ше всех де­ла­ла по­во­ро­ты, да­ва­ла зад­ний ход и бы­ст­рее всех мог­ла раз­вер­нуть ма­ши­ну в са­мом уз­ком пе­ре­ул­ке. Прав­да, с тео­ри­ей де­ло об­стоя­ло на­мно­го хуже.

Есть еще такие ученики. Вызывает его учи­тель к дос­ке и спра­ши­ва­ет: “Сколь­ко бу­дет шесть плюс семь?” А уче­ник от­ве­ча­ет: “Три”. И во­все не по­то­му, что не зна­ет, про­сто в это вре­мя он смот­рит в ок­но и ви­дит, как ре­бя­та из дет­ско­го са­да ка­та­ют­ся на трех­ко­лес­ных ве­ло­си­пе­дах. И это ка­жет­ся ему та­ким ин­те­рес­ным и важ­ным, что он го­во­рит пер­вое, что при­хо­дит ему в го­ло­ ву. А ко­гда в клас­се раз­да­ет­ся смех, рас­те­рян­но спра­ши­ва­ет: “А? Что?”